Оксана Обухова - Темная лошадка
Я слушала добродушную болтовню бабушки Анатольевны, пила чай с вареньем и никак не могла отделаться от ощущения дежа вю. Казалось, я уже была здесь. Комната ни о чем не напоминала — вышитые крестом занавесочки и огромную рамку с множеством фотографий, я бы обязательно запомнила даже из сна. Все это я видела впервые.
Но ощущение и, кстати, тревожное, было. Отчего оно возникло? Непонятно. Что подталкивало меня в прошлое? Голос старушки? Нет. Похожие на что-то чашки, блюдца, вкус любимого малинового варенья? Нет. Ничего похожего не было в моей прошлой жизни, но ощущение создано. Чем? С каждой минутой оно становилось гуще. Я уже перестала чувствовать вкус крепкого чая, лопотание Клавдии Анатольевны слилось в однообразный гул…
Что за бред?! Я резко отодвинула от себя чашку и встала:
— Извините, Клавдия Анатольевна, мне пора.
У старушки видимо тоже были какие-то дела, она отдохнула с гостьей и теперь собиралась вновь приняться за работу.
— Езжай, дорогая, спасибо за подарки.
— Не за что, — произнесла я и осеклась.
Клавдия Анатольевна отворила дверь в сени. И оттуда мне навстречу ударил запах. Недавний, знакомый и страшный. Он окатил меня волной и я, дрожа, замерла на пороге комнаты.
— Что ты, милая?! — удивилась старушка моему ступору.
— Что… чем это так пахнет? — в горле вдруг пересохло, и звук получился чужим и странным.
— Так бражкой, — безразлично ответила хозяйка.
Я переступила порог, сделала несколько шагов и приблизилась к огромному алюминиевому бидону, укрытому старым, истертым пальто с цигейковым воротником.
Запах. Дежа вю вызвал запах. Мы проходили по сеням до горницы, он вцепился в одежду и преследовал меня во время чаепития.
На негнущихся ватных ногах, я вышла на крыльцо и оглядела двор бабушки Анатольевны. Раньше сарай на противоположном конце длинного огорода совершенно не привлек моего внимания. Сарай, большой и деревянный, стоял возле баньки и выглядел обычным, хоть и несколько крупноватым для скромных деревенских нужд. Ведь не поселковый же МТС устроил там базу?
Проведя сухим языком по онемевшим губам, я выдавила вопрос:
— А что у вас там? — и показала пальцем на сарай.
— Где? — прищурилась бабушка. — А сарайка да баня. Ребята там что-то мастерят. Раньше сеновал был, а теперь коровы-то нет, ребята его под мастерскую приспособили. Слесарят что-то, стругают, я туда и не хожу совсем.
— А где сейчас ваши внуки? — тихим шепотом спросила я.
— Шурка в городе, он в общежитие живет. Федька… Федька где-то тут был, выходной у него. — И вдруг, сложив ладони рупором, закричала: — Федька! Федька, где ты?
Из-за невысокого штакетника забора высунулась голова соседки в старой вязаной шапочке:
— Он в Якушево побёг! — таким же ором ответила женщина.
— А чего он побёг-то? — удивилась бабушка.
— А я знаю? — в ответ пропела вязаная шапочка. — Надо ему вот и побёг.
— Давно?
— Да с полчаса уже, — крикнула соседка и нырнула за забор.
Клавдия Анатольевна начала спускаться с крыльца. Я замерла на какое-то мгновение, потом опомнилась и заспешила следом:
— Клавдия Анатольевна, а где Якушево? Далеко?
— Да километра полтора будет. Магазина там нет, небось к Сивцовым побёг. Там у него приятель живет — Толька.
— А можно я схожу в ваш сарай? — перегораживая путь бабушке, двигавшейся к Цыгану и калитке, спросила я.
— А чего ж нельзя? — проговорила старушка. — Надо, так иди, а хочешь Федьку дождись, мабудь через час обернется.
Это «мабудь через час», решило все. Быстрее и быстрее ковыляя на подламывающихся ногах, я поспешила к сараю. Огромный и серый он стоял на том конце длинного, вскопанного под картофель огорода. С этой стороны в нем не было ни окон, ни дверей, я обогнула строение по левой стороне и увидела распахнутые настежь деревянные ворота. Через огород дороги не было и Жигули внуков, огибая деревню с тыла, проезжали мимо одного покосившегося, заброшенного домика. Сюда, невидимый никем из соседей, мог проехать угнанный «каблук».
Стоя возле ворот, и разглядывая утрамбованный земляной пол, я никак не могла отважиться войти внутрь сарая. Хотелось достать сотовый, позвонить Андрею и вызвать его сюда вместе со следователем и капитаном Ковалевым. Я просто всей кожей, каждым нервом чувствовала, что нашла. Нашла место, где меня прятали.
