Виталий Гладкий - Архивных сведений не имеется
– Нет ответа.
– Почему?
– Преставилась старушка.
– Как… преставилась? Когда?
– Да умерла себе спокойно. Болезнь какая-то. За неделю до моего прихода.
– Ну и?..
– Поплакался я в платочек, на могилку прогулялся, горсть земли для отвода глаз зачерпнул – сыну передать. Выбросил по дороге. Если потребуется, я ему и здесь хоть мешок нагребу; земля она везде одинаковая.
– Да-а, не вовремя, – нахмурился Кукольников. – Не вовремя умерла…
– Мне тут передали вот это, – Барс вытащил из кармана сверток, перевязанный суровой ниткой. – Старушка перед смертью сыну заказывала доставить.
Кукольников развернул плотную бумагу, взял в руки портмоне, которое было в свертке, открыл его, вытряхнул содержимое на стол: серебяные часы фирмы "Пауль Бу-рэ", невзрачное на вид колечко и кусок картона с планом местности. На обратной стороне картона надпись. Кукольников прочитал, глянул на буквы внизу. ГР. В. В-В.! Он едва не вскрикнул от неожиданности; быстро перевернул картонку обратно и впился глазами в план местности. Долго рассматривал, даже щупал поистершиеся от времени линии, затем откинулся на спинку кресла и застыл, словно изваяние, невидящим взглядом уставившись на Барса, который с перепугу вытаращился на него, как кролик на удава.
Кукольников чересчур хорошо знал местность, указанную на плане…
17
Христофоров явно нервничал, хотя и довольно успешно пытался это скрыть.
– Вы передали мою жалобу прокурору?! – резко спросил он Кудрявцева.
– Конечно, Ян Лукич.
– Почему я до сих пор не получил на нее ответ? По закону…
– Ян Лукич, – перебил его Савин, – садитесь. И не волнуйтесь, в отношении вас закон не нарушен. Больше того, нам пришлось потратить массу времени и усилий, чтобы законность наших с вами отношений не вызывала сомнений наших не только у прокурора, но и у вас. Поэтому вам придется вначале ответить на наши вопросы, а затем уделим внимание вашим претензиям.
– Я не желаю отвечать на ваши вопросы!
– И все-таки, Ян Лукич, вам придется на них ответить. В противном случае мы вынуждены будем ждать ваших откровений с неменьшим нетерпением, чем вы дальнейших разъяснений по поводу законности ваших теперешних житейских неудобств. И пусть я повторяюсь, и, возможно, это останется для вас пустым звуком, но вы-то должны знать, что чистосердечное признание будет учтено судом.
– При чем тут суд? Я ни в чем не виновен.
– Если это так, то мы вам, – Савин придвинул стул поближе к столу, – принесем свои глубочайшие извинения…
– Мне от этого легче не станет…
– Станет, Ян Лукич, еще как станет. Так вы будете отвечать?
– Спрашивайте… – Христофоров полез в карман, но тут же, спохватившись, вынул руку обратно. – Разрешите закурить, – обратился он к Кудрявцеву, который дымил сигаретой возле приоткрытой форточки.
– Пожалуйста, Ян Лукич. – Савин положил на стол сигареты и спички. – Московские. Ваши любимые, "Ява".
– Спасибо, – по лицу Христофорова мелькнула тень: он раскурил сигарету и сделал несколько глубоких затяжек.
– Ну что же, начнем… – Савин раскрыл папку. – Надеюсь, вы не будете отрицать, что были в ресторане "Центральный"?
– Нет, – помедлив, коротко ответил Христофоров.
– Почему вы так срочно улетели в Хабаровск?
– Дела…
– Конкретнее.
– Это мое личное дело.
– Ян Лукич, это не ответ.
– Ну допустим, мне нужно было срочно увидеться с одной женщиной.
– Допустим или так оно и было?
– Да.
– Кто эта женщина?
– На этот вопрос я отвечать отказываюсь.
– Почему?
– Как мужчина вы должны меня понять…
– Ладно, оставим пока этот вопрос. Каким транспортом вы добирались в аэропорт?
– Такси.
– Номер не помните?
– Нет.
– Ян Лукич, у нас есть сведения, что к аэропорту вас подвезла машина "скорой помощи".
– Я ехал на такси.
– Допустим. Посмотрите на этот саквояж. Вы узнаете его?
– Да. Это мой саквояж.
– Вы вернули его? И когда?
– Сразу же, как только прошел досмотр. Этот человек, во-первых, немного похож на меня, а во-вторых, он был знаком с женщиной, которой я помог нести вещи. После досмотра она под предлогом, что ее ребенку срочно понадобился туалет, вышла в зал и вернула паспорт. А при посадке самолета паспорта, сами знаете, не проверяют.
