Линда Ла Плант - Несущий смерть
— Двойная желтая линия, дорогуша, — вы же знаете правила парковки. Нужно было запарковаться у гаража с обратной стороны дома.
Анна взяла у него стакан с вином и уселась на диван.
Пит вытянулся на полу у ее ног:
— А я как раз покурить собрался.
— Ради бога, не надо! Они приедут и почувствуют запах.
— А я их не впущу! Ваша машина на улице — туда запах не дойдет. Кроме того, они дорожники, а не полицейские.
Анна безнадежно вздохнула.
Пит прикурил, набрал в легкие побольше дыму и задержал его.
— Знаете, надо бы вам хоть раз попробовать — поднабраться опыта по части курения марихуаны. Заодно поймете, как глупо ее запрещать. Мы оба знаем, что полицейские смотрят на травку сквозь пальцы; они борются с жесткими наркотиками.
— Между прочим, принято считать, что все начинается с марихуаны.
— Черта с два. — Пит облокотился на руку и протянул ей косяк. — Давайте попробуйте. Затянитесь, будто курите сигарету, и потом медленно выпускайте дым.
— Ни за что. Пойду подожду возле машины. — Анна залпом допила вино.
— Вам нельзя за руль, вы перебрали.
— А вот и нет.
— А вот и да. Женщинам позволено выпить две рюмки вина, а вы выдули два раза по два больших бокала.
— Но я еще выпила вашего сусла под названием кофе.
— Дорогуша, это не в счет.
— Не смейте так меня называть.
— Я ведь ласково.
— Все равно не смейте.
— Хорошо, лапушка, больше не буду называть вас дорогушей.
Дорогушей называл ее Ленгтон. Впрочем, он, вероятно, ко всем женщинам так обращался.
Анна протянула руку:
— Ну ладно, давайте — попробую.
Сначала она долго кашляла. Потом Пит свернул косяк поменьше, без добавления табака. Прибыли блокировщики, и Пит вышел к ним, потому что Анна не стояла на ногах.
Лежа на диване и надев наушники, она слушала группу «Дорз». Когда Пит вернулся, она громко заявила:
— Классная музыка!
Он ухмыльнулся и достал из холодильника шоколадку. Анна лежала с закрытыми глазами и, помахивая в такт рукой, подпевала: «Я больше не взгляну в твои глаза».
Он затолкнул ей в рот дольку холодного как лед черного шоколада и свернул еще один косяк. В комнате стало жарко, ярко пылал камин, а Пит все подкладывал новые поленья. Они открыли еще бутылку вина и доели шоколад. Занавески были задернуты. Пит зажег ароматические свечи и улегся рядом с ней на диван. Она не хотела отдавать ему наушники, но он включил проигрыватель и поставил диск со своими любимыми попурри из рок-музыки семидесятых и восьмидесятых. Они лежали рядом и ласково улыбались всему миру.
Первый поцелуй был совсем легким. Потом она повернулась к нему, взяла его лицо в ладони и ответила долгим страстным поцелуем, прижимаясь к нему всем телом. И забыла и о Джеймсе Ленгтоне, и о головоломке, в которую никак не складывались факты и предположения, связанные с расследованием. Пит оказался нежным и предупредительным любовником. Утопая в нагретом воздухе, окруженная кольцом его рук, Анна почувствовала себя необыкновенно счастливой. И защищенной. И любимой.
На следующее утро Анна сразу поняла, что они предавались любви — и даже не раз, — но не имела представления о том, как оказалась в его кровати. Она помнила, что рассказывала ему о детстве и о каникулах, проведенных с родителями. Прежде она никому так не открывалась — но прежде ей не случалось ни курить травку, ни пить столько вина, как в предыдущий вечер. В первые минуты она не испытывала ни малейшего сожаления, но потом, постепенно осознавая, где и с кем она находится, начала испытывать угрызения совести, а когда при попытке сесть голова ее едва не раскололась на куски, Анна ужаснулась собственной глупости.
Пит лежал рядом и крепко спал. Она откинула покрывало и сдвинулась к самому краю кровати. Очень осторожно спустила ноги на пол и села. Комната поплыла перед глазами, в голове гудел набат. Завернувшись в полотенце, Анна медленно двинулась вниз по лестнице в гостиную. Выпила воды и начала собирать свои вещи, разбросанные по всей комнате. Каждый раз, наклоняясь, она испытывала приступ тошноты, а когда нашла наконец трусики и лифчик, от слабости присела на диван. Потом она долго одевалась и, увидев свое отражение в зеркале, быстро отвела глаза.
