Ольга Володарская - Призраки солнечного юга
— Все вы бабы одинаковые! Предательницы! — гаркнул он и, обхватив голову руками, ломанулся в заросли акации.
Я проводила глазами его тучную фигуру, потом горько вздохнула (жалко же, бедняжку) и устало поплелась к крыльцу.
Спать! Как же хочется спать! Правда, не ясно почему. Вроде встала поздно, должна бы чувствовать себя бодрой, но, почему-то не чувствую, наверное, суматошный Сочи высосал из меня все соки…
Когда я очутилась в номере, первое, что сделала, так это заперлась. Вдруг этой ненормальной бабе, со смешной фамилией, взбредет в голову выкинуть с балкона еще кого-нибудь. Потом я быстренько сполоснулась, сжевала черствый пирог, запила его местным кефиром (жуткая, между прочим, гадость, хуже тут делают только майонез) и блаженно вытянулась на кровати.
Не прошло и минуты, как я уснула.
… Проснулась резко, от какого-то грохота. Неужели опять рефрижераторы? Глянула на часы. Батюшки! Уже пять утра! Не заметила, как проспала всю ночь.
Тут в дверь постучали. Вот, значит, что за грохот меня разбудил!
— Кто там? — Прокричала я, не вставая с кровати.
— Я, — донесся из-за двери голос подруги.
— Нагулялась?
— Открывай короче, задрыгла я.
Я открыла. Дрожащая синеносая Сонька быстро проскользнула в номер и упала на мою кровать.
— Опять рассвет встречали? — поинтересовалась я, укутывая страдалицу покрывалом.
— Да-д-да, — простучала в ответ Сонька. — Т-т-т-олько в этот р-р-р-раз мы еще и в горной речке иск-к-к-купались…
— Чайку поставить?
— Н-н-не надо, я уже согрелась. — Она вытерла нос тыльной стороной ладони, шмыгнула и добавила. — Почти.
— По лестнице поднималась?
— Не. Так прошла — дежурная дрыхнет… — Сонька вновь шмыгнула и, зарывшись носом в покрывало, пожаловалась. — А со мной Зорин не здоровается.
— Неужто?
— Проходит мимо и даже не взглянет.
— Обиделся.
— Но я же ему ничего не обещала! — возмутилась она.
— Все равно. Он за тобой год ухаживал… Серенады пел собственного сочинения…
— Вот это было самое страшное! От его воплей мой кот стал припадочным!
— Зорин из-за тебя в такую даль потащился, а ты не оценила…
Сонька понурилась — ей всегда было жалко мужчин, которых она отвергала.
— Сегодня же подойду к нему, извинюсь.
— Не надо, будет еще хуже.
— И что же делать?
— Наплюй, в конце концов, ты на самом деле ему ничего не обещала. — И чтобы переменить тему, я заявила. — А я вчера в Сочи ездила.
— Зачем?
— В дендрарии была, — ограничилась полуправдой я.
— Красиво там?
— Очень. Особенно природа, но и зверье ничего. Только у лебедей шеи черные…
— Это порода такая?
— Нет, просто вода в пруду такая грязная, а лебеди постоянно в нее головы опускают, вот шеи и почернели… Там вообще все птицы какие-то замурзанные, общипанные. Лебеди грязные, павлины на кур похожи…
— Кудахчут что ли?
— Нет, просто у них хвосты облезлые, как у куриц…
На этом наш разговор прервался, потому что в дверь номера постучали.
— Кто в такую рань? — удивилась я. — Опять что ли Гуля?
— Это Паша, — смутилась Сонька. — За мной пришел.
— Уже соскучился?
— Просто мы с ним договорились на гору Ахун съездить…
— В такую рань?
— Самое то, — заверила меня Сонька и пошла открывать. — Говорят в ясную погоду, а нынче утро ясное, с нее даже Турцию видно.
Я не стала ставить под сомнение ее слова, хотя, сдается мне, никакой Турции с Ахуна она не увидит, просто пожелала ей удачи и сексуальной совместимости. А когда дверь за влюбленными захлопнулась, бухнулась обратно в кровать, надеясь досмотреть прерванный сон.
Уже через пятнадцать минут мне стало ясно, что уснуть не удастся — дремы не было ни в одном глазу. Зато на лицо были все признаки недомогания: головная боль, головокружение и тошнота. Мигрень, дери его за ногу, даже на юге не дает о себе забыть. Покряхтывая (оказывается, у меня и кости ломит), я вылезла из кровати. Прошлепала к холодильнику, именно там хранилось лучшее средство от мигрени — портвейн. Не знаю, кому как, а мне помогает только он, причем, исключительно белый. По этому в нашем с Колькой доме всегда найдется хотя бы пол бутылки Крымского портвейна, на всякий пожарный. Пью я его в самых экстренных случаях (хотя дай мне волю, дула бы его постоянно), так как хорошее вино купить очень сложно, а никакие таблетки мою головную боль ни снимают.
Открыв холодильник, я достала из него заветную «бомбу». Потянулась к стакану, стоящему на журнальном столике, потом плюнула на правила приличия и решила дуть портвейн из «горла». Так в обнимку с бутылкой, я выползла на балкон. И начала лечение.
