Антон Леонтьев - Восьмой смертный грех
Когда я исследовал содержимое туалетного столика, мне показалось, что дверь в номер открылась. Но может ли это быть, я ведь украл у Хаммерштейна карточку. Вернее не украл, а позаимствовал.
– Разумеется, сэр, но то, что у вас украли карточку, полностью исключено, – донеслось до моего слуха. Я похолодел. В гостиную вошел взбешенный Хаммерштейн и один из менеджеров отеля.
– Вы что, держите меня за дурака? – спросил Магнус. – Я прекрасно помню, что взял карточку с собой. Она была у меня в кармане, а потом просто исчезла!
Я лихорадочно соображал, что же сделать. Залезть под кровать? Или в один из шкафов? Нет, я нашел выход получше. Бросился в смежную со спальней ванную комнату, залез в душевую кабинку. Дверцы кабинки были сделаны из темной пластмассы, поэтому, если их задвинуть, меня никто не увидит. Оставив только крошечную щелку, я затаился.
– Хорошо, можете быть свободны, – сказал Хаммерштейн, проходя в спальню. Открытая дверь в ванную комнату позволяла мне слышать все более-менее сносно. – Она лежала на столе в гостиной…
– Разумеется, мистер Хаммерштейн, – беспристрастно сказал менеджер. – Желаю вам приятного вечера. Мы всегда готовы помочь вам.
– Эй, – произнес Хаммерштейн. – Возьмите на чай, я погорячился, когда начал обвинять ваших служащих в том, что они крадут карточки…
– Сэр, заботиться о ваших насущных требованиях – наша задача. К сожалению, я не могу принять ваше изъявление благодарности. Всего наилучшего!
Видимо, Хаммерштейн закатил истерику, обнаружив пропажу карточки. Мне крайне повезло, что он не застал меня копошащимся в его бумагах прямо в гостиной. Надеюсь, что Хаммерштейн сейчас же уйдет в ресторан.
Менеджер, который с почтением отстаивал марку своего отеля, удалился. Магнус прошествовал в ванную. Я затаил дыхание. Надеюсь, ему не взбредет в голову принять душ?
Нет, слава богу, он остановился около мраморного умывальника, открыл кран, пустил воду и умылся. Затем раздался мелодичный трезвон – это был сигнал его мобильного телефона.
– Сколько раз я говорил, чтобы ты не звонил мне на этот номер! – произнес Хаммерштейн. – В чем дело? Да, я понял. Мы поговорим об этом сегодня вечером. И учти, с девчонкой не должно быть никаких проблем. Это ясно?
Я навострил уши. Итак, первое упоминание о Терезе. Кого еще он мог иметь в виду, говоря о девчонке? Любовницу или путану? Затем Хаммерштейн покинул номер. Я осторожно вылез из душевой кабинки. Кажется, делать в номере Магнуса мне больше нечего. Я услышал то, что надо.
Я вышел из пентхауза и отправился в свой отель. Итак, мистер Хаммерштейн, я признаю вас виновным в похищении Терезы Ровиго. Теперь мне осталось узнать, где находится девочка, и освободить ее. Но не звонить же в полицию и не говорить, что Магнус Хаммерштейн является мозговым центром похищения. Мне никто не поверит.
Поэтому я решил собрать как можно больше информации. На следующий день планировалось торжественное открытие первого дня работы конференции для менеджеров всех филиалов концерна Магнуса. С этой целью сотни представителей съехались из различных стран в столицу Италии.
Открытие должно было пройти в одном из деловых конгресс-центров, который был специально арендован по этому случаю. Я, перевоплотившись в журналиста, подъехал туда ранним утром. Кажется, когда я думал, что прибуду слишком рано, то жестоко ошибался.
Здание было огорожено по периметру металлическими решетками, за которыми толпились журналисты, а также люди с плакатами. Здесь собрались так называемые антиглобалисты, которые протестовали против агрессивной и безжалостной, по их мнению, политики «Хаммерштейна» и его руководства. К антиглобалистам присоединились «зеленые».
Карабинеры внимательно следили за толпой, стрелки часов подбирались к одиннадцати. Именно на это время было назначено официальное открытие конференции. В конгресс-центр можно было проникнуть через один-единственный вход, предъявив карточку аккредитации. Журналисты снимали, антиглобалисты свистели, «зеленые» выкрикивали лозунги. Всеобщее внимание привлекла акция нескольких молодых людей, которые в чем мать родила выбежали навстречу нескольким черным лимузинам. Лица ратовавших за освобождение подопытных животных от мук в лабораториях концерна были закрыты масками, зато все остальное было предоставлено всеобщему обозрению. На спинах отважных нудистов было начертано краской: «Хаммерштейн – убийца животных!»
