Хеннинг Манкелль - Перед заморозками
— Никакого ограбления не было. Речь идет о владельце дома за церковью в Лестарпе.
Он нахмурился:
— Какой еще дом?
— Я не успела тебе рассказать. Я нашла в Лунде дом, где жила Анна. Это привело меня в Лестарп. После того как я расспросила про Анну, все куда-то исчезли. Единственное, что мне удалось узнать, что владелец дома — некий норвежец по имени Тургейр Лангоос и что он живет в Копенгагене.
Отец долго на нее смотрел. Потом достал блокнот.
— Этого человека зовут Ульрик Ларсен. И, если верить датской полиции, Ульрик Ларсен отнюдь не из домовладельцев.
— Ты опять меня не слушаешь.
— Я все слышу. Но ты будто не понимаешь, что этот человек признался, что хотел отнять у тебя наркотики и что сбил тебя с ног.
Линда отчаянно закрутила головой. Боль в левом виске усилилась. Почему он не вникает в мои слова?
— У меня совершенно ясная голова. Я прекрасно помню, что меня сбили с ног. Но я тебе рассказываю, как все было на самом деле.
— Думаю, что так и есть. Но по-прежнему не понимаю, что ты делала в Копенгагене. После того, как довела Мону до истерики.
Линда похолодела.
— Откуда ты знаешь?
— Она звонила. Произошел какой-то дикий разговор. Она говорила так невнятно, что можно было подумать, что она пьяна.
— Она и была пьяна.
— Что ты обрушилась на нее с обвинениями, что ты поливала грязью и ее, и меня. Что она совершенно раздавлена. И этот бухгалтер, ее муж, куда-то уехал, и ей совершенно некому помочь.
— Мамочка шаталась по кухне голышом с бутылкой водки в руке.
— Она сказала, что ты к ней подкралась.
— Ни к кому я не подкрадывалась. Вошла через веранду. Она была настолько пьяна, что на ногах не стояла, и все, что она напела тебе по телефону, все не так.
— Ладно, потом поговорим.
— Спасибо большое!
— Так что ты делала в Копенгагене?
— Я уже сказала.
Он покачал головой:
— Тогда, может быть, ты можешь объяснить, почему в полиции сидит человек, задержанный за то, что пытался тебя ограбить.
— Нет, не могу. Я не могу объяснить и то, почему ты не понимаешь или не хочешь понять то, что я тебе долблю.
Он резко наклонился к ней:
— Ты что, не понимаешь, что со мной было, когда мне позвонили и сказали, что ты в больнице в Копенгагене? Не понимаешь?
— Мне очень жаль, что я причинила тебе беспокойство.
— «Причинила беспокойство»! Да я перепугался так, как не пугался уже сто лет!
Может быть, тебе было так же страшно, когда ты узнал, что я попыталась покончить с жизнью, подумала Линда. Она знала, что отец ничего так не боялся, как того, что с ней, не дай бог, что-то случится.
— Прости.
— Мне очень интересно, что будет, когда ты начнешь работать. Я, наверное, превращусь в беспокойного старикана и буду лежать часами без сна, если у тебя будет ночная смена.
Она предприняла еще одну попытку рассказать, как все было на самом деле. Медленно, стараясь выговаривать каждое слово как можно яснее, но он, похоже, все равно ей не верил.
Она как раз закончила, когда в дверях появился Стефан Линдман. В руках у него был бумажный пакет с бутербродами. Увидев, что она пришла в себя, он весело кивнул:
— Ну и как?
— Нормально.
Стефан передал пакет отцу. Тот немедленно вытащил бутерброд и стал есть.
— Какая у тебя машина? — спросил Стефан.
— Красный «гольф». Он стоит на Недергаде, напротив дома двенадцать. Там, по-моему, табачный магазин.
Он вытащил ключи.
— Я нашел их у тебя в куртке. Слава богу, все обошлось. Наркоманы — худшее, что только можно придумать.
— Он никакой не наркоман.
— Расскажи Стефану всю историю, — пробормотал отец с набитым ртом.
Она вспомнила занятия в училище и начала говорить — спокойно, методично, убедительно. Так, как ее учили. Отец поглощал бутерброды, Стефан стоял по другую сторону кровати и глядел в пол.
— Не совсем совпадает с датской версией, — сказал он, когда она закончила. — И с признаниями этого парня тоже не особенно.
— То, что я говорю, — чистая правда.
Отец тщательно вытер руки салфеткой.
— Давайте-ка посмотрим на это дело с другой стороны, — сказал он. — Совершенно необычно, чтобы люди признавались в преступлении, которого не совершали. Такое случается, конечно, но крайне, крайне редко. И почти никогда среди наркоманов. Они больше всего боятся, что их упекут за решетку и они потеряют доступ к наркоте. Ты понимаешь, что я имею в виду?
