Анна и Сергей Литвиновы - Ледяное сердце не болит
…В Гостиницу он прибыл только около десяти. Устал, честно говоря, безумно. Пробки, напряжение, волнение…
Жанна лежала без сознания на полу фургона. Как была – в коротком полушубке из стриженой норки, в джинсах. Дышала редко и неглубоко, но, главное, дышала. Кай схватил ее на руки, потом перебросил через плечо и понес вниз, в подвал. Весила она килограммов пятьдесят – как мешок сахару. Больше, чем покойная Бахарева, но меньше, чем Митрофанова.
В камере, предназначенной для Ойленбург, никто, конечно, так и не убрался. Некому здесь, кроме него, об этом заботиться. Кровавые пятна остались на полу, засохшие капли – на стенах. Это, конечно, хорошо для Жанночки – проснется и сразу поймет, что попала в серьезную переделку. Однако не дай бог самому перепачкаться в кровище. Как сегодня – эта капля у него на куртке… Очень внимательно всматривался в нее гаишник… Надо тщательно следить за своей одеждой, руками, сапогами. Вовремя отмываться и менять «шкуру»…
Стараясь не наступать на кровавые пятна, Кай перевалил Ойленбургшу на кровать. Она не подавала никаких признаков жизни. Ноги и руки болтаются, словно у куклы. Зрачки не бегают под веками. Здоровый крепкий сон. Завтра она очухается разве что к обеду. Будет время с утра заняться наконец Митрофановой.
Он вышел из камеры и запер ее. Заглянул в глазок ко второй пленнице. Та лежала навзничь, уставясь глазами в потолок. Кажется, телка журналиста дошла уже до стадии отупения и безразличия. Завтра надо будет ее растормошить.
А теперь – отдыхать. В тюрьме и на зоне Кай привык рано ложиться, рано вставать. Сейчас у него слипались глаза. День оказался слишком длинным и нервным. С раннего утра – посылочка для Романа Бахарева, потом – побег от журналиста… Возвращение в Гостиницу, кончина Марии, разделка ее тушки… Похороны ее останков в лесу… Напряженная беседа с гаишником… Потом – захват Жанночки… И все-таки это была настоящая жизнь. Полная риска и приключений. Он благословлял тот день и час, когда ему пришла в голову идея Миссии. Идея воздать за свои страдания полной мерой…
Но сейчас он чувствовал себя выпотрошенным. Слишком много адреналина выделилось в кровь за сегодняшний день. Срочно надо отдыхать.
Кай прошел к себе на второй этаж. Даже не стал заглядывать в мониторы: показывает ли камера в комнате Митрофановой. Все равно он сегодня ее чинить не будет.
Похититель скинул с себя всю одежду. Достал из аптечки порошок, приготовил раствор. Еле дождался, пока остынет. Покуда перехватил левую руку резиновым жгутом, поработал кулаком. Он заслужил небольшую награду. Затем набрал раствор одноразовым шприцем. Вены хорошо просматривались – он старался не злоупотреблять наркотиком. Кай воткнул шприц в вену. Он еще не успел полностью выпустить его, как по всему телу начало потихоньку разливаться блаженство. Не раздеваясь, он прилег на кровать.
Усталость ушла бесследно. Блаженство нарастало. Будто бы вокруг заиграли оркестры, ударили фонтаны, рассыпались гроздья салютов. И в первый миг прихода сознание словно озарилось. На него снизошло понимание, как именно он будет мучить Митрофанову. Это будет не физическая, а моральная мука.
Он ее посадит на иглу. Он приучит ее к наркотику очень быстро. Порошка ему не жалко, его у Кая много. И тут ему представилась ослепительная картинка: девушка стоит перед ним на коленях в своей камере и, захлебываясь слезами, вымаливает у него новую дозу. Картинка была такой яркой и такой острой, что он чуть не испытал оргазм в этот момент – а потом его унес поток разноцветных сновидений.
***К вечеру редакция, с одной стороны, отчасти пустела, но, с другой, в преддверии подписания столичного выпуска в ней нарастали топот и беготня. К тому же коллектив был немаленький, и у кого-нибудь непременно находился повод попраздновать: рождение, свадьба, именины, профессиональная награда…
Сидя, словно монах, в своем кабинетике, Дима лишь слышал отдаленный гул – одновременно деловой и праздничный. «Где заметка про Пороховщикова?» – орал в одной стороне коридора ответственный .секретарь. С другой – раздавались взрывы девичьего хохота.
Ничего Полуянов не мог нарыть – ни через Интернет, ни с помощью оснащенного «детектором лжи» телефона. А главное, у него не было ни одной яркой, плодотворной идеи, которая могла бы продвинуть его расследование вперед. И времени у него – журналист почему-то остро чувствовал это – оставалось все меньше.
В раздрае и унынии он вышел из кабинета. Может, прогулка по родному, с юности знакомому коридору натолкнет на мысль? Может, деловые или праздные лица коллег что-то подскажут?
