Миюки Миябэ - Горящая колесница
— Когда женщине исполняется двадцать пять, ей и на работе становится несладко.
На реплику Тамоцу, который всего лишь её поддразнивал, Икуми ответила на удивление серьёзно и с жаром:
— Верно-верно, так и есть! Действительно бывало тошно.
Та, прежняя Икуми Осуги, что жила одна в Токио и работала в офисе одной из фирм, вряд ли стала бы откровенничать. Со смехом отбивалась бы от подначек: «Вот противный, злюка!» А может, без тени грусти протянула бы: «Да-а, так одино-око..»
— Это только говорится, что я работала в Маруноути, но наша фирма вовсе не была крупной, поэтому и зарплата, и премиальные были так себе. Никаких тебе богатых профсоюзных экскурсий, зарплата росла лишь до известного потолка, а всё, что платили за переработки, уходило на налоги. Я на себе поняла, что, если фирма небольшая, ждать нечего. Да ещё и отношение к тебе со временем становится всё более прохладным. Я не вытерпела.
Что ж, такое часто можно услышать. Хомма попробовал возразить:
— Ну, зарплата зарплатой, а то, что женщинам с годами становится на службе всё неуютнее, одинаково во всех фирмах, хоть в больших, хоть в средних, хоть в маленьких. Разве что повезёт с местом работы.
— Неужели?
И всё же проблемы возраста уже в двадцать пять лет — это чересчур. Когда Хомма высказал своё мнение, Икуми рассмеялась:
— Женщины-полицейские, учителя и вообще женщины с профессией — это дело другое, но среди обычных офисных барышень всегда имеет преимущество та, что помоложе, пусть всего на год. А двадцать пять лет — это уже крайний возраст. Хоть и говорят по телевизору, что у женщин теперь весна длится до тридцати лет, всё это враньё. Даже к девушке, которой двадцать один год, начинают относиться как к какой-то «устаревшей», если в фирму пришла двадцатилетняя.
— А работа хоть интересная была у вас?
Икуми задумалась, отхлебнула из большой керамической чашки китайский чай «У-Лон», а потом медленно проговорила:
— Интересная. Если сейчас об этом вспоминать.
Теперь у неё есть муж, есть ребёнок, есть дом. Если оглянуться на прошлое отсюда — тогда конечно.
— Расскажу вам забавный случай, — начала Икуми. — Случилось это с полгода назад. Вдруг позвонила мне одна девушка из фирмы в Маруноути. Мы никогда особенно с ней не дружили, просто в одном отделе работали. И вдруг — звонок, в дом родителей. Был тот редкий день (это действительно очень редко бывает), когда я осталась у них на ночь вместе с Таро, поэтому я сразу сама взяла трубку.
Тамоцу, видимо, слышал эту историю впервые, поэтому на лице у него было написано любопытство.
— Когда я взяла трубку, она таким жизнерадостным тоном меня спросила: «Как живёшь?» Я думаю про себя: «И с чего бы это вдруг?» — но отвечаю: мол, всё хорошо. Ну, она мне нарассказала всякого о том, что случилось в фирме после моего ухода, — она же продолжает работать… Только она одна и говорила, а я слушала. Рассказала, что съездила в Гонконг, что сотрудники фирмы были на экскурсии в Икахо, ну и всякое такое. Ну а когда она иссякла, то спросила наконец: «А ты что поделываешь?» Я с ней поделилась, что малыш замучил, проблемы воспитания…
— А она что?
Икуми облизнула губы:
— Она сначала замолкла, словно опешила, а потом говорит: «А ты разве замужем?» — «Замужем, — говорю, — не хотела бы я воспитывать ребёнка одна». Ну, тут она замолчала. Разговор как-то скомкался, и она быстро повесила трубку.
На некоторое время повисла тишина. Икуми поглаживала пальцем изгиб бутылочки с фирменным местным сакэ.
— Я думаю, она искала того, кому ещё хуже, чем ей.
— Того, кому хуже?
— Ну да. Ей ведь одиноко, я в этом просто уверена. Она почувствовала себя всеми брошенной, самой никчёмной… Я, конечно, не знаю, но… Думаю, она выбрала меня, потому что я казалась ей ещё более жалкой: я оставила фирму даже не ради замужества или заграничной стажировки, а просто уехала в провинцию, — уж во всяком случае, она в Токио живёт более яркой жизнью… Вот оттого она мне и позвонила.
На лице Тамоцу было такое выражение, что он и готов был бы отведать это блюдо, но ему совершенно невдомёк, из чего оно приготовлено.
— Что-то не пойму… — обратился он к жене.
— Конечно, тебе этого не понять.
— Не мужская логика — вы это хотите сказать? — предположил Хомма, но Икуми и тут покачала головой:
— Нет, совсем не то. У мужчин ведь своё — меряются карьерой, доходом. Это только Тамоцу о таком не думает.
