Александр Егоров - Колеса фортуны
Ее голос звучал насмешливо.
— А если спать негде, так тут я тебе не помощница.
Я поднял глаза и помимо воли окинул ее взглядом с ног до головы. Было ей чуть за тридцать. Крашеные блондинистые волосы острижены коротко. На ощупь они обычно сухие, как солома.
— А где ваша желтая жилетка? — спросил я.
— Сейчас я тебе, при всем параде буду ночью, — засмеялась тетка. — С жезлом еще и с фонарем. Тоже, проверяльщик нашелся. Ночью вообще спать положено.
— Просто вам пойдет желтая жилетка.
— Хочешь, для тебя надену?
Она сделала вид, что идет обратно к двери. Но остановилась и обернулась.
— А ты красавчик, я смотрю. Как звать-то?
— Петр.
Я зажмурился. Мне на мгновение показалось, что все это уже было со мной когда-то — ну, если только в прошлой жизни, — ответил я сам себе. Вообще-то я давно раскусил природу того явления, которое принято называть «dИjЮ vu»: это всего лишь картинка, по ошибке сохраненная не на той страничке альбома. Тебе кажется, что все, что ты видишь, уже происходило, а на самом деле оно даже как следует и не случилось еще. Как сказал бы Костик, оперативная память выдает себя за долговременную. Но сейчас в моей голове как-то разом прокрутился целый ряд картинок, одна другой ярче: комната с низким потолком, лампа на столе, одежда, разбросанная по полу… Что-то отразилось на моем лице, потому что женщина быстро оглянулась и зашептала тихо и весело:
— Ты чего подумал? Ты, волчонок? Ты чего, подумал, что я…
Она снова засмеялась.
— Нет.
Не глядя на нее, я резко поднялся со скамейки. Вдали виднелась светящаяся вывеска «24 часа». За спиной хлопнула дверь.
Не помню, как я прошел эти несколько сотен метров. Возле самого магазина я опомнился. К черту, к черту. Волчонок. Ну надо же.
Я вошел внутрь (в дверях звякнул колокольчик). Продавщица была всё та же. Она сидела на стуле и читала какой-то детектив в мятой обложке. Взглянула на меня черными цыганскими глазами, с усмешкой покачала головой.
— Дайте две банки, — я указал пальцем на полку.
— Вы откуда такие ненасытные? — спросила она. Я опять подумал о другом. Даже покраснел, кажется. Да что же такое сегодня происходит, — подумал я.
Но продавщица спокойно повернулась ко мне спиной, не без изящества наклонилась, извлекла из упаковки две банки и поставила на прилавок. Я полез за деньгами. Снова прозвенел колокольчик: дверь за спиной отворилась, и в помещение вошли три каких-то парня, явно синюшного вида, но крепкие.
— Во как, — сказал один. — А у Вальки опять гость. Кто такой?
— С Железнодорожной, — проговорил я.
— Что-то не помню у нас таких.
— Ой, слушай, друг, одолжи пару тыщ, а? — схватил меня за руку другой. От него несло перегаром. Двое, что было хуже всего, встали сзади.
— Жорик, да ладно тебе, — лениво отозвалась Валька-продавщица. — Пусть идет.
— Да мы ничего против не имеем. Пусть идет, конечно. Так, нет? — спросил тот, что встал сзади. И даже отошел в сторонку, освобождая мне путь. Я рассовал банки по карманам куртки и вышел за дверь. Они вышли следом. Дверь еще не успела закрыться, как двое уже держали меня за руки, а третий получил от меня ногой в пах (бей первым, Фредди, — вспомнилось откуда-то мне). Тот, кто получил, охнул, но тут же как-то снизу попробовал добраться до моей челюсти, а второй выпустил мою руку и полез за пазуху. Вот это плохо, — понял я, когда увидел у него в руке нож. Впрочем, двигались они не слишком-то ловко, и я успел увернуться. Наотмашь врезал ребром ладони кому-то по шее. Но тут еще один подскочил сзади и попытался заломить мне руку. У него почти получилось.
— Всё водку пьете, гандоны, — прошипел я, выдираясь. — Дети уродами будут.
Нож блеснул совсем рядом. Я отшатнулся и побежал по дороге к переезду. Одна банка выпала у меня из кармана и покатилась на обочину. Сперва за мной бежали, потом отстали.
Навстречу мне распахнулась дверь железнодорожной будки. В комнате было светло и уютно, на столе горела лампа. Я достал из кармана куртки оставшуюся банку, дернул за кольцо. Запрокинул голову и сделал длинный глоток.
— Волчонок, — услышал я сзади. — Совсем дикий.
Предательская дрожь унялась, а моя тревога превратилась совсем в другое чувство. Я больше не хотел никуда бежать. Не хотел ничего говорить. Да и говорить-то ничего уже не нужно было. «И это я уже где-то видел», — промелькнуло в голове напоследок.
Что бы вы обо мне ни подумали, мне всё равно.