Едва он дошел до холла с «доской почета и позора» (куда вывешивались лучшие статьи и самые возмутительные ляпы), как на него налетела взбудораженная Кирка. Она повисла на нем и взасос поцеловала. От девушки исходил острый запах духов, недавно выпитого вина и.только что выкуренной сигареты.
– Димка, ты где скрываешься, олух души моей?! – прошептала она, наворачивая полуяновские вихры на палец и дергая их.
– Пусти, больно!.. От чего это я скрываюсь? Или от кого?
– От меня, – хихикнула Кира. – И от здоровой части нашего коллектива. Мы тебе раз пять в дверь стучали. И звонили.
– Срочно в номер пишу, – соврал Дима.
– Значит, ты не хочешь разделить со мной мою радость?
– Ты что, замуж выходишь?
– Не дождешься!.. Лучше!.. Мы мою машину обмываем!
– О, поздравляю. Тебе твой компьютерный ухажер подарил?
– Дождешься от него! Па-апочка мой мне купил.
– «Феррари»?
– Почти, – хихикнула девушка. – «Матиц».
– О, поздравляю! Отличный агрегат. Даже немного лучше «Оки».
– Дурак! Ты мне просто завидуешь.
– И правда завидую, – вздохнул Дима. – Ты ведь знаешь, Кирка, я сегодня утром свою «Короллу» разбил.
– Как разбил?!
– В лоскуты. Восстановлению, наверно, не подлежит.
Мысль пьяноватой Кирки вдруг совершила странный зигзаг, и она воскликнула:
– Отлично!.. Значит, ты сегодня отвезешь меня домой. На моем новом «Матице». А то я пьяненька-ая…
– Извини, дорогая, но у меня сегодня на вечер другие планы.
– А я говорю: отвезешь! – угрожающе молвила Кирка и стукнула Полуянова в плечо острым кулачком. – И вообще: пошли к нам. Что ты там один как сыч!
Диму вдруг посетило острейшее искушение: завязать на сегодня с поисками Надежды и предполагаемого маньяка. Он же не нанялся, в конце концов!.. Чтобы разыскивать преступников, у нас есть милиция.
Ему ужасно захотелось забыться в компании веселых коллег – однако чувство долга взяло верх. «Моя Надя… Одна… Неизвестно где…»
Он все ж таки отстранил Кирку:
– Извини, не могу.
– Не хочешь – как хочешь, – надула губки девушка. – Но я все равно, когда буду уходить, тебе стукну. Раз ты пить с нами не хочешь – повезешь меня домой. На моей новой машине. Но это, учти, ничего не будет значить.
О'кей, – пожал плечами Полуянов и подумал, что до конца импровизированного банкета планы бывшей подружки могут еще десять раз перемениться. И она запросто уедет с кем-то другим.
Они разошлись, и Дима отправился к себе. А когда он отворял дверь кабинета, его вдруг неожиданно озарило. Нет, недаром, наверно, он вышел прогуляться. Болтовня с Киркой почему-то навела его на мысль. Полуянов вдруг подумал, что раньше – когда-то очень давно – он уже видел маньяка.
Да, ни сегодня утром, в предрассветной темноте, ни на жуткой записи на диске Полуянов не мог разглядеть его лица. Но он видел фигуру похитителя. Заметил его сложение, походку. Руки, плечи, абрис головы… Где-то и когда-то раньше он уже встречался с этим человеком… Давным-давно это было…
Но – когда? И – где? И кто он? Как его звали?
Дима не мог вспомнить. И, вернувшись к компьютеру, как ни тошно ему было, вставил в него копию диска с записью, полученной от маньяка сегодня утром. Нынче журналист поступил умнее, чем в прошлый раз. Он опять отдал оригинал си-ди оперу Савельеву – однако не только сохранил запись на винчестере Надиного компа, но и сделал на флэшке еще одну копию.
Он вставил собственную флэшку в компьютер. Запустил программу AC/DC. На всякий случай выключил в ней звук, чтобы не слышать ужасных воплей девушки и чтобы никто за дверями его кабинета не испугался. Все нутро его противилось предстоящему просмотру – но, как ни противно и ни страшно было, журналист все-таки щелкнул курсором по кнопочке «play».
Потянулись обеззвученные, но от этого не менее жуткие кадры. Дима видел маньяка со спины. Тот, в хирургическом халате и шапочке, подступал к девушке. Да, на кого-то он определенно похож. На кого-то, кто совершенно непредставим в роли мясника-убийцы. Но на кого?
Вот лицо девушки искажается в беззвучном крике…
Убийца заносит над ее рукой циркулярную пилу… Собственной склонившейся спиной он, слава богу, загораживает от камеры самое страшное – однако видно, как брызжет кровь, как вылетают из-под лезвия куски человеческой плоти.