Линда не ответила. В комнату вошел врач и спросил, как она себя чувствует.
— Она может ехать домой, — сказал доктор. — Но несколько дней не стоит напрягаться. И если головная боль не пройдет, обратись к врачу.
Линда внезапно села — ее поразила одна мысль.
— Как выглядит Ульрик Ларсен?
Ни отец, ни Стефан его не видели.
— Я не сойду с места, пока не узнаю, как он выглядит.
Отец потерял терпение.
— Тебе не кажется, что ты и так уже причинила достаточно неприятностей? Поехали домой.
— Но ведь это же нетрудно — узнать, как он выглядит. Особенно тебе, у тебя же здесь все друзья.
Линда почти кричала. В палату заглянула сестра и строго на них поглядела:
— Освободите, пожалуйста, палату. Нам срочно нужно место.
В коридоре на носилках лежала залитая кровью женщина и колотила рукой в стену. В комнате ожидания было пусто. Они зашли туда.
— Тот, кто на меня напал, был ростом примерно метр восемьдесят. Лица я не видела — он был в капюшоне. Свитер черный или темно-синий. Темные брюки, коричневые ботинки. Тощий. Говорил по-датски, голос высокий. И от него пахло корицей.
— Корицей, — удивленно повторил Стефан.
— Сожрал коричную булочку для храбрости, — прошипела Линда. — Пожалуйста, позвони своим приятелям и узнай, как выглядит задержанный. Похож ли на мое описание. Я только удостоверюсь и — обещаю — буду молчать.
— Нет, — сказал отец. — Мы едем домой.
Линда глянула на Стефана. Тот улучил момент, когда Курт Валландер отвернулся, и кивнул.
Они расстались у больницы: Линда с отцом сразу направились к мосту, а Стефан поймал такси и поехал забрать красный «гольф». Линда свернулась калачиком на заднем сиденье. Отец то и дело заглядывал в зеркало заднего вида — проверить, как она там. Только они проехали первую опору, машину вдруг затрясло. Отец чертыхнулся и затормозил.
— Сиди на месте, — буркнул он.
Он обошел машину и остановился у правого заднего колеса.
— Все же тебе лучше выйти, — сказал он. — Похоже, мне так и не придется поспать этой ночью.
Линда посмотрела на спущенное колесо и почувствовала себя виноватой.
— Я здесь ни при чем, — сказала она.
Отец сунул ей предупредительный треугольник.
— А кто сказал, что ты при чем?
Ночью на мосту движения почти не было. Линда подняла голову — небо было совершенно чистым, в недостижимой вышине мерцали ясные холодные звезды. Отец пыхтел и ругался, меняя колесо. Наконец все было готово. Он вытер со лба пот и достал из багажника бутылку с водой. Встал рядом с ней и посмотрел на море.
— Если бы я не так устал, — вдруг сказал он, — можно было бы полюбоваться видом. Не каждый день удается оказаться здесь среди ночи. Но сейчас я хочу спать.
— Мы больше не будем это обсуждать, — сказала Линда, — по крайней мере сегодня. Но я хочу, чтобы ты твердо знал — тот, кто меня ударил, был никакой не наркоман. И уж во всяком случае, грабить он меня не пытался, по крайней мере, пока я была в сознании. Но он мне угрожал. Он сказал, чтобы я не смела продолжать поиски человека по имени Тургейр Лангоос. Ты должен это знать. И я почти уверена, что между этим человеком и Анной есть какая-то связь. Я поехала в Копенгаген, потому что беспокоюсь за Анну. И сейчас, на обратном пути через тот же мост, беспокоюсь еще больше.
— Мы едем домой. Я слушаю тебя внимательно и считаю, что все это очень странно. Но факт остается фактом — человека этого взяли, и его признание выглядит вполне правдоподобно.
Остаток пути прошел в молчании. Когда они добрались до дома, было уже почти пять часов утра. Ключ от «гольфа» лежал на полу в прихожей — Стефан бросил его в щель для почты.
— Ты заметил, когда он мимо нас проехал? — спросила Линда.
— Он, скорее всего, не любит помогать менять колеса.
— А разве дверь подъезда ночью не закрыта?
— Там плохой замок. Теперь твоя машина на месте.
— Это не моя. Аннина.
Он прошел на кухню и вынул из холодильника пиво.
— А как твои дела?
— Сейчас никаких вопросов. Я очень устал и должен хоть немного поспать. И ты, кстати, тоже.
Она проснулась от звонка в дверь. С трудом открыв глаза, поглядела на будильник — четверть двенадцатого. Она накинула купальный халат. Пульсирующая боль в голове прошла, хотя ушибленное место давало о себе знать. Она приоткрыла дверь — там стоял Стефан Линдман.