Волосы дыбом, под глазами черные круги от расплывшейся туши. Вид — хуже не бывает. Она ополоснула лицо холодной водой и промокнула его кухонным полотенцем. Причесалась и сварила кофе, все еще погибая от головной боли. К счастью, сверху не доносилось ни звука — и очень хорошо, потому что Анна вряд ли была бы в состоянии разговаривать. Залпом выпив две чашки крепкого черного кофе и несколько таблеток аспирина, чтобы унять головную боль, Анна более или менее пришла в себя. Убрала комнату, вымыла винные бокалы, вытряхнула пепельницу и собиралась выпить третью чашку кофе, когда сверху донесся голос Пита:
— Анна?
Громко топая, он сбежал по ступенькам. Волосы у него, как и у Анны, торчали в разные стороны. Он натянул джинсы, но был без футболки и босиком.
— Я сварила кофе, — не глядя на него, сказала Анна.
— Чудно. А душ не хочешь принять? — спросил он, оглядывая комнату.
— Нет, пожалуй. Лучше поеду домой и переоденусь.
Он взглянул на часы на каминной полке:
— Они правильно идут?
Анна посмотрела на свои часы — хоть их вчера не сняла.
— Боже мой, половина девятого! Придется ехать прямо на службу.
— И мне. Хочешь тост?
— Нет, поем чего-нибудь в кафе.
Он подошел к ней сзади и, обняв, потянулся за своей чашкой кофе.
— Все хорошо?
— Да, голова уже почти не болит. Хочешь аспирину? Я нашла упаковку у тебя в кухне.
— Нет уж. — Он громко отхлебнул кофе, потом обнял ее и уткнулся носом ей в шею. — Не жалеешь?
— Нет, нисколько, — ответила она, отворачиваясь в сторону.
— Посмотри на меня, — ласково попросил он и повернул ее к себе. — Что не так?
— У меня зубы нечищеные, — ответила она.
— В ванной есть новая щетка.
— Нет, я лучше поеду.
— Но сначала посмотри на меня. Перестань отворачиваться.
Она вздохнула, медленно повернулась к нему лицом и подняла на него глаза. Он наклонился и нежно ее поцеловал.
— Ночь была незабываемая, — сказал он, взяв ее лицо в ладони. — Не жалеешь?
— Ты уже спрашивал.
— И?..
— Нет.
— Ну и хорошо. Вечером позвоню.
— Ладно.
Он отвернулся взять свою чашку. Она быстро нашла сумку и дипломат.
— Ты точно не хочешь принять со мной душ?
Анна откашлялась:
— Мне правда нужно ехать, не то опоздаю. А после свободных выходных вряд ли Каннингам это понравится. Она и так ко мне цепляется.
— Расскажешь ей обо всем, что мы нашли на ферме?
— Не сразу.
— Придется, если хочешь, чтобы этот фургон пригнали в город и отдали экспертам.
— Знаю, но мне нужно кое с чем разобраться. Я тебе позвоню.
Анна направилась к двери, где из ящика торчали воскресные газеты.
— Сегодня воскресенье, — сказала она.
— Что?
— Я говорю, сегодня воскресенье. — Она с облегчением рассмеялась.
— Черт возьми, и правда воскресенье! — повторил он.
— И мне не надо на службу до понедельника.
— И мне, — засмеялся он. Затем подошел к ней и вынул из ящика газеты.
— Вот что. Поставь ты свои сумки, я схожу куплю свежего хлеба, и мы позавтракаем яичницей с ветчиной или рогаликами с лососем.
— Нет, я все-таки поеду домой.
— Не соблазнишься? А как насчет пообедать вместе?
Она заколебалась — предстояло еще закончить с коробками.
— Ну, как знаешь, — пожал плечами Пит. — Может, приехать помочь?
— Я подумаю. — Анна открыла входную дверь.
— В случае чего ты знаешь, где меня найти.
Анна долго стояла под душем, пытаясь осознать все, что произошло прошлой ночью. Она переоделась в спортивный костюм, заварила чай, приготовила тост и уселась на балконе. После одиннадцати она начала распаковывать вещи и с изумлением заметила, что напевает. И поняла, что по-настоящему счастлива. Из-за Пита? Из-за того, что они всю ночь любили друг друга? Или из-за того, что наконец освободилась от власти Ленгтона?
В начале второго Анна позвонила Питу. Просто телепатия какая-то, сказал он: сам только что собирался ей звонить. Они договорились пообедать в ресторане «Сан-Фредиано», чуть в стороне от Кингс-роуд. Анна надела джинсы и бледно-голубой кашемировый свитер, который выгодно оттенял синеву ее глаз. В ее душе разлилось приятное тепло: она с нетерпением ждала новой встречи с Питом. Они сейчас переживают самую счастливую пору. Анне, чья жизнь была небогата романами, отношения с Питом придали уверенности в себе — а ей так давно этого не хватало.
