Ирина Пушкарева - Чисто альпийское убийство, или Олигархи тоже смертны
Одного он просто запугал. Ничем не шантажировал, не пытался дать денег – просто объяснил мужику, что если тот впишется в сделку со мной, то испытает на своей шкуре все прелести киднеппинга и прочих уголовных методов ведения бизнеса. Поверьте мне, если Михаил Никифоров угрожает кому-то физической расправой, то ему любой поверит.
Второму он устроил расторжение сумасшедшего контракта – надавил где надо, политиков своих прирученных подключил, и мой потенциальный покупатель остался у разбитого корыта. Ему тогда не до покупки завода было, он, бедный, чуть руки на себя не наложил.
А вот с третьим у Никифорова пошло не очень гладко. Не по зубам ему оказался бывший уголовник, а ныне личный друг мэра Москвы и очень влиятельный человек Иннокентий Степанович. С ним нашему аферисту пришлось повозиться.
В итоге они за моей спиной заключили сделку – Миша Никифоров на не очень выгодных для себя условиях влил часть своих активов в бизнес Степаныча, а тот за это не стал претендовать на завод.
Вот как раз копии документов этой сделки Морише и удалось достать. Девка она была совсем не глупая, поэтому, сопоставив входящие и исходные данные, а также сложив два и два, раскрутила всю череду Мишиных махинаций.
Она шантажировала Никифорова еще в Москве, но там он ее послал в довольно грубой форме. В ответ Ларски пригрозила слить всю информацию мне, и тогда накрылась бы продажа завода тяжелым медным люком.
Может быть, поэтому он так заторопился уехать из России и захотел подписать договор здесь, в Альпах. Наверное, надеялся оформить все, прежде чем до меня доберется Мориша с чемоданом компромата.
Он успел с ней расправиться буквально в последний момент. Опоздай он хотя бы на час, и документы попали бы ко мне в руки – естественно, ни о какой сделке тогда не могло быть и речи.
Кац шумно вздохнул и влил в себя очередные сто пятьдесят виски.
Интересно, а они завтра, перед отлетом, успеют с детективом увидеться? Обидно будет, если их дорожки вот так вот разойдутся…
Жаль, если не придется свидеться.
Они ж даже телефонами не обменялись…
Правда жаль…
Часть вторая
Глава 13
– Сашенька, а нам долго еще лететь?
Голова раскалывалась так, что даже дышать было больно. Поэтому говорила Элка шепотом и только в случае крайней необходимости.
– Эк тебя расколбасило-то, Ёлочка. Ты ж вчера не пила совсем, с чего вдруг такие страдания?
Женька приложил тыльную сторону ладони ко лбу работодательницы и присвистнул:
– Ёлк, у тебя, похоже, температура поднимается. Ты чего, заболеть решила? И где ж ты простудиться успела? Или съела чего несвежего? Хотя откуда в куршевельских ресторанах несвежая еда… тебя не тошнит?
Элку не тошнило. Ее мутило. Она до сих пор не пришла в себя после курортного происшествия. При одном воспоминании о лежащей на залитом солнце полу Морише Ларски девушку начинало потряхивать.
– Ничего страшного, перенервничала, со мной это бывает. У меня организм такой странный – когда неприятности заканчиваются, сразу дикая головная боль и температура подскакивает. Это ненадолго, скоро пройдет. Как ты думаешь, в самолетах холодильники бывают?
– Должны быть, наверное. А тебе зачем?
– Если несложно, найди стюардессу и попроси ее мокрое полотенце на пять минут в морозилку положить, чтобы оно совсем ледяным стало. Мы его мне на лоб положим, и головная боль через полчаса пройдет. Проверенный метод, меня еще в детстве мама так от мигрени лечила. Лучше любых таблеток.
Сашка скептически покачал головой, не веря в чудодейственность народного метода, но Ёлка состроила такую жалостливую гримасу, что спорить с ней никто не решился.
Сидевший в крайнем кресле Женька кряхтя поднялся с кресла и побрел куда-то между рядов – на поиски небесной принцессы. Стюардессы то есть.
– С детства ей мигрень лечили! Что за молодежь-то такая дохлая пошла, с младенчества стариковскими болячками страдают? – донесся откуда-то из-за перегородки его ворчливый гундеж.
Элка бессильно откинулась на спинку кресла бизнес-класса. Голова действительно раскалывалась, даже глаза открывать было больно. И это такие ужасные физические страдания только на психологической почве! Кац с Нахимовой сегодня, наверное, вообще сдохли. Они вчера так душевно на нервище наганжубасились в синие слюни, что даже представить страшно, как каждый из них сегодня выглядит.
– Миш, а чего ты теперь делать будешь?
