Матвей Медведев - В поисках истины
Виктор часто смотрел на чужой берег. Он притягивал его к себе, такой близкий и одновременно недоступно далекий.
На хуторе было скучно. Пахло навозом. Ходил отец, кривоногий, широкоплечий, с лицом, напоминавшим печеное яблоко. Он ходил, засунув руки в карманы широких кожаных штанов, и во рту у него всегда торчала короткая трубка.
Все знали, что он живет с работницей Марией, молчаливой и угрюмой девкой. Она приходила к нему по ночам, не произнося ни слова ложилась в постель и под утро так же молча уходила. Ноги у нее были красные, как гусиные лапы.
Виктор ненавидел отца. Он хотел, чтобы отец умер. Он страстно желал этого. Тогда бы он один стал владеть хутором. Он и Эльфрида.
Эльфрида была двоюродной сестрой Виктора. Пухленькая, голубоглазая, белокурая, она совсем не походила на высокого, угловатого, с черными жесткими волосами Виктора. В комнате у нее пахло сухими цветами. В углу на гвоздике висела пестрая юбка. От юбки также исходил запах цветов.
Эльфрида жила, как барышня. Старый Лоди баловал ее. Она ничего, не делала. Только читала книги, да и то не все, а лишь те, в которых говорилось про любовь.
Виктор уходил подальше от дома. Он ложился на спину под кустом черной смородины и, подложив под голову руки, смотрел на небо. По небу плыли облака. Было жарко. Оранжевая пчела ползала по черносмородиновой ветке. На пчеле была мохнатая шубка, но ей не было жарко. По временам пчела принималась энергично жужжать. Виктор мечтал о ветре. Он смотрел с горы на границу. Чужая земля притягивала его к себе, как магнит.
Виктор не любил страну, в которой жил. Он не понимал ее. Он боялся ее. Кулаки — так называли в этой стране отца, его, Виктора, Эльфриду. Их ненавидели. Даже Мария.
О другой стране думал Виктор.
Однажды отец поехал на мельницу. Вернулся злой и хмурый. Бросил под телегу кнут и пошел к крыльцу, посапывая короткой черной трубкой.
— Виктор, — тихо сказал он, — мне нужно поговорить с тобой.
Они прошли в дом. Отец сел за стол. Виктор стоял перед ним, опустив голову. Он никогда никому не смотрел в глаза. Даже отцу.
— Виктор, — сказал отец, — мальчик...
Он впервые назвал так сына. Виктор поднял голову и взглянул на отца. Только сейчас он увидел, что у отца красные веки. В глазах старика стояли слезы.
— Виктор, — повторил отец, — мы разорены. Они отбирают от нас всех коров и лошадей. Теперь они будут принадлежать колхозу. Нас выселят с хутора и устроят здесь детский сад. У нас ничего больше не будет. Как же жить?
Виктор молчал. Неподалеку, за окном, работник отбивал косу. «Жвак, жвак...» — звенела коса, и этот звук отчетливо слышался в тишине чистого летнего вечера.
Отец плакал, положив голову на стол. Тут же на столе валялась потухшая трубка.
В ту же ночь Виктор бежал.
6
Он действовал дерзко и нагло. Перелез через проволоку и бросился в реку. Поплыл по холодной, мерцающей под луной воде.
В сущности, ему нечего было терять. Отец, кажется, ясно сказал: с кулаками церемониться не будут. Отберут у них все — и конец.
Вот почему Виктор решил раз и навсегда покончить со своей прежней жизнью и начать новую. Для этого надо было прежде всего перебраться в другую страну.
Ему повезло: никто не заметил, как он переплывал реку. Радуясь удаче, вылез из воды и, тяжело дыша, отряхиваясь, пошел по берегу. Это был уже не родной, а чужой берег, тот самый, на который он столько раз смотрел с горы, из отцовского хутора. Только теперь уже не этот, а тот берег, с которого он приплыл, стал для него чужим. Он хотел посмотреть на него в последний раз, но ничего не увидел. Луна зашла за облака, стало совсем темно.
Вдруг кто-то ударил Виктора кулаком. Он пошатнулся. Кровь потекла у него из разбитой губы.
Перед ним стояла пограничная стража. Один из стражников, видимо, самый старший, что-то говорил, временами визжа тонко и пронзительно. Это он ударил Виктора. Может быть, он еще раз ударил бы его, если б не увидел лица Виктора. Это лицо, освещенное фонарями, которые зажгли стражники, было страшно.
Виктора отвели на кордон. Там он обсушился, пришел в себя. Его не трогали день, два. Потом вызвали на допрос.
Человек в полицейском мундире сидел за столом и писал, Виктор не видел его лица. Он видел только черные волосы, разделенные посередине ровным, аккуратным пробором.
Наконец человек заговорил.
