Б. Седов - Король Треф
Тут я понял, что о долгом и изощренном сексе можно забыть, и позволил себе расслабиться. И сразу же почувствовал, как из самых глубин паха по длинному жерлу моего вулкана понеслась и начала извергаться быстрыми толчками раскаленная лава. Наташа прекратила неистовое движение своей головы и, замерев, только высасывала и глотала, высасывала и глотала ее. Это продолжалось целую вечность.
Потом, когда все кончилось, она отвалилась набок, как насытившийся вурдалак, и положила голову мне на живот. Перед моими закрытыми глазами плавали красивые цветные пятна, и я еще раз подумал о том, что правы были китайцы, черт их побери! Не в количестве оргазмов дело, а в качестве их.
Русский с китайцем — братья навек!
Так мы лежали минут десять, потом она подняла ко мне глаза и спросила слабым голосом:
— Костик, так сколько денег ты мне дашь?
Секунду я держался, но дольше не смог и начал ржать.
Ржал я долго и никак не мог остановиться. Пришлось встать с постели и, держась рукой за стенку, чтобы не свалиться от смеха на пол, пробраться в ванную. Там я открыл кран с холодной водой и сунул голову под душ. Это помогло. Когда я, вытирая мокрую голову полотенцем, вышел из ванной, Наташа лежала на кровати, надувшись и не глядя на меня. Она с преувеличенным вниманием следила за тем, как на экране висящего на стене телевизора Киану Ривз, выставив перед собой ладонь, небрежно останавливает в воздухе летящие в него пули.
Я посмотрел на нее и усмехнулся.
Ну-ну!
Глава 9 ЧТО ДЕЛАТЬ?
Я сидел перед низким гостиничным столиком и уминал разнообразные салаты из квадратных пластиковых коробочек. Наташа лежала на постели и, судя по всему, спала, утомленная вспышкой неистовой страсти. Вот и пусть поспит пока.
А я тем временем перекушу, а заодно и подумаю о делах своих скорбных. А дела действительно были не очень-то радостные. Я запихнул в рот очередную порцию креветочного коктейля и покосился на дрыхнувшую Наташу. Уж она-то не сомневалась бы ни минуты, что делать с партнером, в котором отпала необходимость. А что, Знахарь, может, просто грохнуть ее, чтобы не путалась под ногами? Она бы, если бы имела те деньги, которые были у меня, наверняка так бы и поступила. Но я-то — не она! И все-таки она меня выручила…
Так что придется выполнить обещанное и дать ей денег. Но после этого — извините, придется расстаться. Причем это расставание будет для нее неожиданностью. Был Знахарь, и исчез. Только что был здесь — и испарился. Слишком опасной для меня она станет, когда получит миллион баксов. Именно этой суммой я решил отблагодарить ее за некоторую помощь. Ну и конечно, тем, что не буду напоминать ей про те подляны, которые она мне устраивала. И разойдемся мы с ней, как в море корабли. А вот если встретимся еще раз, то буду вести себя по обстоятельствам. Могу и грохнуть ее. Уж больно много от нее геморроев всяких.
Порешив так, а заодно и покончив с трапезой, я свалил разовую посуду в пластиковый мусорный контейнер и включил электрочайник, чтобы побаловать себя кофе.
Наташа зашевелилась на постели, потянулась, потом открыла глаза и посмотрела на меня. Я в это время стоял у стола в чем мать родила и пытался прочесть немецкую надпись на банке с растворимым кофе.
Наташин взгляд, хотя и был все еще сонным, но сразу же направился не к моему светлому лику, не к телевизору, по которому шли новости на непонятном мне немецком языке, а к моему животу. И даже не к животу, а к моему голому хозяйству, которое наслаждалось свободой и свежим воздухом. И ее глаза опять затуманились, и в них появилась нескрываемая похоть.
Я не выдержал и спросил:
— Интересно, ты о чем-нибудь другом думать можешь?
Она подумала и ответила:
— О другом — могу. О таком же, но побольше.
На это мне сказать было уже нечего, и мы засмеялись. Однако, сиськи — сиськами, а о делах забывать не стоит. И я сказал ей:
— Ты спросила меня, сколько денег я тебе дам. Я тут подумал и решил, что одного миллиона тебе хватит за глаза и за уши.
Ее глаза округлились, и она спросила:
— Миллиона чего?
— Тугриков монгольских, вот чего! — засмеялся я. — Конечно же, долларов. Ты как предпочитаешь, наличкой или чеком?
— Конечно, наличкой, — быстро ответила Наташа, и было видно, что услышанное ошеломило ее.
Я смотрел на нее и удивлялся тому, как изменилось ее лицо.