Идея давно позабыла о тоскующем за дальним концом стола муже и, пьяненько поикивая, болталась на плече задумчивого Каца.
– Что делать, что делать… Сначала слетаю к этой… как ее… Слушайте, а кем мне бабушка моего ребенка приходится?
– Как бы тещей, – дала определение родственным связям Белла.
– Во! К теще слетаю. Офигеть, у меня теперь теща есть! – Кац восторженно-растерянно всплеснул руками (не иначе как у Идеи этих бабьих жестов нахватался), озадаченно почесал лысенькую макушку. – На сына посмотрю. Там, на месте, будем с новой родней договариваться, как дальше жить. – Он несильно шлепнул себя ладошкой по лбу и воскликнул: – А еще я обязательно найму киллера и замочу Мишу Никифорова. Кровь за кровь. У нас, у джигитов, так полагается. Народная примета, ага.
Кац гордо шмыгнул породистым еврейским рубильником. Потом опять пригорюнился и махнул рукой:
– Господи, кого я обманываю? Ничего я не сделаю. Максимум, как я ему напакостить смогу, – договорюсь со Степанычем и загоню ему свой заводик по сходной цене, оставив тем самым Мишаню с носом. А больше я ничего поделать не в силах. Никифоров – это Никифоров, бороться с ним невозможно. Я бы даже сказал, бессмысленно.
Присутствующие тяжко вздохнули. То, что помешать жить всемогущему Михаилу Никифорову никто из них не посмел бы, не вызывало никаких сомнений. Щенки они все рядом с высоченным олигархом.
– А зачем ему что-то делать-то? – искренне удивилась Ёлка. – Он сейчас лет на десять во французскую тюрьму засядет, ему не до заводов-газет-пароходов будет. Хотя, говорят, европейские тюрьмы комфортные, не чета нашим. Вот ежели его выпустят раньше времени, по амнистии какой-нибудь, тогда надо будет месть ему страшную придумывать. А пока не вижу смысла напрягаться.
Первой заржала Идея Нахимова. Она хрюкала, плюясь недожеванной едой, даже не пытаясь прикрыть рот.
Следом за ней захихикал Брост, правда, куда как более интеллигентно, прикрываясь салфеткой.
– Элла, вы как не с этой планеты, – пожурила Ёлку мадемуазель Статская. – Да Мишка уже завтра на свободе будет! Откупится как пить дать.
– Да ладно! Это же не наша ментура продажная, здесь такие вещи не пройдут! – попыталась было заступиться за европейский правопорядок Элка, но ее бестактно перебили.
– Не идиотничай, детка, – влез в беседу знаток подковерных интриг и специалист по разворовыванию народного добра Нахимов. – Его адвокаты местных жандармов порвут, как Тузик грелку. Такое ощущение, что у тебя папа не российский министр, а сантехник из деревенского ЖЭКа. Откуда в тебе столько наивности, девочка?
В тот момент лиц своих телохранителей Элка не видела, они рядом с ней сидели, но, судя по резко разлившейся по физиономии Нахимова бледности, ничего хорошего они не выражали.
Николай Анатольевич мгновенно осознал, что зря он тут хамит, поперхнулся, заткнулся, сделал вид, что крайне заинтересован содержимым своей тарелки, а минуты через три и вовсе засобирался, откланялся и удалился из ресторана.
А Ёлка еще на какое-то время осталась в компании Каца, Нахимовой, чутка разбуянившейся Беллы и штук пятнадцати-двадцати блондинистых девиц.
Похоже, девушки обоих Михаилов естественным образом перемешались, сбились в одну стайку и теперь мигрировали в пространстве единым переливающимся золотистым организмом.
Из этой мерцающей стайки то и дело выныривала голова пьяненького Броста – мужчина хватил лишнего и, напрочь позабыв об истинной причине посиделок, ударился в разврат и приставание к красоткам. Красотки приняли эротичные позы и с алчным блеском в глазах приступили к грамотному окучиванию известного телевизионщика. Словом, установилось полное взаимопонимание.
Ёпт, как на нормальных русских поминках: первые полчаса траур и горестные воспоминания, а к концу вечерины – цыгане, порванный баян и кадриль под пошлые частушки… Мерзко это все, господа. Мерзко и отвратительно.
– Эл… – Сашка осторожно взял Ёлку за локоть и наклонился к ее уху. – Тут такое дело… Ты прогуляться не хочешь?
Что-то в этом его интимном шепоте настораживало…
– Что случилось? Если спать пора, так и скажи, я девушка сговорчивая, спорить не буду. А зачем мне гулять среди ночи? Или у тебя есть еще какие-то планы на этот отнюдь не томный вечер?
Сашка перевел растерянный взгляд на напарника, словно ища у него моральной поддержки, и невнятно промямлил:
