Карин Эдстрём - Фуриозо
— Шель нашел его в воде. Я полагаю, он утонул.
— Вы сообщили о смертельном случае, так? — продолжила Эбба. — Когда вы заметили, что покойный отсутствует?
— Мы все были в разных местах вчера. Я работала с Яном и Шелем и не сразу заметила, что его нет.
— Сколько времени прошло с того момента, как было обнаружено тело, и до звонка в полицию?
Луиза задумалась.
— Минут десять или двадцать.
— Что происходило в этот промежуток времени?
— Узнав, что Рауль мертв, я бросилась вниз — убедиться, что это действительно так. Это было ужасно — увидеть его таким… Я испытала сильный шок… Мы дружим больше тридцати лет. Он так много значил для меня.
— Вы встречались?
— Конечно нет… — Луиза усмехнулась одними губами. — Это было бы трудно, потому что Рауль был на сто процентов гетеросексуален…
Вендела сглотнула и отвела взгляд. Сделав паузу, Луиза продолжила:
— Мы были близкими друзьями. Даже больше. Как брат с сестрой. Но между нами не могло быть любовных отношений, потому что в этом плане мужчины меня никогда не интересовали.
— Значит, его смерть стала для вас большим ударом?
— Разве я только что вам не объяснила? Один из самых близких мне людей скончался. Но я не могу позволить себе горевать, потому что полиция ведет расследование в моем доме.
— Понятно, — кивнула Эбба.
Луиза откинулась на спинку стула и изучающе смотрела на комиссара.
— Один вопрос. Зачем вообще все это расследование? Я мало в этом разбираюсь, но предполагаю, что дело заводится, когда есть серьезные основания полагать, что смерть наступила… неестественным путем…
— Мы рассматриваем любой смертельный случай как подозрительный, пока не будет доказано обратное.
— Что вы имеете в виду?
— То, что я сказала. И пока мы не располагаем информацией, достаточной для того, чтобы снять подозрения.
Луиза моргнула. Эбба отметила, насколько хорошо ей удается сохранять спокойствие. Она ожидала чего угодно — от затрудненного дыхания и заламывания пальцев до нервных приступов и истерик. Но Луиза оставалась совершенно спокойной.
— Я хочу спросить, как другие гости отреагировали на смерть Рауля Либескинда? — спросила Эбба. — Были ли с чьей-то стороны проявления агрессии? Гнева? Фрустрации?
— Вам же приходилось сталкиваться с подобными случаями раньше. Так что вы сами прекрасно знаете, какое впечатление они производят на окружающих. Конечно, все были в шоке, и это естественно при таких обстоятельствах. Все хорошо знали Рауля. Мне он был как брат, Анна когда-то с ним встречалась. Хелена… Хелена тоже хорошо с ним ладила… и, разумеется, для Каролины его смерть стала шоком. В последние дни мы тесно работали вместе. И никто и предположить не мог, что такое произойдет. Еще вчера мы вместе играли в квартете, а сегодня одного из нас больше нет…
Эбба молчала, давая Луизе высказаться. Луиза заметила это и придала своему лицу страдальческое выражение.
— Конечно, все рыдали. Отчаянно рыдали. Вам этого достаточно? Я за ними не следила, потому что сама была в состоянии шока. Так что вам лучше спросить остальных, что они испытали в тот момент.
— Кто вам сообщил о смерти Рауля?
— Шель прибежал в дом и позвал меня. Я лежала в своей комнате с мигренью. У меня случаются приступы мигрени. Но за секунду до этого меня разбудил вопль с улицы.
— Кто кричал?
— Каролина, как я потом узнала…
Эбба кивнула.
— Я поняла, что что-то не так, и поспешила вниз. Я увидела, что входная дверь открыта, и на лужайке рядом с баней виднеется неподвижное тело, освещенное фонарем.
— И вы все собрались там у причала?
— Да.
— Чем вы занимались до прибытия вертолета?
— Я вернулась в свою комнату.
— Но вы ведь говорили с другими, перед тем как уйти?
— Я… — Впервые в голосе Луизы послышалось сомнение, но уже через секунду она взяла себя в руки и спокойно продолжила: — Конечно, мы говорили. Это естественно в такой ситуации. Но разные люди реагируют по-разному, и мне в тот момент больше всего хотелось побыть одной.
— Вас никто не хотел утешить? Или вы никого не хотели утешить?
— Говорят же, что есть время горевать и время утешать. Для меня тогда время утешения еще не настало.
А эта Луиза прирожденный дипломат, подумала Эбба, сделав пару пометок в своих бумагах. В задумчивости она покрутила ручку, зажатую между указательным и большим пальцами.
— Мне нужно прояснить один момент. Почему весь квартет «Фуриозо» находился на острове вместе с командой звукозаписи и Раулем Либескиндом?
— Потому что мы собирались записывать новый альбом. У меня на острове своя студия звукозаписи. Ян и Шель отвечают за техническую сторону. Как вы видите, у меня повреждена рука. Я не могла участвовать в записи, и Рауль меня заменил.
