Татьяна Гармаш-Роффе - Ведь я еще жива
Кис, напряженно вслушивавшийся в каждый звук, понял: Гена сделал первую разведку. Убедился, что все по-прежнему, на своих местах. Следующий его заход «в туалет», без сомнения, станет атакой на Лешу.
Мрак уже прочно облепил окна особняка, когда Гена снова вышел из столовой, – шел десятый час. Настя с Павлом все выясняли отношения, их раздраженные голоса доносились до самых отдаленных комнат. Фролов упрекал Настю в эгоизме, вспоминая, увлекшись не на шутку, какие-то старые истории, свидетельствующие, по его мнению, о том, что Настя думает лишь о себе.
Настя вяло огрызалась, стараясь хоть чем-то заполнить этот нелепый визит и нелепый разговор. Она не представляла, зачем Гена вынудил ее просить Фролова о встрече, зачем они сюда сегодня снова приехали, зачем Гена оставляет ее с хозяином наедине. Если бы ей кто-нибудь сказал, что в это время за стеной фроловского дома готовятся к атаке бандиты, похитившие ее дочь и намеренные убить ее саму, Настю, то она бы не поверила: настолько вяло, скучно и неприятно протекал этот странный вечер…
К тому моменту, когда Настин «любовник» вышел из столовой во второй раз, Алексей занял другую позицию: он покинул комнату и устроился за поворотом коридора – так ему было проще наблюдать за Геной. Шанс, что он сунется сюда, был невысок, – ну а если вдруг, то Кис успеет дать команду! И тогда откроются все двери, и Гену скрутят раньше, чем он поймет, что случилось.
Саша сопроводил перемещение детектива настороженным взглядом, дернулся ему вслед, но так и остался на месте.
Кис заметил это движение. Необычность и сложность субординации между операми, спецназом и детективом вносила, понятно, в душу Саши некоторую сумятицу. Спецназ подчинялся операм. Операми командовал Димыч. А Димычем командовал в некотором роде Алексей Кисанов. Конечно, формально ему не по рангу, не по статусу, но в тех случаях, когда детектив вовлекал в свои дела друзей с Петровки (взаимовыгодно!), то он являлся человеком наиболее посвященным, стало быть, наиболее компетентным в данной ситуации. Отчего ему и выпадало расставлять акценты в предстоящем деле.
Серега и другие его бывшие коллеги, когда приходилось с ними работать в контакте, отлично понимали это и ситуацию воспринимали без лишнего самолюбия, без иерархических заморочек. Куда сложнее было с теми новыми и рядовыми операми, которые не знали Киса лично и не совсем понимали расклад.
Вот Саша и дернулся, увидев, что вверенный его заботам частный детектив самовольничает. Но Кис приложил палец к губам. Саша немного растерялся, однако возражать не рискнул. С этим детективом считалось его начальство, а коли так, то…
Он приник ухом к двери, чтобы лучше слышать, что предпримет этот чертов детектив, столь непонятно независимый, и что предпримет Гена, предмет его основного контроля.
…На этот раз Гена замер перед входом в мониторную. Алексей, чуть выдвинувшись из-за поворота в темноте, хорошо видел его.
Гена задрал пиджак, вытащил из-под него пистолет и решительно распахнул дверь.
Тут же открылась дверь рядом, Саша возник на пороге и, оттеснив локтем ринувшегося было к мониторной детектива, сделал крупный шаг к комнате.
Кис немедленно шагнул ему вслед, вытягивая шею из-за Сашиного плеча.
Перед ними открылась неожиданная картина: Гена стоял в центре мониторной, озираясь. Леши не было видно. Куда он делся?!
Увидев Сашу, Гена вскинул пистолет и выстрелил – тихим «пуком», как и предполагал Алексей, пистолет был с глушителем. Но пуля попала в дверь, которая за долю мгновения до выстрела вдруг пошла на Сашу.
– Бросай оружие! – раздался голос Леши.
Ага, он схоронился за дверью! Банальный прием, но потрясающе эффективный!
Гена развернулся на голос и снова выстрелил.
Саша вступил в комнату, Кис за ним.
Гена растерялся. Он водил пистолетом из стороны в сторону, видя надвигающихся на него людей: Лешу (ментовский бронежилет его защитил) с одной стороны и детектива с опером – с другой.
– Бросай оружие, я сказал! – напомнил ему Леша.
Гена положил пистолет перед собой на пол и поднял руки.
Через пару минут Гена сидел в крутящемся кресле, прочно примотанный к нему скотчем. Из его карманов выудили два мобильника, из-под правой брючины нож. Никаких микрофонов при нем, к счастью, не оказалось: насмотришься вот так всяких джеймсбондов, и станет тебе мерещиться повсюду супертехника, а жизнь, как выразился Леша, «не такая кудрявая».
– Ты сразу скажи, – произнес Леша, – будешь кооперироваться? Или тебя пытать надобно?
