Марлон Джеймс - Краткая история семи убийств
Аиша ушла с час назад. Я у себя в номере все еще валяюсь в постели, занимаясь созерцанием своего живота. Вся эта гребаная поездка – сплошное мудозвонство. Даже не знаю, что я здесь делаю. В смысле, знаю, но… Напоминаю себе папарацци из «Нэшнл инкуайер», чья газетенка стремится сорвать куш на скандальном интервью очередного Дэниела Эллсберга[103].
Только я, пожалуй, еще хуже: мелкий подонок, титрующий фото какого-то уебища всего с одной хитовой песней, которую он все отдрачивает в студии. Вся эта работенка – голимая липа. Все-таки, наверное, не мешало бы перестать пялиться на свой живот и сосредоточиться. Кроме того, чувствовать к себе жалость – это настолько пахнет семьдесят пятым годом… Что-то такое назревает, я это чувствую. Простыни на постели пахнут парфюмом Аиши. Я смотрю на бьющие в окно снопы солнечного света, когда неожиданно звонит телефон.
– Не отвлек от чего-нибудь или кого-нибудь? – спрашивает бойкий голос.
– Здрасте жопожалуйте. Небось все утро эту фразу сочинял?
– Ха-ха. И тебя, Пирс, тем же концом по тому же месту.
Марк Лэнсинг. Надо будет при случае узнать, как эта шахна выцепила мои координаты.
– Хороший денек, правда? Хороший же?
– Отвечу так: из моего гостиничного окна он здорово похож на все остальные.
– Придержи свое гребаное эго. Ты все еще валяешься? Хотя после такой жаркой трудяги-девки немудрено. Тебе, чел, не мешало бы смотреть на жизнь шире.
Что до меня, то я даже не знаю, то ли это оттого, что я здесь единственный из известных ему американцев, то ли он по большому заблуждению думает, что мы с ним кореша.
– Ты что такое несешь, Лэнсинг?
– Да вот думал нынче утром о тебе.
– Чем обязан такому акту благотворительности?
– Да здесь многое. Ты, конечно, чувак пафосный, но ведь я твой друг, так что считаю нужным тебе это сказать.
Хочется сказать, что он мне не друг и что я не подружился бы с ним даже из страха быть отделанным насухую в задницу Сатаной и десятью его многочленными демонами, но Лэнсинг сейчас в таком настрое, который делает его интересным. Когда ему от тебя чего-то нужно, но спесь мешает озвучить это в открытую.
– В общем, вчера вечером я находился с Певцом в одной комнате.
– Какой такой комнате? Что за бредятину ты несешь, Лэнсинг?
– Я говорил бы с гораздо большей охотой, если б ты меня не перебивал на каждом слове. Тебе мама что, не читала книжек Эмили Пост[104], когда ты рос?
– Я рос с волками, Лэнсинг, они меня и вскормили. Как Маугли.
Я чувствую в себе соблазн не сходить с этой глумливой темы и даже ее усугубить, потому что знаю: ничто его так не злит, как когда я не слушаю, что он там буровит.
– Я вот только недавно размышлял, как это делала моя мать: сама ловила и убивала четырехногое мясо. Не, серьезно, если рассуждать об Эмили Пост, то моя бывшая подр…
– Ну какого хера, Пирс. Твоя гребаная мамаша мне по барабану, да и твоя бывшая подруга вместе с нею.
– Жаль. Она была очень даже ничего. Правда, не в твоем вкусе.
Серьезно, я в таком духе могу продолжать хоть весь день. Эх, сейчас бы видеть, как багровеет его рожа.
– Пирс, ну реально – какого хера, hombre?
Hombre? Это что-то новое. Не хватало еще дать ему повод подумать, что он только что положил начало какому-то новому жаргону. «Придержи свое эго» – это нас никуда не приведет.
– Ты заикался о сегодняшнем утре. Твои мысли по какой-то причине уткнулись в меня?
– Что? А, ты об этом… Как ни странно, да. Про это утро. В общем, я там был с одним парнем из «Ньюсуик». А еще была какая-то девчонка из «Биллборд» и еще одна, кажется, из «Мелоди мейкер». Ну да. Они все пытали Певца вопросами насчет этого концерта за мир, хотя говорил в основном его менеджер. Да, это была конференция у него на дому.
Врет как срет. Не могло быть никакой пресс-конференции, чтобы я о ней заранее не знал. И почему Лэнсинг ни с того ни с сего вдруг заговорил на кокни?
– Да, все пошло как-то быстро, так что у них, возможно, просто не было времени связаться с тобой. Но ты не беспокойся, чел. Там от «Роллинг стоун» был какой-то парень; во всяком случае, он сказал, что от «Роллинг стоун», я даже подивился. А ты что, на тех ребят разве больше не работаешь?
– Тот парень из «Роллинг стоун» – как, он сказал, его звать?
– Да бог его ведает; не помню. В ту же секунду, как он сказал «Роллинг стоун», я сразу же подумал о своем добром приятеле Алексе Пирсе.
– Приятеле… Как мило с твоей стороны.
