Матвей Медведев - В поисках истины
Виктор ушел не попрощавшись. Хильда, стоявшая у зеркала, не обернулась. Она внимательно рассматривала свою ногу, обтянутую чулком, поворачивая ее то так, то эдак. Казалось, ее ничто не волнует.
На следующий день Виктор получил задание.
Его посадили в автомобиль и повезли к границе. Он вышел из автомобиля и сразу узнал знакомые места. Когда-то вот здесь мокрый, задыхаясь от усталости и волнения, он выкарабкался на берег в надежде обрести новую жизнь.
Сейчас он вновь должен будет совершить путь через реку. Он возвращается назад. Думал ли он, что опять попадет к себе на хутор? Он вспомнил отца, Эльфриду, Марию. Ему стало чуть грустно. Он потребовал вина. Его просьба была тотчас же исполнена.
Он пил весь вечер и еще половину ночи. Коньяк был крепкий, обжигал горло. Но, странное дело, Виктор не пьянел, настолько нервы его были напряжены.
Черная стрелка часов замерла где-то между двумя и тремя ночи. Надо было идти.
Он поднялся из-за стола, вышел из домика. Стражники почтительно следовали сзади. Он бросил на них взгляд, полный презрения.
Дул ветер. Нагонял на небо тучи. Моросил, прекращался и вновь начинался дождь.
Виктор Лоди подошел к реке...
7
В предварительно разработанном до мельчайших деталей плане перехода Лоди через границу был лишь один пункт, смущавший несколько самого Виктора: сможет ли он хотя бы на первое время найти пристанище на хуторе? Было решено, что он произведет разведку, а потом, при малейшей опасности, уйдет подальше от границы, в тыл.
Но напрасно он опасался. Все сложилось для него как нельзя удачней. Эльфрида дала ему приют, поместила на ночлег в их старом доме.
Сейчас Виктор ходил взад и вперед по комнате, от окна к стене и от стены к окну, а Эльфрида стояла на кухне и месила тесто для пирога.
Виктор ходил, и половицы скрипели под его ногами. Он все же нервничал, и это его состояние передавалось Эльфриде.
Почему он так боится? Почему предупредил, чтобы она никого не впускала?
Эльфрида думала об этом, а сама энергичными движениями месила тесто. Стеклянные бусы на ее груди сверкали и звенели. Эльфриде хотелось, чтобы пирог удался, чтобы Виктор не подумал, будто она ничего не умеет делать.
Правда, печь пироги, готовить обеды ей действительно не приходилось. Питалась она не дома, а в столовой МТС. Да и зачем ей было заниматься стряпней? Для кого? Ведь она еще не была замужем.
Откровенно говоря, это было несколько странно. Ведь Эльфрида Лоди считалась красивой девушкой.
Жила она, как и раньше, на хуторе. Этот хутор — и дом, крытый красной черепицей, и конюшни, и сараи — когда-то принадлежали дядюшке Лоди. Старый Лоди был кулаком. Вся деревня ненавидела его. Но про Эльфриду никто никогда не сказал ничего плохого. Да и разве не доказала она своей работой, что заслужила уважение?
Дядюшка Лоди умер. Он умер от огорчения, старый Лоди. Ведь у него отобрали всех лошадей и коров. Эльфриде сперва тоже было не сладко. Ей даже пришлось покинуть деревню, уехать в город и устроиться на завод. А потом ее потянуло обратно в родные места. Она окончила курсы трактористов и стала работать в МТС.
О своей прежней жизни на хуторе, о той поре, когда она была еще совсем юной, Эльфрида и не вспоминала. Другие интересы целиком захватили ее. О внезапном бегстве Виктора из дома ходили самые противоречивые слухи.
И вот спустя несколько лет Виктор снова появился откуда-то, внеся смятение и разлад в жизнь Эльфриды.
Пожалуй, он прав был, этот Виктор. Эльфрида могла бы не портить свои руки. За нее могли бы работать батраки.
Ах, если б дядюшка Лоди был жив! И если б все было по-старому! Уж он бы позаботился о дочке своего покойного брата. Какую бы свадьбу устроил ей!
Она могла бы стать женой Питера Реемси или Вольдемара Ликонена.
И ей не надо было бы вставать, как теперь, чуть свет и, напялив комбинезон, идти в МТС, работать до вечера в поле, где сегодня тебя обжигает солнцем, а завтра поливает дождем, от которого белокурые локоны темнеют и становятся похожими на паклю.
Нет, если разобраться как следует, жизнь ее сложилась неудачно.
Ей пора бы уже выйти замуж. Давно пора. Об этом Эльфрида стала с некоторых пор задумываться самым серьезным образом. Рассматривая в зеркале свое все еще красивое лицо, она видела возле глаз маленькие, точно сделанные очень тонким и острым пером морщинки. Она брала на палец немного крема из стеклянной баночки и сильно втирала в кожу. Но морщинки не исчезали.