— Вы не могли отложить запись?
Луиза рассмеялась:
— Найти время, которое подходило бы всем музыкантам, практически невозможно. Мы задолго до приезда на Свальшер запланировали эту запись. Все участники освободили место в своем гастрольном расписании. И перенеси мы запись — велик риск, что этот альбом вообще никогда бы не вышел. Мы записывали последний из шести струнных квартетов Стенхаммара, который должен войти в двойной альбом, приуроченный к нашему летнему турне в следующем году.
— Почему вы обратились именно к Раулю Либескинду? Он ведь жил в Нью-Йорке. Нельзя было найти кого-нибудь поближе?
— Рауль был моим лучшим другом. Мы всегда заменяли друг друга, когда возникала такая необходимость. Поэтому для меня было вполне естественно в первую очередь обратиться к Раулю с просьбой помочь. И он, не колеблясь, согласился. Расстояние между Нью-Йорком и Стокгольмом не играет большой роли, когда ты привык гастролировать по всему миру, как мы с Раулем.
— Вы успели закончить запись до смерти Рауля?
— Да, вчера.
— Как удачно.
Эбба гадала, как долго Луизе удастся сохранять спокойствие и что может вывести ее из равновесия.
Но Луиза и глазом не моргнула:
— Удачно? Вам не кажется, что это слово при сложившихся обстоятельствах звучит как-то странно? И потом, альбом еще не готов. Мы даже не приступили к обработке звукозаписи. Остается только надеяться, что мы сможем воспользоваться уже готовым материалом и нам не придется все начинать заново.
— Я поняла. Тогда на этом пока закончим. Я буду со всеми общаться по очереди и попрошу вас сегодня не покидать дом без моего разрешения.
Их глаза встретились. Луиза горько усмехнулась:
— Вы хотите сказать, что мы по-прежнему под домашним арестом? В моем собственном доме? На моем острове?
— У меня нет другого выхода, — ответила Эбба, набрасывая список на листе бумаги.
— Я поражена тем, к каким экстремальным мерам вы прибегаете в деле, которое касается несчастного случая. Скалы на Свальшере очень скользкие. У меня нет никаких сомнений в том, что Рауль поскользнулся на камнях и упал в воду, но вы почему-то обращаетесь с нами как с преступниками.
— Я не использовала это слово по отношению к вам. Я следую правилам, установленным для полицейских в этой стране. В этом нет ничего необычного или странного. А что странно, так это ваш страх быть заподозренной в чем-то. Из этого я делаю вывод, что вам есть чего опасаться.
Луиза крепко сжала зубы, стараясь скрыть свое раздражение.
— Не приписывайте мне ваших слов. Я делаю все, чтобы помочь вам в расследовании, хотя это и нелегко.
— Спасибо за то, что уделили мне время. — Эбба протянула Луизе список и открыла компьютер. Не отрывая взгляда от экрана, добавила: — Будьте так добры, повесьте список в прихожей, чтобы все знали свое время. После того как я пообщаюсь со всеми, я сообщу дальнейший план действий. Обед у нас с двенадцати до часа.
* * *После ухода Луизы Вендела дождалась, когда хлопнет дверь в конце коридора, и повернулась к начальнице:
— Какая она холодная.
— Дворянская кровь, — улыбнулась Эбба.
— Уффф!
— На себя посмотри, Смит-Флеминг. Луиза Армсталь сразу вычислила твою родословную. Прости, я плохо разбираюсь в британской аристократии. Даже не подозревала, что ты происходишь из такой знатной семьи.
— Господи боже мой! Только не британской! С пятнадцатого века в нашем роду течет исключительно шотландская кровь.
— Гм… десять раз подумаешь, прежде чем менять такую фамилию, выходя замуж. Если мужа, конечно, зовут, не Маунтбеттен или Гогенцоллерн.
— Конечно.
Эбба улыбнулась. Сама она взяла фамилию мужа — Шрёдер. Ее собственная фамилия была Каплан: ее отец приехал в Швецию из Ленинграда в тридцатые годы. Эбба всегда гордилась своим происхождением и чувствовала себя частью культурной Европы. Но по прошествии пятидесяти лет после окончания войны родственники вдруг стали недоумевать, почему она предпочла простую немецкую фамилию. Эбба напомнила им, что вообще-то Шиллер и Гёльдерлин тоже носили не еврейские, а немецкие фамилии. После замужества ее жизнь стала похожей на жизнь всех остальных женщин на Юрсхольме. И Грегор не имел ничего против ее еврейских корней. Она сама заменила звезду Давида на звезду адвента, просто потому что так получилось. И хотя временами Эбба тосковала по своей девичьей фамилии, она так любила Грегора, особенно в начале их отношений, что с гордостью носила его фамилию. Когда же три года назад Грегор скончался, не было смысла менять фамилию, которую коллеги только недавно научились произносить правильно. К тому же ей всегда казалось, что Эбба Шрёдер хорошо звучит. Даже лучше, чем Грегор Шрёдер.
