Ольга Богуславская - Боль
В деле нет вообще никакой медицинской документации. Нет важнейшего документа - свидетельства о констатации смерти Озолинь. Потеряны медицинские карты Озолинь и Алексея Бритикова, а с ними и возможность понять, кто чем болел в интересующий следствие период.
Не установлено время наступления смерти. Чтобы не утруждаться, А.Н. Шильнов "округлил" даты, и получилось, что Клавдия Ивановна была убита в период с 24 по 26 марта 2001 года, что идет решительно вразрез с материалами уголовного дела.
Фактически Шильнов даже не пробовал ответить на важнейший вопрос: как могло случиться, что два врача и участковый милиционер не обнаружили ничего подозрительного, а в морге выяснилось, что Клавдия Ивановна убита?
Но и это не все.
Согласно протоколу осмотра трупа Озолинь, "на трупе майка". Терапевт Суковатая это подтверждает. Она запомнила, что Клавдия Ивановна была одета в ветхую футболку и тренировочные брюки.
Открываем заключение эксперта № 759: одежда, подробно описанная экспертом, - совсем другая. Не привожу подробности, поскольку дело не рассмотрено в суде. Скажу только, что в описании из морга фигурирует предмет женского туалета, которым женщина на исходе восьмого десятка, переставшая умываться, безусловно уже не пользовалась.
Не кажется ли вам, что речь идет о разных людях?
И возникает вопрос: чей труп под именем Клавдии Ивановны Озолинь исследовал эксперт Е.Солохин? Ведь 26 марта в морге № 1 был труп и другой пожилой женщины. И доставлен он тоже был из Ново-Переделкина. И одежда была похожая.
Может, их перепутали?
Тогда Алексей Бритиков может стать жертвой страшной ошибки, переоценить которую невозможно.
А дело в том, что следователи прокуратуры разучились работать.
* * *
Профессиональный уровень работников прокуратуры опустился ниже коленки. Так безобразно следователи в нашей стране не работали никогда. С грехом пополам ещё можно понять скандалы вокруг так называемых политических расследований, но они никакого отношения к работе правоохранительных органов не имеют. А я говорю о работе "на земле", о делах простых смертных. В прокуратуру пришли люди, незнакомые с азами профессии. Исправить их ошибки в суде очень трудно, практически невозможно. Начальство об этом знает и вот уже лет десять бубнит: других взять неоткуда. А нам-то какое дело?
Если называть вещи своими именами, дело Бритикова с профессиональной точки зрения яйца выеденного не стоит. Вернее, не стоило бы, если бы следователь неукоснительно выполнил все, что требует закон. Если бы он допросил всех свидетелей, поинтересовался, чем болели мать и бабушка Алексея, если бы заносил в протоколы то, что ему говорили, а не то, что ему хотелось услышать, если бы он, наконец, хотя бы самому себе ответил на вопрос: бил ли Бритиков бабушку, и если бил, то когда? Ведь сам Алексей утверждает, что ударил её в субботу, в воскресенье вечером бабушку видели врачи "скорой помощи", утром в понедельник два врача и участковый милиционер не обнаружили ничего подозрительного, а наш Пинкертон, не задумываясь, пишет: убита в период с субботы по понедельник. Этого просто не может быть - а Шильнов утверждает: может.
И одно дело, если б в истории Бритикова была лишь одна помарка. Если бы все обстоятельства дела были выяснены и логическая цепочка привела нас к такому выводу: Бритиков, согласно материалам уголовно дела, давно решил избавиться от бабушки и наконец осуществил свой злой умысел и убил её, причем с особой жестокостью. Тогда путаницу в одежде Озолинь ещё можно было бы списать на недобросовестность то ли милиционера, то ли эксперта.
Но ведь ничего подобного нет. И в ситуации, когда по сути не выяснено ничего, вопрос с одеждой умершей Озолинь является последней каплей, которой суждено переполнить чашу. Выходит, что мы не знаем, когда умерла Клавдия Ивановна и отчего. И непонятно: её труп вскрывал судебный эксперт или труп другой женщины?
Может, все было бы иначе, если бы следователь Шильнов нашел ответ на главный вопрос: что же на самом деле произошло в квартире Бритиковых? Если бы в деле на своем месте лежали медицинские документы, из которых следует, что мать и бабушка подозреваемого страдали тяжелой психической болезнью. Тогда Алексею, надо полагать, назначили бы стационарную судебно-психиатрическую экспертизу и, может быть, стало бы понятно, почему он не смог учиться в ПТУ и какую жизнь вели два абсолютно незащищенных человека: не очень здоровый подросток-сирота и его психически больная бабушка.
