Диана Бош - Забытый грех
Васечкин судорожно сглотнул и вытер пот. Мертвый следователь Нолицкий на своей даче (дача – да! – ее и боялся Васечкин в видениях о своей кончине) и абсолютно непонятные мотивы преступления.
Хотя, по доползшим до Васечкина слухам, нечто странное в деле было. Клеенчатая скатерть, на которой кто-то намалевал буквы баллончиком с краской. Краска попала на продукты, усохшие и изъеденные насекомыми за год, но по образовавшемуся пунктиру вполне можно было понять, что там написано. Gula – обжорство. Тяжкий смертный грех, который церковь ставила даже выше гнева и гордыни.
Васечкин тоже поесть любил, и потому при этой мысли его передернуло.
Господи, что за глупости лезут в голову! Да если сейчас за обжорство убивать, так половину населения страны можно отстрелять. Ну, не половину – это он преувеличил, конечно, но четверть, по последним статистическим данным, – точно. А в Америке так и вовсе восемьдесят процентов. Васечкин огорченно засопел.
В общем, мотив странного преступника был неясен и оттого пугающе страшен.
Он прошел в спальню, взял с тумбочки мобильник, который всегда по утрам лежал там, выполняя функцию будильника, и набрал номер Лямзина.
– Доброе утречко, Эдуард Петрович! – нарочито бодро начал Васечкин.
Слабость свою он показывать не любил и потому всегда старался держать лицо.
– Доброе, – откликнулся Лямзин.
– Не подскажешь, а что, в последнем деле – о смерти следователя Нолицкого – точно есть латынь?
Лямзин помолчал, раздумывая, потом осторожно спросил:
– А почему ты интересуешься? Есть какие-то дополнительные сведения?
Васечкин вытер струящийся по лицу пот.
– И да, и нет. То есть я хотел кое-что уточнить, а если мои опасения подтвердятся, то тогда все расскажу.
Васечкин темнил и трусил. Ему было страшно молчать, но и неприятно рассказывать о своих подозрениях.
По дороге на встречу с Лямзиным он мысленно репетировал свою «речь». Ему становилось то холодно, то жарко. Он вдруг дергался, собираясь повернуть обратно с мыслью – эх, пропади все пропадом и будь что будет! – но потом вспоминал о Нолицком и снова продолжал путь. В диких мучениях он прибыл к месту встречи и сел за столик ждать.
Лямзин опоздал на пять минут. Коротко извинился и сел к окну. Бегло пробежав глазами меню, заказал себе сырный салат и жареные сардельки.
– Очень есть хочу, не успел дома перекусить, – доверительно сообщил он.
Васечкин смотрел на него с тоской. У него аппетита не было, и даже вид пищи вызывал отвращение. Ему это было настолько несвойственно, что Лямзин вопросительно поглядел на него:
– Вячеслав Аркадьевич, на тебе лица нет. Ты не заболел?
Васечкин вяло махнул рукой.
– А, – сказал он тонким сиплым голосом, – это уже неважно. Как я говорил раньше, меня хотят убить. И сейчас есть основания полагать, что следующей жертвой убийцы-латиниста буду я. А уж здоровым или больным, это не столь важно…
– Жертвой кого? – переспросил Лямзин, откусывая от хлеба.
– Латиниста. Вы же так его назвали? Впрочем, неважно. Я уже морально подготовился к смерти.
– Вот как?
– Да. Следователь Нолицкий, точнее, его смерть, беспокоит меня, – сказал он трагическим голосом и начал торопливо, сумбурно, перескакивая с одного на другое, вываливать на огорошенного Лямзина свои страхи и сомнения. – Ты понимаешь, я не душевнобольной и не невротик. Тот, кто меня хорошо знает, может подтвердить – я психически здоровый человек. Да и ты в курсе, не так ли?
Лямзин поспешно кивнул.
– Я пытался убедить себя, что мне мерещится, что я просто давно как следует не отдыхал, но нет. Все тщетно. Страх преследует меня. С Нолицким я вел несколько дел, так вот по одному из них – мы его рассматривали два года назад – проходил как подследственный некий Аффан. Тебе знакомо это имя? А свидетелем по тому делу – его двоюродный брат Азур…
Лямзин напряженно наклонился вперед и впился взглядом в бегающие глазки Васечкина.
– А имя Юсуф – тебе тоже знакомо? – спросил он.
Васечкин надолго задумался, подняв глаза вверх и шевеля губами, но потом с сожалением покачал головой.
– Впервые слышу. Позволь, я все-таки доскажу. Понимаешь, именно об этом деле мне очень неприятно вспоминать. Скорее всего потому, что у меня осталось вовсе не свойственное мне чувство вины. В тот день я был очень сильно раздражен, и посетители вызывали у меня настоящее бешенство. Да, я понимаю, что неправильно себя вел, но тогда мне просто было не до них. Мою машину – новенькую, только что купленную BMW – поцарапал какой-то урод и скрылся. Я был в ярости и никого не хотел видеть. Наверняка вел себя слишком грубо, но что уж теперь говорить…
По мере того как продолжал свой рассказ судья, лицо Лямзина мрачнело. Он достал блокнот и начал что-то чертить.