Она смотрела прямо перед собой, будто увидела вдали призрак счастливой, по ее понятиям, жизни. Ее глаза остановились, и она не мигала. Я подошел к ней и помахал рукой перед ее лицом. Она сморгнула и посмотрела на меня. Потом перевела дыхание и спросила:
— А это правда? Ты не врешь?
— Правда, правда, — успокоил я ее, — не нервничай. Если я так сказал, значит — так и будет. Получишь деньги и свободна.
Она бросила на меня быстрый взгляд, и я прочел в нем свой приговор. Да-а, Знахарь, ты был прав, когда прикинул, сколько стоит твоя жизнь в ее прейскуранте. Но выражение ее глаз тут же изменилось, и она посмотрела на меня чуть ли не с нежностью.
Я вдруг вспомнил Настю и, снова посмотрев на Наташу, ощутил острую неприязнь к ней. Сука, подумал я, какая же ты все-таки сука!
— Пойду-ка я приму душ, — заявил я и направился в ванную.
Заперевшись, я встал под теплые струи, закрыл глаза и увидел перед собой сидевшую по другую сторону грубого дощатого стола Настю.
Она смотрела на меня, подперев указательным пальцем тонкий подбородок, и ласково улыбалась. Легкий ветерок шевелил прядь темных волос, выбившуюся из-под плотно охватывавшего ее лоб белого платка.
Мое сердце остановилось, и время прекратило свой бег.
Пропал шум льющейся из душа воды, исчезли стены, окружавшие меня, сгинула бессмысленная немецкая гостиница, и я опять оказался в сибирской тайге, за выскобленным добела столом, вкопанным в землю под старой березой.
— Здравствуй, Настя, — беззвучно произнес я.
— Здравствуй, милый, — ответила она, — здравствуй, Костушка!
— Я так скучаю по тебе, — сказал я, не ощущая своего дыхания.
— И я тоже, — ответила Настя и чуть-чуть нахмурилась.
— Мне очень плохо без тебя, Настя, — подумал я, — я не знаю, как мне жить дальше. Помоги мне.
— Я знаю, милый, — тихо ответила она, — я все знаю. Но ведь мы встретимся снова, правда?
— Правда, — прошептал я, чувствуя, что передо мной открывается сверкающая бездна, — и для этого мне нужно умереть.
— Да, Костушка, это так. Но только не спеши с этим. Если ты сделаешь это сам, то мы никогда не увидимся. Никогда-никогда! Ты живи долго и умри правильно. И тогда я снова обниму тебя и мы будем вместе всегда. Ты знаешь, что такое — всегда?
— Нет, не знаю, — ответил я, поражаясь тому, что и на самом деле не знал этого.
Настя улыбнулась и отвела узкой рукой свисавшую почти до самого стола ветку березы, которая мешала нам смотреть друг на друга.
— Всегда — это значит, что ты больше не будешь думать о том, что такое «никогда». Понимаешь?
— Понимаю, — ответил я, а Настя тихо засмеялась и сказала:
— Ничего ты не понимаешь, любимый. Но потом поймешь.
Она помолчала, глядя мне в глаза.
— Я люблю тебя, Костушка, — наконец сказала она, и ее глаза приблизились ко мне так, что я смог разглядеть в ее зрачках свое отражение.
— Я люблю тебя, Настенька, — словно эхо, повторил я, чувствуя, как ржавый зазубренный штык снова, как тогда в тайге, медленно входит мне в самое сердце.
Ее лицо стало таять, дробясь на вертикальные струящиеся полосы, затем я услышал приближающийся издалека шум льющейся воды, потом ощутил, что эта вода течет по моему лицу, и наконец вспомнил, что стою под душем, закрыв глаза и до хруста сжав кулаки.
Раздался стук в дверь, и я услышал голос Наташи:
— Ты долго там еще?
Я вдруг ощутил острое желание выйти из ванной и убить ее.
Именно убить. Не отвести душу, выбив ей, например, все зубы, а убить по-настоящему. Лишить жизни. Зарезать, задушить, пристрелить, разбить ей голову молотком для мяса, в общем — сделать так, чтобы она перестала дышать и двигаться.
Это желание было настолько сильным, что я даже испугался.
Эй, Знахарь, ты что, спятил, что ли?
А ну-ка, успокойся! Она не виновата, что она — такая.
Я собрал волю в кулак и, наконец придя в себя, громко ответил, перекрывая шум душа:
— Да-да! Сейчас выхожу.
Ответа не последовало, но я его и не ждал.
Взяв мыло, я энергично занялся тем, для чего, собственно, и предназначена ванная комната, и минут через десять, выключив воду, уже вытирался огромным махровым полотенцем.
Надев купальный халат, я туго подпоясался и вышел из ванной.
Наташа встретила меня удивленным взглядом и вопросом:
— Интересно, что это ты делал в ванной целый час?