Уже нашарив телефон в кармане ветровки, я вдруг остановилась. А вдруг — ошибаюсь? Замусоренный земляной пол, который я только и видела через крошечную щелочку, есть и в других сараях…Что если я попусту оторву занятых людей, напугаю старушку, опозорю на всю деревню хороших парней? Не одна Клавдия Анатольевна брагу ставит, у Нюси тоже такой бидончик под старым одеяльцем притаился…
Да. Сначала надо зайти внутрь, отыскать тот самый закуток с матрасом или без, и убедиться. Внук Анатольевны «побёг» в Якушево, время есть.
Но заходить одной внутрь, было все же страшно. Я сбегала на угол сарая, увидела, что Клавдия Анатольевна, обвязавшись вновь платком, трудиться невдалеке над грядкой, торопится — лопата порхает в умелых руках невесомой былинкой, — и устыдилась: «Чего это я буду отрывать от посевной занятого человека?! Заскочу в сарай и мухой обратно».
Заскочить и мухой обратно, получилось плохо. На самом пороге я затормозила, как мультяшный заяц опасливо вытянула шею и заглянула в чрево сарая.
Черные пятна машинного масла на утрамбованном земляном полу показывали, что здесь часто бывает машина. По левую сторону от стоянки, вверх вела лестница с поручнями — сарай был разделен дощатой стеной на две неравные половины, меньшая из которых, была понята над уровнем пола метра на полтора. Похоже, что там внуки Клавдии Анатольевны устроили что-то вроде кабинета — через раскрытую дверь я увидела стол-тумбу с радиоприемником, древний топча и исцарапанный деревянный стул. Двум молодым мужчинам, по понятным причинам, требовалось подобное уединенное место. Бабушка сюда не ходила, под столом пылилась шеренга пустых винных бутылок…
Дальше можно было не ходить. Я нашла, то, что искала — именно здесь три дня назад меня держали похитители.
Достав из кармана сотовый, я нашла в его памяти телефон Андрея, нажала несколько кнопочек и прислонила трубку к уху.
Предстоящий разговор с заслуженным сыщиком придал храбрости, держа сотовый возле уха, я шагнула в сарай и быстро, вдоль перегородки, лестницы и верстака, дошла до угла. «Кабинет» на деревянных сваях, в целях экономии тепла, был существенно меньше рабочего участка бывшего сеновала. За сплошной дощатой стеной и находился тот самый закуток, где я провалялась восемь часов на комковатом матрасе, изображая замотанную мумию под кучей старого тряпья. Не исключено, что сейчас, знакомое пальтецо с вонючим воротником перекочевало обратно на алюминиевый бидон с брагой.
Матраса в закутке тоже не было. Скорее всего, его вообще выбросили, — криминалистика наука серьезная, факт моего лежания на этом матрасе за полчаса докажет. В закуток набросали каких-то досок, ржавых железок…
— Абонент отключил свой телефон или временно находится вне зоны досягаемости сети… — пропел в трубке приятный женский голос.
Я тихо выругалась, опустила руку с мобильником в карман и, встав на цыпочки, в испуге выскочила из закутка и метнулась к воротам.
В дверном проеме, очерченный светом, стоял силуэт мужчины в ватнике. Он перегораживал мне путь и, видимо, тоже оторопел от неожиданности, когда я выскочила ему навстречу из-за угла как черт из табакерки.
Сделав по инерции еще один шаг, я замерла напротив. Я не видела лица мужчины, свет падал ему на спину и оставлял лицо в тени. Если бы ни чуть сгорбленная поза и странная молчаливость субъекта, я бы подумала, что в гости к внукам Клавдии Анатольевны заглянул соседский подросток. Мужчина был худ, невысок ростом и отлично видел мое лицо.
Долгие тридцать секунд мы молчали. Потом он сделал шаг в сторону, я решила, что неприятель освобождает мне дорогу, и, став боком, только направилась к выходу, как вдруг поняла, почему ему потребовался этот шаг. Внук Клавдии Анатольевны дотянулся до верстака, снял с него топор и, покачивая в руке, произнес:
— Стой, девонька. Не доводи до греха. Как чувствовал, что надо вернуться…
Если кто-нибудь, когда-нибудь встречал в укромном месте мужика с топором, он должен понять, о чем я веду речь. Ничего страшнее, чем испуганный человек с топором в руках, придумать невозможно. Отполированное длительным употреблением топорище, черный обух с блестящей, острой заточкой на лезвии, гипнотизировали покачиванием. Из головы ушли все мысли, из легких исчез воздух, в членах появилось покалывание, обещавшее скорое онемение от недостатка кислорода. Я обездвижила от ужаса. Голос, только что просивший не доводить до греха принадлежал сумасшедшему водителю «каблука». И его, по всей видимости, звали Федор.