Если бы они знали, что Хаммерштейн причастен и к другим, гораздо более ужасным преступлениям! Однако выход голых молодчиков был напрасным, в лимузинах оказались не Магнус и высшее руководство концерна, а всего лишь кто-то из почетных гостей, например итальянский министр. Когда господин министр поднимался по ступенькам конгресс-центра, собравшиеся дружно засвистели и загоготали, я, поддавшись всеобщему азарту, присоединился к этому безобразию.
– Иуда, ты продался Хаммерштейну! – вопил я. – А бедные морские свинки умирают в лабораториях! Позор, позор, в отставку!
Полиция, схватив нудистов, оттащила их в один из фургонов. Конгресс-центр постепенно наполнялся, женщины и мужчины, в основном молодые и среднего возраста, один за другим шли по специальному коридору, устроенному им полицией. Мы находились с обратной стороны ограждений.
Мое внимание привлекла одна молодая журналистка, которая находилась в центре небольшой группы молодых людей. Они, как я понял, были из одной газеты. Практически не крича и не беснуясь, они выделялись на всеобщем фоне. Девушка мне понравилась, темноволосая и волевая.
Наконец, показалось еще несколько лимузинов. На этот раз прибыл сам господин Хаммерштейн с сыном, а также топ-менеджеры косметического концерна. Их провезли через толпу прямо к подножию конгресс-центра. Они находились на значительном расстоянии от нас. Двери лимузина распахнулись. Хаммерштейн, облаченный в темный костюм, и его сын Эдуард появились под всеобщие проклятия на улице.
Едва Хаммерштейны вышли из автомобиля, как обстановка за ограждениями переменилась. Та самая группка молодчиков, которых я прежде принял за журналистов, начала действовать. Они в течение считаных секунд на редкость слаженно достали каждый из-под одежды какие-то части, которые были тут же быстро смонтированы в некоторое подобие оружия. Я, стоявший рядом с темноволосой девицей, которая всем этим заправляла, с ужасом подумал, что сейчас произойдет убийство Хаммерштейна. Скрытые от взоров полиции, молодые люди собрали орудие, его дуло было наведено на Магнуса…
Затем все и произошло. Последовало несколько выстрелов. Однако стреляли не чем-то смертоносным, а краской. Несколько плевков отвратительно пахнущей жидкости страшного цвета свернувшейся крови полетели по направлению к Хаммерштейну и его подчиненным. Надо же, стрелявший был снайпером, краска ударила прямо в грудь Магнусу, задела Эдуарда, а также попала в физиономии нескольких надутых и важных менеджеров концерна. Те, не ожидая подобного нападения, не могли ничего понять, Хаммерштейн сначала пытался стряхнуть с себя краску, а затем впал в гнев и начал что-то кричать. Его сын пытался успокоить отца, вел себя на редкость сдержанно.
За краской последовали торты, которые, как по мановению волшебной палочки, очутились в руках каждого из небольшой группы. Наверняка молодые люди долго тренировались в метании тортов, потому что они швырнули их на большое расстояние. Однако Хаммерштейн и прочие жертвы атаки уже очухались, засуетились их телохранители, которые и приняли на себя основную порцию безе и взбитых сливок. Только один торт размазался по спине взбирающегося по ступенькам лестницы менеджера.
Полиция, которая проворонила это смелое и наглое нападение, бросилась ловить тортометателей. Те же, как тараканы, рассыпались по огромной толпе. Журналисты и прочие демонстранты намеренно препятствовали карабинерам и давали возможность группе тортотеррористов исчезнуть.
Репортеры делали сотни снимков, увековечивая позор Хаммерштейна и его подчиненных. Те уже скрылись в здании и были недоступны ни летающим тортам, ни вездесущим камерам. Оружие, из которого стреляли краской, упало около меня. Я автоматически поднял его, мне хотелось рассмотреть его получше. Что же представляет собой это чудо инженерной мысли?
– Стоять! – заорал, пробираясь ко мне сквозь толпу людей, один из полицейских. Я не сразу понял, чем так разозлил его, и только потом до меня дошло – он принимает меня за одного из нападавших. Еще бы, я же держу в руке оружие!
– Задержите этого преступника! – вопил карабинер. Я, понимая, что меня сию секунду схватят и арестуют, стал удирать от преследователя. Надо же, до сих пор я убегал от полиции только в фильмах, да еще приходилось несколько раз в Лос-Анджелесе показывать пятки полиции нравов, которой почему-то не нравилось, что жрицы любви обслуживают своих клиентов прямо в машинах.