– Буду, – проговорил Гена.
– Тогда рассказывай, чего от тебя ждут подельники? Что ты должен им сообщить?
Но Гена молчал.
– Он думает, что от своих ему больше достанется, чем от нас, – обратился к детективу Леша. – Он думает, что мы такие дураки добренькие, а у него там не дураки и не добренькие. Он думает, что мы ща расслюнявимся. Типа мы цивилизованные идиоты, и нам жизнь человеческая дорога! Так то человеческая, – он сильно ткнул Гену в плечо, отчего тот, связанный, немного завалился на бок. – А не говна всякого, как ты! Понял?!
– Вы не имеете права меня пытать, вы, мусора! Мы вас по судам затаскаем, поняли!!!
– Ишь ты, какой бандит нынче пошел юридически грамотный. Ну, правозащитник прям! А я не мент, Геночка, – улыбнулся ему Леша. – Мне можно. А насчет судов, так дожить тебе сначала нужно до судов-то.
Гена не ответил, и Леша оторвал его руку от кресла, взрезав скотч ножом.
– Считаю раз-два-три, после чего я тебе перережу вены. Говори, что и когда ты должен сообщить?!
Гена посмотрел на Лешу, потом на Алексея – и высунул язык.
Кис не успел поймать молниеносное движение охранника. Он только увидел, как изо рта Гены потекла кровь.
– Леша! Он же говорить не сможет! – только и воскликнул детектив.
Ну да, Леша ведь служил раньше в спецназе…
– Если хочет жить, то сможет. Я ж ему язык не отрезал, только поранил чуток, для приведения в чувство.
Леша вглядывался в лицо Гены едва ли не с нежностью. С нежностью маньяка, который готовится разделать свою жертву, предвкушая удовольствие.
И это тот самый человек, с которым детектив несколько часов назад курил на углу дома? Который проявил такое понимание, даже тонкость?
– Ну, Геннадий, будем говорить? Или мне еще поупражняться?
Гена слабо пошевелился. Но так и не произнес ни слова. И тогда Леша, размахнувшись, взрезал вены на освобожденной от скотча руке Гены.
Кровь методично и бесшумно закапала на пол.
– Давай, геройствуй, – Леша сплюнул поверх капель. – Через пять минут я разрежу вены второй твоей руки. А через полчаса ты труп. Смотри, как вытекает из тебя жизнь! – И, сунув окровавленную кисть в глаза Гене, Леша привязал ее снова к подлокотнику, наклонив руку таким образом, чтобы кровь текла без препятствий.
Гена вскинул ненавидящий взгляд на Лешу, затем молча уставился на свою окровавленную руку, потирая порезанный язык о верхнюю губу, отчего красная слюна двумя тонкими ручейками заструилась по его подбородку.
Алексей почувствовал, что его мутит. Он понимал: Леша действует правильно, разумно, но…
Наверное, судьба хранила Киса: никогда не приходилось ему прибегать к таким методам! И сейчас он испытывал крайне неприятное, двойственное чувство. Он привык защищать Жизнь. Против тех, кто несет Смерть. И его инстинкт Защитника Жизни протестовал против такого обращения с человеком. Даже если этим человеком являлся сволочной тип по имени Гена.
Но от этого сволочного типа по имени Гена зависела жизнь Насти, Кристины, да и всех их, оперов, охранников, спецназовцев! И даже собаки. Значит, нужно отключиться от капающей на пол крови – от уходящей жизни Гены. Во имя всех остальных!
– Ты, детектив, отойди в сторонку, – Леша как почувствовал его гуманитарные сомнения. – Ты свое дело сделал, мы эту гниду взяли. Спасибо тебе. А теперь оставь мне ее. Отойди. Там у тебя Анастасия Марковна и хозяин, займись ими, так будет лучше… И эта, как ее, большой шишки жена… И паренек еще… В общем, тебе есть что делать, детектив. А я пока с Геночкой разберусь, – ласково произнес он, нацеливаясь каттером на вторую кисть Гены.
Алексей еще раз посмотрел на красную лужицу на полу и направился к выходу.
Он не бог, чтобы решать, кто заслуживает жизни, а кто нет.
Но именно потому, что он не бог, он решил по-простецки, что Криска, равно как и ее мама, Настя, заслуживают жизни больше, чем бандит. Он, Алексей, не бог, да, и потому рассудил по-человечески. И потому он вышел из мониторной комнаты, где Леша заносил свой каттер над второй рукой Гены.
«Мне стоит только перетянуть твою руку жгутом, чтобы ты не помер, – сладко произносил слова Леша, – Кис слышал, уходя. – Если ты не заговоришь прежде, чем потеряешь сознание, то ты мне будешь неинтересен. И тогда из тебя, неинтересного, кровь выйдет вся, парень. И ты помрешь. А ты же молодой и красивый…»
