Лилиан Браун - Кот, который пел для птиц
Вдруг тишину нарушили тяжёлые шаги. Они доносились с лестницы, ведущей в подвал, которая находилась в конце зала. Высокая фигура направилась в их сторону. Квиллер отступил в кабинет менеджера, и одновременно Коко ринулся в противоположную дверь. Поводок натянулся между ними, и незваный гость, споткнувшись об него, растянулся на полу.
Коко мгновенно взлетел на спину незнакомцу и впился в неё когтями, угрожающе твердя своё «кек-кек-кек». В ту же минуту Квиллер включил в кабинете свет, надеясь найти какое-нибудь оружие… Вот же оно! Деревянный тотем!
Когда лежавший ничком человек попытался подняться, Квиллер огрел его по спине и голове деревянной скульптурой.
— Руки за голову! Не двигаться! У нас тут служебное животное, и с ним шутки плохи!
Голова опустилась, руки поднялись. Макушка была огненно-красной, совсем как у хохлатого дятла!
Придерживая поводок левой рукой и сунув тотем под мышку, Квиллер вернулся в кабинет и набрал девять-один-один.
— Мы задержали преступника, сбежавшего из тюрьмы округа… Мы находимся с ним в Центре искусств… на Тревельян-роуд.
Пленник затих. Каждый раз, как он пытался пошевелиться, Коко угрожал ему своим «кек-кек-кек» и когтил спину. Через несколько минут тишина огласилась воем сирен; сверкая мигалками, примчались полицейские машины. Квиллер с Коко поспешили уйти по-английски. Они тут больше не нужны. Полицейские получили своего беглеца.
На следующее утро пикаксское радио сообщило: «Арестованный, прошлым вечером сбежавший из тюрьмы округа, был сразу же схвачен полицией города и округа в Центре искусств на Тревельян-роуд, где он скрывался. Как подозреваемый в поджоге и убийстве, сегодня он предстанет перед судом».
Глава девятнадцатая
Днём в пятницу Квиллер шёл по дорожке, чтобы забрать свою газету и почту. Он знал, что Центр искусств закрыт в знак уважения к памяти одной из своих одарённых художниц — закрыт на три дня. Однако на стоянке была одна машина — жёлтый автомобиль с откидным верхом. Беверли Форфар грузила в него коробки.
— Что это вы делаете? — осведомился Квиллер. — Похищаете коллекцию?
— Я уволилась, — спокойно ответила она. — Для меня это уж слишком! Я возвращаюсь в Центр, где найду спокойную работу в музее.
— Ну что же, нам, конечно, жаль, что вы уезжаете, — сказал он. — Однако, если вы считаете, что там вам будет уютнее, нужно ехать, и я желаю вам всего наилучшего… Но нам никогда не найти такого менеджера, как вы.
— Спасибо вам, мистер К. Мистер Хаггис обещал присматривать за Центром, пока не подыщут менеджера.
И тут у Квиллера возникла блестящая идея. Он спросил:
— Вы помните того человека, который выиграл в лотерее инталию «Белизна белого»? Его свояченица забрала её и должна была отправить ему в Сан-Франциско, но обстоятельства изменились. Профессору Фробницу предложили заведовать кафедрой в одном из японских университетов. Он хочет, чтобы инталию подарили человеку, который способен оценить искусство такого высокого уровня. Вы бы не хотели её иметь? Насколько я понимаю, она очень ценная.
— О, я была бы в восторге! — вскричала она. — Как мило с вашей стороны подумать обо мне! И какой прекрасный прощальный подарок! Я буду всегда думать о вас, мистер К., глядя на неё.
— Когда вы отбываете? — спросил он. — Я могу забрать инталию у его свояченицы и привезти сюда.
Вынув инталию из чулана со швабрами и доставив по назначению, Квиллер задумался о событиях, которые заставили Беверли покинуть свой пост: сначала грязь, которая попадала с дороги в Центр искусств, уродливый фермерский дом и ржавый грузовик через дорогу, собаки и цыплята, выбегавшие на проезжую часть… Потом пожар, из-за которого в Центр искусств угодила сажа, в то время как пожарные брандспойты умножали грязь, затем проникновение в Центр ночью, кража рисунков Дафны и несчастье её жизни — Джаспер!.. Компания, забравшаяся в клуб «Вспышка»… Угроза того, что мимо Центра искусств пройдёт кольцевая дорога, по которой будут грохотать грузовики и бензовозы… И, наконец, убийство художницы! Если кто-то и заслуживает инталии стоимостью в тысячу долларов, то это Беверли Форфар.
Квиллера закружил вихрь событий в последние недели, и теперь, когда всё кончилось и его помощь больше не требовалась, он ощутил беспокойство. Настал субботний вечер, и у Полли был последний сеанс с Полом Скамблом. Самого Квиллера ожидала маленькая церемония в библиотеке. А пока что он отправился по незапланированным делам.