История Алексея Бритикова сердечно коснулась двух совершенно чужих ему людей. Галина Николаевна Золотова, регистратор поликлиники, та самая женщина, с которой он в последнее время подолгу сидел, не зная, куда ему пойти, отыскала его отца и носит в Бутырскую тюрьму скромные передачи. А адвокат 8-й юридической консультации И.В. Быстрова, которую прислали к Бритикову как к неимущему, написала такое блестящее ходатайство на имя прокурора, какое не всякий оплаченный адвокат взвалит на себя в таком деле. Не имею чести быть знакомой с Быстровой, но с удовольствием пожала бы ей руку.
Что же касается А. Шильнова, свое расследование с неопознанным трупом он блистательно завершил, признав потерпевшим по делу управление социальной защиты населения на Лукинской улице (родственников Озолинь ему было искать лень). То самое, где ни разу не вспомнили о больной старухе. И если бы квартира Бритиковых не была приватизирована, она, глядишь, досталась бы "потерпевшим". И можно было бы устроить праздник справедливости в Ново-Переделкине.
С фейерверком.
Импотент по собственному желанию
Раньше за один такой намек вызывали на дуэль. И, случалось, убивали. Раньше это могло стать причиной трагедии всей жизни. Теперь все изменилось. Но мне не доводилось слышать, чтобы мужчина в цветущем возрасте боролся в суде за право официально именоваться импотентом.
Все мы когда-то были замужем...
С первым мужем Ирина Бар-Слива развелась в 1988 году. На руках у неё остался двухлетний сын. Анатолий Якухин тоже развелся с прежней женой.
Ирина с Анатолием когда-то были пионервожатыми в заводском пионерском лагере. А восемь лет спустя они, работая на одном заводе в Зеленограде, познакомились поближе. И стали встречаться. В 1993 году они зарегистрировали брак. Жить стали в Иринином доме.
В момент знакомства с Якухиным Ирина жила с матерью и сыном в малогабаритной двухкомнатной квартире. В 1989 году мать Ирины, будучи очередником на предприятии, получила разрешение на покупку половины деревянного дома в деревне Андреевка. Это жилье и купили. Так в апреле 1990 года, за три года до вступления в брак с Якухиным, она прописалась в Андреевке вместе с сыном.
Анатолий после развода оказался очередником района и в конце 1994 года получил однокомнатную квартиру в лучшем районе Зеленограда. Вместе с Ириной они сделали там ремонт, но в Зеленоград перебираться не спешили. Анатолию понравилось жить в деревне. Они завели кота и собаку, установили два металлических гаража, сруб бани, купили "москвич" - словом, в город переезжать совсем не хотелось. Одно плохо: в деревне не было школы, и Ирининого сына от первого брака пришлось отдать в семью родителей первого мужа.
В это же время Анатолий попал под сокращение штатов на заводе и стал перебиваться временной работой. Тогда они и начали сдавать его квартиру.
Тут надо сделать небольшое отступление.
Дело в том, что Ирина и Анатолий, как это часто бывает в браках, представляли собой две разные стихии. Замкнутый и неразговорчивый, Анатолий - человек, у которого не задалась служебная карьера. Ирина же - воплощение отличницы, которая все может и везде успевает. По-видимому, лидером в семье была именно она. И не столько потому, что ей этого хотелось, сколько потому, что это было удобно Анатолию. Летом 1996 года она, закончив курсы английского языка, стала переводчиком на заводе "Энергомаш" и посадила Анатолия за руль "москвича", чтобы возил её на работу и с работы, иначе ничего не получалось. Таким образом, роли определились окончательно: она зарабатывала деньги, а Анатолий занимался домашним хозяйством.
В декабре 1998 года у них родилась дочь.
Беременность проходила трудно. В зеленоградской поликлинике, куда её привел Анатолий (прописана-то Ирина была в Андреевке), ей дали направление в Центр планирования и репродуцирования семьи на Профсоюзной. Она несколько раз лежала в больнице, он её навещал, а когда она приехала на роды, исправно навещал и там, передавал продукты, стоял под окошком - все было как положено. За два дня до того, как Анатолий отвез Ирину в роддом, она окрестилась в деревенской церкви.
Конечно, Ирина страшно нервничала. Но все прошло удачно и на свет появилась девочка. А в это время...
* * *
Точнее, годом раньше Иринин отец, живший отдельно, дал объявление о продаже квартиры, доставшейся ему в наследство.