Время вернулось на свое место, когда за окном уже занимался рассвет. Я проспал два часа или больше. Теперь я сидел в одних джинсах, тщетно высматривая футболку и второй носок.
— Да вон твоя рубашка. Барсик на ней дрыхнет.
— Замечательно, — проворчал я. Кот был прогнан, футболка оказалась вся в шерсти.
— Ты не замерз, пока спал? — спросила женщина. — Я тебя одеялом укрыла, но ты же вертелся все время.
Похоже, она всю ночь просидела в потертом кресле напротив меня. Как у постели больного.
— Жорик этот со своими возле магазина каждую ночь колбасится. Сопьется скоро совсем. Или сядет опять. Ты молодец, что отбился.
Носок нашелся под койкой.
— Я пойду, — сказал я.
— Мое дежурство сутки через двое.
Я кивнул.
Дома ее, вероятно, ждал муж, а может, и дети. Взрослые уже, наверно, вроде этого Жорика, или чуть помладше.
«Да, Раевский, наделал ты здесь делов, — поморщился я. — Родина не забудет твоего подвига».
Как вор, я пробирался мимо Маринкиного дома. Рыжая собака вылезла из-под крыльца, потянулась, поглядела на меня вопросительно. «Тихо, тихо, Найда, умница», — зашептал я, и собака вильнула хвостом. Автобус стоял в сторонке, его окна запотели изнутри. «Ай, молодцы», — подумал я, осторожно открывая дверцу: Макс развалился на переднем диване, а Костик свернулся калачиком на заднем. Бесшумно пробраться внутрь не получилось. Костик вскинул голову, поморгал, спросил:
— Петь, а чего, утро уже?
— Спи, — откликнулся я ласково. — Я подышать выходил. Спи, рано еще.
И он снова уткнулся носом в свернутую валиком куртку.
Я лежал на спине, закинув руки за голову, и размышлял о том, какая я сволочь. Но думалось об этом легко и как-то не всерьез. Сердце стучало уверенно и ровно; каждый мускул ощущал приятную усталость, и с этим эйфорическим ощущением я не мог бороться. Казалось, моя кровь весело пузырится, как шампанское в бокале: еще недавно она бурлила, и я слишком хорошо знал, отчего, — а теперь понемногу успокаивалась. Правда, с пузырями в крови долго не живут. Это называется кессонной болезнью, — подсказала память. — Она бывает у водолазов, которые слишком торопятся вынырнуть с глубины… С этой странной мыслью я уснул и открыл глаза, когда уже наступило настоящее утро.
Эпизод 44. Утром прошло довольно много времени, пока мы дождались Машку и Марину. Макс косился на меня неприязненно: он как будто собирался мне что-то сказать, да так и не собрался.
Наконец наверху хлопнула дверь, и девчонки не спеша спустились по лестнице — и мы чуть не офигели. Куда подевалась невзрачная автостопщица в черных потертых джинсах, в мешковатом свитере, с рюкзаком? Нет, это не могла быть она.
— Маша, это просто невозможно, — промолвил я в восхищении.
Машка неловко чувствовала себя в маринкином летнем платье. С чуть подведенными глазами и новой укладкой. Она оглядывалась на новую подругу и слегка краснела. Но — вот удивительно! — как-то очень скоро освоилась в новом облике. Вдвоем они смотрелись просто чудесно.
— Пойдем все вместе в центр, погуляем, — предложил я.
— Я хотела вообще-то в больницу сходить, — смущенно сказала Машка.
«Ах, ну да, конечно», — подумал я.
— Тебя довезти? — тут же откликнулся Макс. Мне показалось, он что-то задумал.
— А ты, Маринка, пойдешь со мной? — спросил я, чуть заметно улыбаясь.
Она кивнула.
— Ладно, Макс, — сказал тут Костик, как будто решившись. — Я с тобой.
«Заранее сговорились, — я рассмеялся про себя. — Ай, молодцы! Ладно, ладно. Отдыхаем друг от друга».
Проводив взглядом автобус, мы пошли гулять вдвоем.
Этим солнечным утром даже скучные бараки на Железнодорожной улице казались жизнерадостными. Из распахнутых окон доносилась одинаковая музыка. Откуда-то пахло пригоревшей кашей. Гремела посуда, дети в застиранных майках бегали друг за другом.
Рыжая собака Найда проводила нас до переезда. Окошки в знакомой будке были плотно занавешены. Навстречу нам то и дело попадались местные: некоторые приветственно кивали Маринке и с любопытством поглядывали на меня.
Возле магазина «24 часа» по утренней поре собралась целая компания. Какие-то размалеванные девицы-малолетки, пожалуй, помладше Маринки, жевали свои «орбиты» без сахара, лопали пузыри, плевались, поглядывали на нас с деланным равнодушием. Парней с ними почему-то не было. «Настоящие пацаны появляются только ночью», — припомнил я, и меня передернуло. Мы прошли мимо, никто нас не окликнул.