— Нам все известно, — сказал он медленно и почти чисто произнося слова по-русски. Головы он, однако, по-прежнему не поднимал. — Вы — Лоди Виктор, сын кулака. Вы ненавидите страну, из которой бежали. Она отняла у вас счастье. Вы лишились всего — родного дома, девушки, которую могли бы взять в жены, ваших будущих малюток...
— Чего вы хотите от меня? — спросил Виктор.
— У вас все равно теперь нет никакого выхода, — как бы не слыша и продолжая свою мысль, сказал человек.
Неожиданно он поднял голову, и Виктор увидел его глаза. Они не обещали ничего хорошего, эти бесцветные глаза.
— Я согласен на все, — сказал Виктор.
— Вы благоразумны, — ответил полицейский чиновник. — Это похвально.
Но Виктор ошибался, думая, что его сейчас же выпустят.
Его не выпустили, а отвели обратно — туда, где он провел первые двое суток. Там он пробыл еще одну ночь. А наутро его посадили в закрытый автомобиль и куда-то повезли.
Лоди считал, что его везут в город, и опять ошибся. Его привезли в тюрьму.
Здесь он лишился своих черных жестких волос — их ему сбрили. Затем заставили надеть полосатую одежду с номером на спине и втолкнули в одну из камер.
Виктор хотел было хватить надзирателя кулаком, но воздержался. Пусть все идет, как намечено судьбой. Он лег на железную койку и закрыл глаза, ни о чем не размышляя. Да и о чем ему было размышлять? Ведь, кажется, он уже произнес слово «согласен». Почему же его держат за решеткой?
— Эй, черти, сейчас же откройте дверь! Слышите? Выпустите меня, а не то я вам все здесь расколочу! — закричал он.
Лязгнул затвор. На пороге появились двое. Красные, сытые физиономии. В руках пистолеты. Они поигрывали ими, подбрасывая на ладони.
— Послушай, — сказал один из них, обращаясь к Лоди, — кажется, ты уже получил однажды по морде? Хочешь, чтобы и мы тебе набили морду? Советую не рисковать. Слышишь?
Лоди недовольно заворчал. Но что мог он поделать против этих двоих, недвусмысленно поигрывающих пистолетами? Он замолчал и снова повалился на койку.
В тюрьме его продержали почти полгода. А потом Виктора вызвал к себе начальник тюрьмы. В кабинете находились еще двое. Начальник любезно предложил сесть и угостил ароматной сигаретой.
— Как вы себя чувствуете? — спросил он тоном гостеприимного хозяина.
Больше Виктор в камеру не вернулся. Спустя час после разговора с начальником он уже шел по улице, держа в кармане пачку денег. Он жадно вдыхал свежий воздух, от которого отвык за время, пока сидел в душной, вонючей камере, и его даже слегка мутило. Чтобы подавить это чувство тошноты, он решил выпить, но сперва поискал парикмахерскую и, зайдя в нее, молча уселся в кресло перед зеркалом.
Его черные жесткие волосы опять отросли. Надо было привести себя в порядок.
Потом почти полтора года было здание с башенками и верандами, белые и красные розы в саду, тренировки в стрельбе, в плавании, в борьбе. В разведывательной школе, куда попал Лоди, старательно и обстоятельно учили. Денег не жалели.
Когда курс обучения закончился, состоялся торжественный выпуск.
Оркестр играл добрый старый вальс. Слушая нежную, немного меланхоличную музыку, начальник школы вздыхал и, сидя в кресле, отбивал такт носком ярко начищенного хромового сапога. Он не мог равнодушно слушать музыку. Слезы наполняли его глаза. У господина полковника было чувствительное, сентиментальное сердце.
Виктору Лоди было на это наплевать. Ему на всех было наплевать. Он никого не любил, он всех ненавидел.
На выпускном вечере Виктор познакомился с Хильдой Корка. Она привела его в свою маленькую уютную квартирку. Вскипятила на газовой плите кофе, приготовила яичницу. Поставила на стол коньяк.
У Хильды были белокурые волосы, смуглая кожа, мягкие нежные руки, никогда не знавшие черной работы. У нее было много красивых платьев.
Виктор был груб, но Хильде это нравилось. Виктор, целуя, кусал ее в шею, в то место, где под тонкой кожей билась упругая голубая жилка.
Позже Виктор лежал на кровати, подложив под голову руки, и смотрел, как Хильда надевает чулки. Тончайший прозрачный шелк кофейного цвета скользил между пальцами женщины.
На камине стояли часы. Они тикали быстро и мелодично: «тик-так, тик-так»...
— Хочешь стать моей женой? — спросил Виктор Хильду.
— Зачем? — Хильда удивленно подняла подведенные брови. — Миленький, я умею действовать пистолетом не хуже тебя и знаю четырнадцать способов, как сбить со следа собаку. Понятно? — она засмеялась. — Моя сфера — высшее общество. Генералы, промышленники, дипломаты. Что же, меня зря учили в школе? Но если ты хочешь сделать мне приятное, оставь, пожалуйста, на камине несколько бумажек. Я куплю себе новую шляпу. Это будет подарок от тебя.