– Ну что же, все сходится. Почти все – будем так считать. Скажите, почему в Магадане вы всем представились как Виктор Павлович?
– А вы всегда женщинам говорите свое имя, фамилию и место работы?
– Вопрос – ответ… Так и запишем. По Магадану пока все.
– Ян Лукич, каким образом в вашем московском доме оказался золотой песок? – спросил Кудрявцев.
– Впервые слышу.
– Нами доказано, что вы для каких-то своих целей оборудовали в этом доме тайники. Вот показания предыдущих хозяев, у которых вы купили дом, показания человека, которому вы продали его, и заключения экспертов, где указано примерное время оборудования тайников. Это случилось в период вашего проживания в доме. Вы подтверждаете, что тайники оборудованы вами?
– В общем… Надеюсь, в этом нет ничего предосудительного?
– Конечно, нет. Ваше право. Так вы не ответили на вопрос.
– Да, моя работа.
Кудрявцев, испытующе глядя в глаза Христофорову, пододвинул к нему несколько машинописных листов.
– В обнаруженных тайниках, которые вы оборудовали, нами были найдены крупинки золотого песка. Согласно экспертизе, они индентичны похищенному у вас золотому песку в коробке из-под медицинского шприца. Вот показания человека, который похитил у вас эту коробку, и заключение экспертов. Сформулирую вопрос по-иному: вы хранили у себя золотой песок?
Христофоров напрягся, словно перед прыжком: черты лица его еще более заострились, в глазах появился хищный блеск.
– Нет!
– Ян Лукич, это несерьезно. Вот документы, подтверждающие факт хранения золота. Я уже не говорю о похищенной коробке…
– Повторяю, слышу об этом впервые!
– Значит, вы отказываетесь отдачи правдивых показаний?
– Я сказал правду…
– Ян Лукич, судя по всему, у нас с вами разговор не получается, – Савин решил пустить в ход главный козырь. – Чистосердечное, к сожалению, не вышло… Ну что же, вы еще нам ответьте на несколько вопросов и на сегодня покончим с нашими разговорами. Ян Лукич, вы знали Ахутина Григория Фомича?
Христофоров на какой-то миг от неожиданности растерялся. Он суетливо сунул руку в карман, пошарил там и, опомнившись, потянулся к сигаретам на столе.
– Вы слышали вопрос? Ахутина Григория Фомича знали?
– Да… слышал… – рука со спичкой слегка подрагивала. – Слышал… Не помню… не знаю…
– Тогда, может быть, он вам знаком как Ахутин Влас Серафимович?
– Нет, я с ним не знаком.
– Или Бусыгин Григорий Фомич?
– Такого не знаю.
– В определенном обществе он еще именовался Хлюстом.
– Я действительно не знаю, о ком речь!
– Этот человек вам не знаком? – Савин показал Христофорову фотографию Власа Ахутина. – Приглядитесь повнимательней…
– Н-нет… – Христофоров дымил сигаретой, как паровоз. – Нет, никогда не видел.
– Значит, вы не узнаете? Или не хотите узнать?
– Не знаю… Этого человека я не знаю.
– Тогда объясните, каким образом вы оказались на этом снимке рядом с Ахутиным? Надеюсь, себя вы узнаете; правда, вы значительно моложе, чем сейчас…
Это была фотография, которую нашли в тайнике дома Ахутина, в той самой ширпотребовской шкатулке: рядом с самодовольно улыбающимся Власом Ахутиным, одетым в форму РОА, стоял совсем еще юный Ян Христофоров.
Побледневший Христофоров не мог оторвать взгляд от фотографии. Неожиданно лицо старого валютчика перекосилось, он закатил глаза под лоб и, беспомощно замахав руками, словно отгоняя страшный призрак, свалился со стула.
18
Кукольников был как никогда сух и зол.
– Господин Воронцов-Вельяминов! Вы обманули мое доверие! – он швырнул на стол пачку бумажных листков.
Алексей похолодел – это были копии секретной документации одного из отделов абвера, к которой он в последнее время получил доступ, благодаря покровительству Кукольникова; обладая исключительно развитой зрительной памятью, Алексей, возвращаясь в свою комнату после работы в архиве, который находился в полуподвале виллы, далеко за полночь просиживал у письменного стола с потайным фонариком, мелким, убористым почерком записывал на этих листках самые ценные сведения. Листки он прятал в импровизированный тайник, оборудованный в камине.
"Все… Все кончено, – с тоской подумал Алексей. – Не успел. Не смог передать нашим. Не повезло…"
– Впрочем, это уже не важно… – Кукольников с брезгливой миной собрал листки и положил их в карман. – У меня будут неприятности, но вам я и вовсе не завидую. Вами займется гестапо. Кукольников пошел к дверям, потом вдруг остановился.