– Вот такие дела, – со вздохом закончил Васечкин.
Эдуард молча повернул к нему блокнот со схемой.
– Что это? – удивился судья.
– Внимательно смотри.
Лицо Васечкина вначале вытянулось от удивления, а потом глаза выкатились, и на лице отразился ужас.
– Ты думаешь, я все-таки прав?.. – со страхом прошептал он, разглядывая кружочки со вписанными в них именами и названиями грехов. Стрелки соединяли кружки друг с другом. Был здесь и Аффан с похотью, и следователь Нолицкий с обжорством, а также другие. Увидел себя в этой схеме и судья Васечкин. Напротив его имени было написано: «Ira». Гнев. Пятый грех.
Лямзин жирно обвел кружочком участок схемы с пятым грехом и сказал:
– Смотри, четыре предыдущие жертвы уже мертвы. По всему выходит, что следующий – ты.
На Васечкина было жалко смотреть. Он смертельно побледнел, и подбородок его задрожал. Трясущимися руками судья придвинул к себе стакан и, щедро плеснув туда водки, залпом выпил.
– Господи, прости меня, грешного, – взмолился он, крестясь. – Я понимаю, что мне остается только молиться.
– В принципе это тоже не помешает, – согласился Лямзин. – Но у меня есть кое-что получше.
Лямзин поманил его к себе рукой и, когда тот склонился, тихо сказал:
– Я предлагаю поймать убийцу на «живца». Попытайся дать понять, что ты согласен на разговор. Нам важно заставить убийцу играть в открытую, то есть явиться к тебе.
Васечкин согласно затряс головой и, отстранившись, с надеждой поглядел на Лямзина.
– Да, хорошо.
– Ни о чем не переживай. Устроим в твоем доме засаду, возьмем убийцу с поличным и раскрутим на признание.
– Я согласен. Только бы все получилось, – опять взмолился он, судорожно крестясь. – Я пойду, в церкви свечку поставлю за наш успех. Я, дуралей, долго туда собирался, но уж теперь точно дойду.
Он встал и понуро, как старая полковая лошадь, потрусил к выходу. А Лямзин, проводив его взглядом, с неменьшим аппетитом, чем раньше, продолжил свой обед.
Глава 21
Сколецифобия
Чайник на кухне запел тоненько и нежно, начав с мелодичного свиста и перейдя на виртуозные трели.
Лямзин насторожился.
– Это что?
– Это мы сейчас чай с булочками и маслом будем пить, – нарочито жеманно ответила Александра.
– Значит, чайник так свистит?!
– Ну что ты хочешь – француз. Новый, только сегодня купила.
– Ничего себе, – восхитился Лямзин. – А мой ревет, как паровоз. Я когда его слышу, каждый раз вспоминаю анекдот про чукчу, который попал под электричку. Потом бедолага с чайниками со свистком воевал, считая, что детенышей электричек надо добивать маленькими, пока не выросли. А вот твой – хороший, даже не хочется его убить. Положительно, я должен на это чудо природы посмотреть.
– Пожалуйста, смотри. Только не забудь, что он все-таки кипит. Поаккуратнее там.
Она, улыбаясь, сложила стопкой листы бумаги, разбросанные детьми по столу, и пошла следом за Лямзиным. Застала Александра его на кухне, где он любовался чайником, правда предварительно выключив его.
– Я в него влюбился, – доверительно сообщил Эдик. – Где они продаются? Я тоже себе такой куплю.
Александра рассмеялась.
– Давай уже чай пить, масло растает. А где магазин, я потом тебе на карте покажу.
Они сели за стол, но не успела Александра вонзить зубы в булку, как в прихожей раздался звонок. Она взглянула на часы и пояснила Лямзину:
– Это, должно быть, моя подруга Фаина. Я пойду открою.
Вскоре она вернулась с темноволосой изящной женщиной.
– А я вас заочно знаю, – засмеялась гостья, когда Александра представила ей Лямзина. – Вы тот самый человек, который помог мне найти специалистов по установке аппаратуры видеонаблюдения. Верно?
– Да. И как ваши дела, нашли воришку?
– Нашла. Даже двоих. Я этих девочек уже уволила, но в милицию на них заявлять не стала. Не хочу. Пусть идут с миром.
– Может быть, зря?
– Нет, – Фаина отмахнулась. – Там все сложнее, чем просто кража. Ну да не хочу сейчас это ворошить.
Александра, которая еще не знала, что воров поймали, изнывала от любопытства. Она ерзала на месте, поглядывала искоса на Фаину, но продолжать расспросы при Лямзине, зная характер подруги, не решалась.
