Анна и Сергей Литвиновы - Слишком много любовников
Она согласилась, и я попросил ее как местную, в каком-то роде, жительницу показать достойную ресторацию.
– Пошли, – она взяла меня под руку.
В этот раз Зоя показалась мне не такой, как в Белокаменной, и даже иной, чем в нашу первую встречу тут, в городе, – более спокойной, мягкой, женственной. Может, сказывалось, что она отдохнула, побыла с сыном, отключилась от столичной гонки?
Девушка, как и в прошлый раз, привела меня на берег Волги. Великая русская река здесь еще не выглядела великой – но мощный потенциал, вращающий могучие турбины и перегоняющий сотни кораблей, в ней чувствовался. Мы с Зоей поднялись на дебаркадер. Зал был обустроен в тяжеловатом стиле ретро, заставляя вспомнить о золотом девятнадцатом веке: чучело медведя, механическое пианино и фотографии из фильма «Жестокий романс», который снимался в городе. Однако погода позволяла, и мы уселись на открытом воздухе.
– Ты, как я понимаю, за рулем, – сказала она. – А я выпью.
– Буду только рад. Ты расслабишься и выдашь мне все тайны. – Я вспомнил, как пил позавчера вместе с губернаторшей, и посмеялся про себя: похоже, в тот день значительно больше секретов выдал я ей, а не наоборот.
– Какие, например, я должна поведать тебе тайны?
– Ты выпей сначала, а потом я спрошу.
На самом деле вызнать у нее я собирался только одно. Но сперва мы пообедали – все было мило, вкусно и непринужденно. Зоя с удовольствием выпила две «Маргариты», я ограничился колой. Наконец, настала пора вопросов-ответов. Я вытащил телефон, открыл фото и предъявил своей собеседнице/собутыльнице.
– Не помню такого, – наморщила она лоб.
Я проводил опознание совсем не по правилам, поэтому демонстрировал не несколько карточек, а лишь одной персоны. И счел возможным задавать наводящие вопросы. Я напомнил, при каких обстоятельствах она могла данного товарища видеть.
– Ах да, – сказала она. – Да, ты прав. Тогда это был он. Да, тот самый, что на снимке.
Больше мне ничего от Зои не было нужно, но я, как истинный джентльмен, предложил подвезти ее на своей машине до той самой дачи, где она проживала с бывшей свекровью и сыном. Она решительно запротестовала.
– Но почему? – удивился я. – Зачем тебе на автобусе душиться или на электричке?
– Нет-нет-нет-нет, – отказалась она категорически.
– Ты боишься, что свекровь увидит, что тебя мужчина провожает? Она разве не понимает, как жизнь устроена? И ты не совсем на себе крест поставила?
– Не в этом дело. – На ее глазах вдруг выступили слезы. – Я не хочу, чтобы ты видел сына. Муж мой когда-то от него убежал.
И она заплакала. Стала утираться, сморкаться в платок, а потом скрылась в туалетной комнате.
А я принялся наблюдать, как течет самая главная русская река, как вспыхивает иглами на солнце, как покачивает наш дебаркадер.
Вскоре вернулась Зоя. Она привела себя в порядок, умылась. Только носик был красный.
Усевшись напротив меня, сказала почти весело, как бы продолжая оборванный разговор:
– Хотя все равно я чувствую, у нас с тобой ничего не склеится.
Возражать я не стал, хотя она – возможно, для этого – сделала паузу. И тогда Зоя призналась:
– Артемка мой болен.
– Что с ним?
– Аутизм. Это не лечится.
– Сочувствую. Конечно, вольно мне утешать – но ведь это не больно? И ведь у таких людей действительно сверхспособности? Говорят, в израильской службе безопасности из аутистов специальную группу создали – анализировать огромные массивы данных.
– Легко говорить со стороны.
– Да, прости, я понимаю.
В итоге я все-таки довез Зою до дачного поселка, где проживала в летние месяцы ее свекровь. Остановился у калитки. Забор был старым и покосившимся, а домик площадью шесть на шесть метров явно построен из подручного материала в советские времена – теперь, возможно, кажущиеся кому-то благословенными. Краска на дощечках, коими был обшит домик, почти смылась дождями и облупилась. Кое-где отвалились и сами дощечки, обнажая труху, которая некогда служила теплоизоляцией. Я невольно подумал о роскошном доме Ворсятова в пригороде Москвы, попрощался с Зоей и дал газку по ухабистому проселку.
С каждым километром, приближавшим меня к Белокаменной, становилось очевидней, что я еду на юг. Солнце перестало сиять над горизонтом, и наступило подобие сумерек. И приближалась столица. Движение делалось интенсивней, а водители наглее. После трех суток, что я прожил без колес или вяло, по-провинциальному, драйвил в Сольске, мне пришлось встряхнуться, чтобы заново прийти в московскую норму.