Я напряженно думаю, как бы мне по-вежливому отшить этого жопника и позвонить моему боссу убедиться, правда это или нет. От такого дерьма, как Лэнсинг, всего можно ожидать; подстава вполне в его духе. Как типичный одиночка без друзей, он не умеет объективно оценивать, какая шутка заходит слишком далеко, а какая и вовсе таковой не является. Но если он сказал правду, то это лишь опускает мой драгоценный журнал ниже плинтуса, клянусь Богом. Дерьмо. Гребаное, вонючее дерьмо. Получается, они препоручают журналистику… кому? Кому, блин? Роберту Палмеру? ДеКёртису? А меня тем временем отряжают писать о том, как Бианка Джаггер, эта гребаная фря с ногтями, точит пилкой свои когти, пока ее супруг записывает какую-то хрень в стиле регги… Нет, в самом деле, если это все, чего от меня хотят, то почему не послать туда просто-напросто гребаного фотографа, с которым, кстати, я еще только должен встретиться?.. Ну их всех на хер. Нет, правда: поголовно и повально.
– И тут я подумал: какой это, наверное, удар для моего кореша Алекса, который все никак не может совершить прорыв…
– Лэнсинг, чего ты хочешь?
– Ну, во-первых, чтобы меня называли Марком.
– А если по правде, то чего тебе надо?
– Я больше думал над тем, что нужно тебе, Пирс.
Спустя полчаса я сижу под зонтиком у бассейна отеля «Пегас». Белые мужчины в плавках здесь нажористей, а их жены загорелей – и то и другое означает «богаче», особенно учитывая, насколько эти женщины моложе своих мужчин. Я не знаю, кто они – Кингстон на самом деле не считается раем для туристов, и если люди сюда приезжают, то в основном по бизнесу. Лэнсинг был так убежден, что у него есть нечто, нужное мне, что он каким-то образом убедил и меня. И вот я сейчас внутренне лавирую между «что за хрень, Алекс» и «может, у него действительно есть что-то, нужное мне». Мне по-всякому любопытно.
Я жду возле бассейна этого отеля, посматривая на мужчину, не уделяющего никакого внимания двум своим толстожопым детям, сигающим плашмя в воду. Старший только что грянулся пузом так, что эхо от шлепка разнеслось на весь бассейн. Я смотрю, как он, прихрамывая, выбирается на бортик и у него от желания разреветься трясутся губы. Он плаксиво шмыгает носом, но тут оглядывается и видит меня. Плакать при постороннем, само собой, недостойно, но еще позорней реветь перед своим младшим братишкой. На такие повадки маленького толстяка я хочу рассмеяться, но отворачиваюсь, давая бедолаге совладать с собой. Третье декабря тысяча девятьсот семьдесят пятого года, одиннадцать утра. Ровно полчаса с того момента, как меня уволили из «Роллинг стоун». Во всяком случае, так полагаю я. Дело было так. Разговор с шефом у меня все же состоялся.
– Алло?
– Что за хренью, Пирс, ты там занимаешься?
– Привет, босс. Как оно, твое ничего? Как жена, дети?
– Ты, мне кажется, слишком уж переоцениваешь близость наших отношений, Пирс.
– Извини, босс. Чем могу служить?
– А еще ты по наивности думаешь, что я без конца готов выслушивать твою трепотню. Где от тебя, язви его, репортаж?
– В работе.
– Два абзаца насчет того, прилетел ли Мик сраный Джаггер на Ямайку с Бианкой или без? И ты все еще не соизволил мне их прислать? Что, это так уж сложно физически?
– Ищу угол сцепления, босс.
– Он, видите ли, ищет угол… А ну-ка подтверди, что я не ослышался: ты ищешь угол? Я посылал тебя туда не разговоры разговаривать на прессухах, Пирс. А составить всего-навсего хренов фотоотчет, который должен вот уже несколько дней как лежать у меня на столе.
– Босс, прошу, выслушай меня, пожалуйста. Как раз сейчас я оседлал крутую тему. Реально крутую. Просто отвал башки.
– Хватит вилять, Пирс. Возомнил о себе невесть что. Напомню: ты из Миннесоты.
– А вот это ранит, серьезно. Однако суть вот в чем. Вокруг Певца затевается какая-то серьезная возня…
– Ты вообще читаешь журнал, для которого пишешь? Об этом у нас уже было в марте. Почитай сам.
– При всем уважении, босс, тот материал – цельнолитой кусок говна. А парень, что его писал, попросту тащился сам от себя и от своей значимости. В том пасквиле нет ничего ни о Певце, ни о том, что реально здесь происходит. А у меня, между прочим, через полчаса встреча с сыном начальника ЦРУ. Да-да: я сказал, ЦРУ. Босс, здесь вот-вот готова рвануть бомба «холодной войны», и…
– Минуточку. Ты, видимо, не расслышал ни одного моего слова. Повторяю, никакой гельветики – всё, кроме гельветики, – и ради бога, хоть какой-нибудь снимок Карли Саймон[105] в таком ракурсе, будто она собирается сделать минет Стивену Тайлеру[106]. Алекс, ты слышишь?