Парень надулся:
— Почему это?
Женщина улыбнулась и ласково коснулась ладонью его руки:
— Не сердись. Я вовсе не хотела сказать, что Тамоцу-тян у нас глупый или простоватый.
— Это ты как раз и говоришь! — запротестовал было её муж, но тут же расхохотался.
— Да нет же! Ведь Тамоцу-тян счастливчик.
— Счастливчик? — переспросил Хомма.
Икуми кивнула:
— Ну конечно! Он же с детства машины любил, очень-очень любил, и техникум сам выбрал. А у отца как раз своя мастерская — тоже ведь повезло! Да и сам Тамоцу — мастер золотые руки…
— Ну, это не просто далось… — Было очевидно, что молодой человек совсем не возражает против того, что его называют мастером.
— Вот именно! Ты немало для этого постарался. Но ведь если от старания пришёл успех, значит, у тебя талант был к этому. Если нет природного дарования, то старайся не старайся — ничего не выйдет. А Тамоцу-тян с детских лет выбрал любимое дело и к тому же имел подходящие способности. Разве это не счастье?
Хомме подумалось, что хоть и не очень складно, но Икуми говорила от души.
— По правде говоря, я мечтал о большем размахе, где-нибудь в крупной фирме стать механиком…
— Поступить в «Мазду», а может, и на гоночные в «Ле Ман»? — засмеялась молодая женщина.
— Ну да. Но мастерская… Она ведь перейдёт ко мне. Поэтому с мечтой пришлось расстаться.
Икуми ничего не говорила, только улыбалась.
Тамоцу, конечно, не прав. Как же он ошибается! Но Хомме было по душе тактичное молчание Икуми, не пытавшейся переубедить мужа. Она простовата, не такая уж красавица, наверняка не блистала успехами в школе, но всё-таки очень умная женщина. Она трезво смотрит на жизнь.
— А почему Сёко Сэкинэ уехала в Токио? Вы как думаете? — спросил Хомма.
Тут Тамоцу и Икуми переглянулись, и после этого Икуми опустила глаза и взялась за палочки: мол, про своих знакомых пусть муж сам рассказывает.
— Надо есть, пока не остыло. Что-то я проголодалась.
— Ты же ужинала!
— Так то я ужинала для ребёночка. — С невозмутимым видом она потянулась к керамической миске с тушёными овощами.
Хомма заглянул в лицо Тамоцу:
— Не знаете ли вы, как складывалась её жизнь после окончания школы, когда она начала работать?
Молодой человек закусил обветренную нижнюю губу:
— А разве всё это имеет отношение к поискам Сии-тян?
— Думаю, что да. Мне хотелось бы как можно более внимательно присмотреться: что за человек была Сёко, что побуждало её поступать так или иначе. Надеюсь, что, начав с этого, я смогу подобрать ключ к разгадке последующих событий.
— И можно будет узнать, что за женщина присвоила себе её имя? — Спрашивая это, Тамоцу краем глаза взглянул на жену. — Я ей рассказал всё, что услышал от вас, господин Хомма. Она скорей меня соображает…
На губах Икуми мелькнула едва заметная гримаска удовлетворения. Тамоцу протянул руку к её сумочке:
— Мы вот тут захватили… Правда, есть только школьная. Отец мой снимал, рядом с нашим домом.
Он достал из сумки фотографию. Наконец-то фото Сёко Сэкинэ лежало перед Хоммой.
Стоит в форменной матроске, в руке держит чёрный круглый футляр — видимо, свёрнутый в трубку диплом об окончании школы. Лицо серьёзное, смотрит прямо в объектив. Глаза удлинённой формы, маленький аккуратный носик. Волосы, довольно длинные, спадают свободной волной. Выглядит стройной, но едва доходящая до колен юбка позволяет догадаться, что ноги кривоваты, буквой «х».
Лицо приятное. Но вот настолько ли, чтобы под слоем косметики она превратилась в красавицу? Фотография старая, поэтому сказать трудно, но, во всяком случае, это не та броская красота, которой отмечено лицо поддельной Сёко.
— Я всего два или три раза встречал её в городе после отъезда в Токио. Ну, ещё на похоронах. Волосы она всегда носила одной и той же длины. А на похоронах была рыжая и с химической завивкой. Сказала, что перекрашиваться не хватило времени. Яркая, разговаривала громко — как будто настоящая Сии-тян запряталась куда-то внутрь. А то, что снаружи, просто показное.
Хомма мысленно подретушировал изображение в соответствии с описанием Тамоцу. «Просто показное»?
— А вы знали, что одно время у Сёко были большие неприятности, что её осаждали кредиторы?
Супруги кивнули. Икуми сказала:
— Я узнала от Тамоцу, когда мы стали встречаться.