* * *ЧЕЛОВЕК ворочался с боку на бок и никак не мог уснуть. Хотя часы показывали только пять тридцать утра, (какой курортник встает в такую рань?) ему никак не удавалось провалиться в блаженное небытие. Его мучило предчувствие. Оно, как заноза, сидело в сердце, не давая уснуть…А виной всему дурацкий сон, приснившийся ЧЕЛОВЕКУ сегодня. Почему дурацкий? Да потому что он не был привычным кошмаром, не был черно-белым, не был даже запутанно-бесконечным — яркий, красочный и слишком радостный, как пропагандистская комедия времен социализма. Радующая глаз фальшивка! И хотя ЧЕЛОВЕК страшно уставал от своих черно-белых нескончаемых кошмаров, он предпочел бы их, нежели радужный сегодняшний сон…К кошмарам он привык, он научился с ними бороться, а этот радостный бред, как относиться к нему …
Ему приснилась морская бухта — лазурная водная гладь, взятая в плотное кольцо дымчатых гор. У самого берега узкая полоска белого, как соль, песка, а за ней оазис — деревья, увешенный лианами, сочные травы, диковинные цветы. Над цветами кружатся тысячи гигантских бабочек: желтых, красных, голубых — они такие яркие, такие большие, что похожи на воздушных змеев… И среди этого великолепия сидит жалкий одинокий человек, сидит на песке у самой кромки воды, словно его что-то держит на этом безжизненном пятачке. Он хочет туда, где цветы и бабочки, где красоты и гармония, но не может сделать даже шага. Он боится! Только чего? Уж не того ли, что стоит ему войти в этот сказочный лес, как он исчезнет, превратившись в сумрачный пятачок на заднем дворе, где под слоем глины, мусора и гнили лежит человек, которого он убил. Человек, которого он любил… Поверженный ВРАГ, оплакиваемый ЛЮБИМЫЙ…
ЧЕЛОВЕК встал с кровати. Он не мог больше лежать. И находиться в помещении он тоже не мог. На воздух! Надо выйти на воздух! Глотнуть его, испить, утолить жажду… И сказать последнее прощай убитому ВРАГУ, ведь сегодня ЧЕЛОВЕК уезжает домой!
* * *Когда вина в бутылке стало в половину меньше, я поняла, что здорова. Голова болеть перестала, тошнота прошла, кости, правда, немного ломило, но уже не так, как полчаса назад. Настроение же поднялось настолько, что в раннем сегодняшнем пробуждении я нашла свою прелесть. Разве увидишь днем такое игривое солнышко, такое спокойно-умиротворенное море, такую влажную от росы листву и целомудренные розовые бутоны… А воздух! Какой утром удивительно чистый воздух, девственно свежий, бодрящий, еще не забитый запахами жареного мяса, кофе, выпечки.
Мне вдруг безумно захотелось пойти на пляж. Искупаться в прохладно-бодрящей водичке. Поплавать в одиночестве, не натыкаясь на чьи-то бока и ноги, нырнуть в чистейшую волну, пока ее не перебаламутили неугомонные детишки… А что? Это идея! Утреннее купание — вот что излечит меня окончательно!
Быстренько вернув бутылку в холодильник, умывшись, расчесавшись, я начала искать купальник. Естественно, его нигде не было: ни в ванной, ни в шкафу, ни на стуле, ни даже под кроватью (обычно именно там я нахожу искомое барахлишко). Уж не выбросила ли я его вчера? Вполне возможно. Я часто по ошибке выкидываю нужные вещи. Например, ножи швыряю в ведро вместе с очистками, рваные колготки вместе с новыми, коробки из-под косметики вместе с косметикой. Один раз даже золотую цепочку выбросила, вытряхнув ее из вазочки вместе с обертками от конфет…
Когда меня начала одолевать паника (купить новое бикини мне не позволят финансовые возможности, а купаться голышом моральные принципы), я вспомнила, что вчера кое-что из барахла развесила на балконе. Хочется надеяться, что купальник именно там!
Выскочив на лоджию, я бросилась к веревке для белья. Каково же было мое счастье, когда я обнаружила на ней свой драгоценный купальник. Висел, родименький, в сомом углу, завешенный Сонькиной майкой и ее же полотенцем. Трусики перекинуты через веревку, а лифчик болтается, пришпиленный за верхние бретельки. Я подскочила к нему, вцепилась в прищепку и нетерпеливо дернула. Тонкие бретельки купальника молниеносно выскользнула из зубьев, и лифчик (о, боже, боже!) красивой пестрой бабочкой полетел вниз….
Я попыталась его подхватить — подпрыгнула, повисла брюхом на поручне, свесила тело вниз и вытянула руку, но все напрасно: он улетел, но в отличие от Карлсона, даже не пообещав вернуться… Черт! Теперь придется спускаться вниз, огибать здание — ветер отнес купальник влево — лезть в заросли и искать среди них пропажу. Я уже собралась исполнить задуманное, когда мое внимание привлекло вот что: на заднем дворе, на том самом пятачке, на котором мы с Гулей устроили засаду на призрака, находился некто… Этот некто сидел на корточках и, сгорбившись, долбил землю лопатой… Долбил землю лопатой! Разве может такое быть? В полседьмого утра? Рыть яму? На заднем дворе? Зачем?
