Лиана Мориарти - Тайна моего мужа
Эстер пила теплое молоко. Сесилия пила третий – или четвертый? – бокал «Совиньон блан». Джон Пол слушал, как Полли читает вслух заданный на дом текст. Изабель сидела за компьютером в общей комнате, скачивая музыку к себе на айпод. Их дом был уютным, светлым островком семейной жизни. Сесилия принюхалась. Запах кунжутного масла, похоже, пропитал его насквозь.
– Гляди, мам, – подтолкнула ее локтем Эстер.
– Я смотрю, – заверила ее Сесилия.
Выпуски новостей, которые запомнились ей по 1989 году, производили более буйное впечатление. Ей вспоминались толпы людей, приплясывающих на самой стене и вскидывающих в воздух кулаки. Кажется, там как-то даже пел Дэвид Хассельхофф. Но в роликах, найденных Эстер, царил странный, жутковатый покой. Люди, выходящие из Восточного Берлина, казались тихо ошеломленными, радостными, но спокойными, и двигались они, соблюдая строгий порядок. В конце концов, они же были немцами. Людьми, близкими Сесилии по духу. Мужчины и женщины с прическами восьмидесятых годов пили шампанское прямо из бутылок, запрокидывая головы и улыбаясь камерам. Они кричали, обнимались и рыдали, они жали на гудки автомобилей, но в целом казались вполне благовоспитанными и держались до крайности вежливо. Даже люди, колотящие по стене кувалдами, как будто делали это со сдержанным ликованием, а не с торжествующей яростью. Сесилия засмотрелась на женщину примерно ее лет, танцующую кругами с бородатым мужчиной в кожаной куртке.
– Мам, почему ты плачешь? – спросила Эстер.
– Потому что они так счастливы, – объяснила Сесилия.
Потому что они выдержали это испытание. Потому что эта женщина, вероятно, как и многие другие, думала, что стена когда-нибудь падет, но не ждала, что сама доживет до этого дня. Однако все же дожила и теперь танцевала.
– Так странно, что ты всегда плачешь из-за радостных вещей, – заметила Эстер.
– Знаю, – согласилась Сесилия.
Счастливые концовки всегда вызывали у нее слезы. От облегчения.
– Хочешь чая?
Джон Пол встал из-за обеденного стола, а Полли убрала книжку. Он с тревогой смотрел на жену. Весь вечер она ловила на себе его робкие, полные заботы взгляды. Они сводили ее с ума.
– Нет, – резко ответила Сесилия, не глядя на него. Теперь на нее ошеломленно уставились дочери. – Я не хочу чая.
Глава 31
Япомню Фелисити, – сообщил Коннор. – Она была забавной. Остроумной и чуточку пугающей.
Они перебрались на его кровать. Теперь здесь был обычный двуспальный матрас, застеленный белыми простынями из египетского хлопка. А Тесс и забыла, что он любил хорошие простыни, словно в отеле. Коннор подогрел оставшиеся со вчерашнего вечера макароны с соусом, и теперь они ужинали в постели.
– Хочешь, сядем за стол, как цивилизованные люди, – предложил Коннор. – Я могу приготовить салат и положить салфетки.
– Давай останемся тут, – отказалась Тесс. – А то вдруг я вспомню, что мне должно быть стыдно из-за всего этого.
– Резонно, – признал Коннор.
Макароны оказались превосходны, Тесс накинулась на них с жадностью. Она жутко проголодалась – так бывало, когда Лиам был еще младенцем и она всю ночь не смыкала глаз, кормя его грудью.
Правда, вместо ночи невинного кормления сына, она только что пережила два неистовых, доставивших ей немалое удовлетворение соития с мужчиной, который не был ее супругом. Ей следовало бы потерять аппетит, а не нагулять его.
– Значит, у нее интрижка с твоим мужем, – уточнил Коннор.
– Нет, – поправила его Тесс. – Они просто влюбились друг в друга. Это все донельзя целомудренно и романтично.
– Жуть какая.
– Уж это точно. Я узнала только в понедельник, и вот она я…
Широким взмахом вилки она обвела и комнату, и саму себя в нынешнем полураздетом состоянии. На ней была только футболка Коннора, которую тот достал из ящика комода и без единого слова протянул ей, а сам ушел греть макароны. Судя по запаху, футболка была совершенно чистая.
– Ешь макароны, – закончил за нее Коннор.
– Ем восхитительные макароны, – согласилась Тесс.
– Мне помнится, Фелисити была несколько… – Коннор замешкался, подыскивая подходящее слово. – Как бы это сказать, чтобы не слишком… Довольно плотной девушкой?
– Она страдала ожирением, – поправила его Тесс. – Это важно, потому что в этом году она скинула сорок килограммов и превратилась в сногсшибательную красавицу.
– А-а-а, – протянул Коннор и чуть помолчал. – И что, по-твоему, будет теперь?
– Понятия не имею. На прошлой неделе я думала, что состою в счастливом браке. Настолько счастливом, насколько это вообще возможно. А затем они взяли и признались. Я была потрясена. Я до сих пор потрясена. Однако же – посмотри на меня, прошло-то всего три дня. Точнее, два, а я уже со своим бывшим… ем макароны.