Да, ей пора выйти замуж. Но за кого? Уж не за Харитона ли или Пашку-кузнеца? Или, может быть, за Андрейку?
Вот если бы найти мужа солидного, с положением. Такого, как начальник военторговской лавки. Или как начальник заставы лейтенант Гусев. Вот за Гусева она бы вышла замуж не задумываясь. Но Гусев был женат и без памяти влюблен в свою жену. Эльфрида знала ее. Леля была не очень красива, но у нее был маленький, пухлый рот и пушистые брови. Густые золотистые волосы она заплетала в тугую косу, которую укладывала вокруг головы. Несколько раз она приходила вместе с Гусевым в деревню на танцы.
Но если хорошенько подумать, то и Андрейка не так уж плох. Среди трактористов он не на последнем счету и зарабатывает прилично. А как влюблен в нее! Только больно уж робкий. Не то что другие. Питер Реемси был не такой. И Петька Буханцев, киномеханик из райцентра, не такой. И Пашка-кузнец. Нет, с Пашкой у нее ничего не было, только целовались однажды утром, когда он застиг ее одну в поле.
Золотая пчела запуталась тогда в ее волосах, и Эльфрида визжала, боясь, чтобы пчела не ужалила ее, а Пашка громко смеялся.
Питер Реемси, Петька Буханцев... А теперь вот Андрейка. Ах, был бы жив дядюшка Лоди, разве обратила бы она внимание на какого-то там Андрейку? Черт! Даже зубами хочется скрипеть от досады.
А Виктор? Что Виктор? Он сказал, что научит ее, как поступить. Нет, Виктору верить нельзя. Долго отсутствовал, а теперь появился откуда-то, странный и страшный. А ведь вблизи граница. И она, Эльфрида, не должна, просто не имеет никакого права молчать о том, что у нее в доме появился неведомо откуда Виктор Лоди.
Но почему же она все-таки молчит? Неужели опасается Виктора? Чепуха! Ничего она не опасается. Вот пойдет к начальнику заставы Гусеву и скажет ему: товарищ лейтенант, мне надо поговорить с вами об очень серьезном деле. Мне страшно. У меня в доме появился подозрительный человек.
Так думала Эльфрида, пока месила тесто для пирога. Но когда Виктор позвал ее из соседней комнаты, она почему-то вздрогнула и покорно сказала:
— Иду!
8
Когда, украсив голубой лентой свои белокурые волосы, Эльфрида Лоди приходила в деревню на танцы, парни бросали на нее восторженные взгляды. Но всех восторженней глядел Андрейка.
Гармонист играл польку. Парни надвигали на глаза лакированные козырьки фуражек. Они с ожесточением топали ногами, обутыми в высокие, начищенные до солнечного блеска сапоги. Девушки улыбались. Ветер поднимался от их шуршащих, развевающихся юбок.
Иногда Эльфрида танцевала и с Андрейкой. Она подавала ему свою маленькую горячую руку, а другой слегка приподнимала подол, показывая новенькие красные сапожки. Она громко хохотала, так, что видны были ее белые зубы.
Он уже давно потерял голову. Но знал, что у него мало шансов на то, чтобы Эльфрида вышла за него замуж. Андрейка был некрасивый, соломенные волосы торчали на его голове во все стороны, а вокруг носа пестрели веснушки. Разве мог такой невзрачный на вид парень рассчитывать на благосклонность девушки, которая считалась чуть ли не самой красивой во всем районе?
Андрейка только теперь стал работать на тракторе. А Эльфрида уже давно была трактористкой. И ее портрет был напечатан в районной газете.
Что значил Андрейка по сравнению с Эльфридой?
Но напрасно он был такого невысокого мнения о себе. Оказывается, Андрейка ошибался, когда думал, что Эльфрида не обращает на него никакого внимания. Наоборот. Обращает. Даже больше того: любит Андрейку. И еще как! Она сама сказала ему об этом.
Да, сама. Как вам это понравится?
Оказывается, никто ей не мил — ни Харитон, ни Пашка-кузнец. Вот он, Андрейка... Да ведь от всего этого можно с ума сойти.
А он-то думал... ха-ха-ха!.. А он-то думал, чудак, что Эльфрида совсем не замечает его.
Он узнал об этом случайно. Когда пришел к ней на хутор.
Андрейка никогда не бывал в доме у Эльфриды. Он только издали смотрел на него. Смотрел и думал: что-то делает в этот момент Эльфрида? Прибирается, шьет или, может быть, сидит, склонившись над книжкой?
А тут он не выдержал. Взял и пошел к ней на хутор. Пересилив робость, приблизился к дому. Пересек двор, поросший розовато-фиолетовыми цветами иван-чая, и заглянул в дверь.
Он увидел кухню. Там никого не было. Топилась печь. На столе лежало вываленное из горшка тесто. На его поверхности виднелись вмятины — это были следы пальцев. Ее пальцев!