Припарковался я, из соображений конспирации, за три дома до ходасевичевского и остаток пути преодолел пешком. Чуть более тысячи двухсот километров, с заездом и привалом в Костроме, я преодолел за семнадцать часов.
Отставник-полковник не спал, смотрел свой очередной боевик. Встретил меня радушно. Ни словом не обмолвился по поводу моего побитого состояния – хотя, конечно, все заметил.
– Пойдем, – сказал, – я тебя покормлю, а потом – о деле. Расскажешь, что ты там нарыл. А я – что здесь надумал. А потом дам тебе инструкции, как действовать дальше.
Алена Румянцева.
Неделей ранее.
Где-то в Белоруссии
Вчера ночью, в поезде, следовавшем к Минску, закрывши на собачку купе, Алена подвела свой дебет-кредит.
С точки зрения разовой добычи получалось целое состояние. А если рассматривать, что потом неизвестно, как жить, – выходило не слишком много. Пачка пятисотевровых купюр – итого, пятьдесят тысяч. Початая стопка долларов – на сумму девять с половиной тысяч. Два драгоценных предмета – да, на обоих золото, бриллианты, рубины. Но сколько они будут стоить, если сдать в ломбард? Максимум тысяч пять долларов. Ну, семь. И еще три флешки, которые ей зачем-то дал Андрей. Их она сразу хотела спустить в унитаз – еще в поездной уборной. Но потом решила приберечь – мало ли. Хотя бы надо глянуть, что там записано. Вряд ли, конечно, содержащаяся там информация что-то стоит. Скорее, она может стать для нее истоком серьезной опасности. Но пусть пока полежат.
Свои богатства она распределила следующим образом: драгоценности и свернутые в трубочку тысяч десять евро – в бюстгальтер, в ложбинку между грудей. Пачечку из двадцати стодолларовых купюр – в загранпаспорт, а его засунула в задний карман джинсов, чтобы всегда был при себе. Все остальное – под подкладку сумки, подальше от нескромных глаз.
И когда она попросила на следующее утро на минской улице водителя на старом «Мерседесе» отвезти ее в Украину, тот не моргнув глазом сказал: «Поехали!» Попросил только сразу сто долларов как аванс и залог.
А потом – они выехали из города на кольцевую дорогу – стал потихоньку прощупывать, кто она, да откуда, да зачем ей вдруг в Украину понадобилось, да столь экзотическим путем – на такси. Что ей оставалось? Выдумывать. По возможности, близко к тексту, чтоб не запутаться, чтобы ее не выдал «маасковский» акцент и чтобы не противоречить обстоятельствам, в которых она оказалась.
История получалась, по ее собственному мнению, складная. Она москвичка. Бежит от мужа. Муж – гадкий алкоголик, вонючий и противный (это она взяла от своего реального супруга Зюзина). Но он еще вдобавок полицейский (это как любовник Андрей Шаев). Поэтому благоверный легко может проследить по билетным и пограничным базам данных, куда она отправилась. А она хочет свалить с концами – так, чтоб супруг не вычислил, не нашел. Поэтому в Белоруссию приехала, а отсюда в Украину стремится. Чтобы никаких отметок на границе не осталось. Ведь граница между двумя бывшими советскими республиками если не прозрачная, то полупрозрачная, не правда ли?
Водитель слушал, хмыкал, поддакивал, кивал. Легко переходил с русского на белорусский и украинский.
– Я б таксама такую прыгожую дзывчину, як ты, не адпусцыв! – плотоядно хохотнул он. Потом спросил, на чистом русском: – Куда ты потом, после Украины, собираешься? Или там осядешь? Там сейчас москалей не сильно любят.
– Переберусь куда-нибудь в Евросоюз.
– О! У тебя, значит, виза шенгенская имеется?
– Да, есть, – кивнула она, понимая, что разговор заходит куда-то не туда.
– Тогда зачем тебе в Киев тащиться? Туда ехать пятьсот километров. А до литовской границы – всего сто пятьдесят. И вот он тебе, Евросоюз. Лети, куда хочешь.
И не скажешь ведь ему, что, может, она уже попала в розыск. Что ее реальный паспорт на фамилию Румянцева, возможно, числится в стоп-листе на всех границах Евросоюза как соучастницы разбойного нападения.
Она слабо возразила:
– Вдруг мой муж по базе данных на литовской границе узнает, что я там?
– Как он узнает-то? Российские спецслужбы, конечно, мощные, но не до такой степени. Но смотри, как скажешь. Мне до Киева тебя выгодней везти, заплатишь больше, ведь так?