– Иногда что-то просто происходит. Не переживай из-за этого.
Тесс доела макароны и обвела пальцем край тарелки.
– Почему ты холост? Ты умеешь готовить, и не только готовить, – добавила она, неопределенно кивнув на постель. – Просто отлично.
– Все эти годы я сох по тебе, – с непроницаемым лицом заявил он.
– Неправда, – отмахнулась Тесс и нахмурилась. – То есть это же неправда, так?
Коннор забрал у нее пустую тарелку, поставил в свою и убрал на прикроватную тумбочку. Затем откинулся обратно на подушку.
– Я и впрямь некоторое время по тебе сох, – признался он.
Радость начала ускользать от Тесс.
– Прости, я понятия не имела…
– Тесс, – перебил ее Коннор. – Расслабься. С тех пор прошло много лет, а мы не так уж долго встречались. Все дело было в разнице в возрасте. Я скучный бухгалтер, ты молода и готова к приключениям. Но я действительно порой задумывался, что могло из этого выйти.
Тесс никогда об этом не думала. Ни разу. Она почти не вспоминала о Конноре.
– И ты так и не женился? – уточнила она.
– Я прожил несколько лет с женщиной, она была юристом. Мы оба искали партнера и, наверное, супруга. Но потом умерла моя сестра, и все изменилось. Я стал присматривать за Беном. Утратил интерес к бухгалтерскому делу, и примерно тогда же Антония утратила интерес ко мне. А затем я решил получить новое образование и стать учителем физкультуры.
– Но я по-прежнему не понимаю. В школе Лиама в Мельбурне есть отец-одиночка, и женщины вокруг него так и роятся. Даже смотреть стыдно.
– Ну, – заметил Коннор, – я и не говорил, что они не роятся.
– Так что ты все эти годы резвился на свободе? – заключила Тесс.
– Вроде того, – подтвердил Коннор, собрался продолжить, но умолк.
– Что?
– Нет. Ничего.
– Выкладывай.
– Я просто собирался кое в чем признаться.
– В чем-то скабрезном? – предположила Тесс. – Не волнуйся, я тут получила урок широких взглядов, когда мой муж предложил мне жить в одном доме с ним и его любовницей.
– Ну, так далеко дело не зайдет. – Коннор сочувственно ей улыбнулся. – Я собирался сказать, что уже год посещаю психотерапевта. Я, как это обычно называют, «прорабатываю» кое-что.
– О, – осторожно отозвалась Тесс.
– У тебя такое напряженное выражение лица, – заметил Коннор. – Я не сумасшедший. У меня просто было несколько проблем, которые мне нужно было… закрыть.
– Серьезных проблем? – уточнила Тесс, не уверенная, хочет ли она на самом деле это знать.
Предполагалось, что этот вечер будет передышкой среди тягостных переживаний, маленьким безумством. Она просто спускала пар. Ну вот, она уже пытается дать происходящему определение, представить его приемлемым. Возможно, отвращение к себе уже готовится нанести удар.
– Когда мы встречались, – принялся объяснять Коннор, – я когда-нибудь упоминал, что оказался последним человеком, видевшим Джейни Кроули живой? Дочь Рейчел Кроули?
– Я знаю, кто это. И твердо уверена, что ты ни о чем подобном не упоминал.
– Честно говоря, я знаю, что не стал бы тебе рассказывать, – признался Коннор. – Потому что об этом я не рассказывал никогда. Почти никто и не знал. Кроме полиции. И матери Джейни. Мне иногда кажется, что Рейчел Кроули считает, будто это сделал я. Она так выразительно на меня смотрит.
Тесс охватил озноб. Он убил Джейни Кроули и теперь собирается убить ее – и тогда все узнают, что она воспользовалась романтическим затруднением мужа как поводом, чтобы прыгнуть в постель бывшего.
– А ты это сделал? – спросила она.
– Тесс! – Голова Коннора отдернулась, как будто она закатила ему пощечину. – Нет! Конечно нет!
– Прости.
Тесс расслабилась, откинувшись обратно на подушку. Конечно, он этого не делал.
– Черт возьми, я не в силах поверить, что ты могла подумать…
– Прости, прости. Так Джейни была твоей подругой? Или девушкой?
– Я хотел, чтобы она стала моей девушкой. Был изрядно ею увлечен. Она приходила ко мне домой после школы, и мы целовались у меня на кровати, а затем я, весь такой серьезный и сердитый, спрашивал: «Ну ладно, это ведь означает, что ты теперь моя девушка?» Я отчаянно нуждался в каких-то обязательствах, хотел, чтобы все было заверено подписью и скреплено печатью. Моя первая девушка. Вот только она все колебалась и отвечала что-нибудь вроде: «Ну, я не знаю, я еще не решила». Я сходил из-за этого с ума, но вдруг, утром того дня, когда она погибла, она сообщила мне, что определилась. Я, так сказать, был принят на работу. Я пришел в восторг. Мне казалось, я выиграл в лотерею.