Первая его остановка была в студии Аманды Гудвинтер.
— Ну как, всё улеглось в Индейской Деревне? — осведомился он.
— Если бы! — прорычала она. — Когда этого кретина арестовали, там остался голодный попугай, и эта проклятая птица вопила нон-стоп тридцать шесть часов! И дело не только в шуме — он так грязно ругался! Сегодня утром в три тридцать я позвонила шерифу домой, вытащила его из постели и сказала: «Или через десять минут вы заберетё эту птицу, которая не даёт никому здесь покоя, или я лично позабочусь, чтобы вас никогда больше не переизбрали! Отдайте его в приют, в реабилитационный центр для попугаев, сделайте же что-нибудь! Но только уберите его отсюда, да захватите с собой арахис, а то он сжует вам руку до локтя!..» Через пять минут примчался помощник шерифа, и с тех пор я даже не слышу скрипа половиц.
Оттуда Квиллер отправился в Мусвилл, придумав повод для того, чтобы нанести визит в бутик Элизабет. Владелица порхала по магазину в одеянии из газа и в приподнятом настроении.
— Разве это не чудесно! — восклицала она. — «Барбекю» закрыли, и Дерек теперь снова посещает все занятия в колледже! Мне в самом деле жаль Девочку с Бабочками, правда. Дерек сказал, что она была достойной особой, не имевшей никакого отношения к «Барбекю». Я бы занялась продажей её картин, но они слишком дорогие для туристов и слишком серьёзные для яхтсменов… Чем я могу вам помочь, мистер Квилл?
— Я бы хотел купить подарок для Полли. Нам нужно кое-что отпраздновать.
— Как чудесно! А почему бы не брючный костюм? — предложила Элизабет. — Она их любит, а у меня есть красивый, ручной вязки, шафранового цвета. Очень простой! И очень элегантный!
— Я беру его, — сказал Квиллер.
На обратном пути в Пикакс Квиллер остановился возле двора с надгробиями, чтобы повидаться с Торнтоном Хаггисом. Белоснежная копна волос сияла, очки в золотой оправе дружелюбно сверкали, но у Торнтона был скорбный вид.
— Печальный день для искусства, — сказал он. — И как это её угораздило ввязаться в такое?
— Слишком поздно задавать вопросы, — ответил Квиллер. — Её нет, и её репейниц — тоже.
— Почему же вы меня не позвали? Я хотел посмотреть, как они взлетят.
— Честно говоря, как-то не до того было.
— Рэмсботтом наконец-то расплачивается, если это вас утешит. Мои сыновья беседовали с инженером-дорожником. Похоже, двенадцать акров, которые собирались асфальтировать, накрылись. Сто акров, купленные им у Мод Коггин, пойдут с молотка: я полагаю, нужно покрыть судебные издержки.
— А вы что-нибудь слышали о расширении кладбища? — поинтересовался Квиллер. — Ведь речь шла о части этих ста акров.
— Я думаю, на самом деле сделка ещё не состоялась. Должно быть, новость распространили преждевременно, и сделано это было намеренно… У вас есть время для ланча?
— Благодарю вас, не сегодня. У меня есть другая договоренность.
Эта договоренность была с библиотекой, где ему предстояло вытащить записочки с именами для кошек, занявшие первое место на конкурсе.
В библиотеке человек сто, если не больше, дожидались решения этого вопроса. Квиллер занял своё место за столиком библиографа, на котором стояли две коробки с записочками и возлежал в небрежной позе кот.
— Традиция требует, — объявил Квиллер, — чтобы мы вытащили три имени, и третье будет победителем. Все согласны?
— Да! — закричали собравшиеся. Никогда ещё такие шумные возгласы не сотрясали стены храма информации.
Квиллер перемешал содержимое коробки и вытащил первый клочок бумаги: Берта. Из толпы донёсся разочарованный возглас.
Следующей была записочка с именем Минни К., и зазвучало уже несколько голосов, полных сожаления. Минни К. была заметной фигурой в истории Мускаунти, но это длинная история; литера «К» обозначала фамилию Клингеншоен.
Квиллер энергично встряхнул коробку, прежде чем достать победившее имя.
— И с сей минуты кошка будет носить имя… Кэти!
Послышалось восторженное восклицание, за которым последовали аплодисменты всех присутствующих.
— Где она? Кэти, иди сюда и раскланяйся. Кто-то нашёл её и поднял вверх, чтобы все видели. Она была мягкая и пушистая, чем сильно отличалась от гладких сиамцев, которых Квиллер расчёсывал каждый день. Его сошлют в собачью будку, когда он вернётся домой: Юм-Юм не простит ему, что он якшался с другой кошкой.
