Марина Крамер - Черная вдова, или Ученица Аль Капоне
– Ты гляди, вот это баба, двенадцать часов без отдыха! Слышь, красотуля, запомни и подумай. В следующий раз их будет не трое, а семеро.
После этого Марина уже вообще ничего не видела – как везли, куда, как выкинули к воротам дома, завернув в пальто… Там ее и нашел рано утром вернувшийся с безрезультатных поисков Рэмбо. Он осторожно внес хозяйку в каминную, где в кресле, ссутулившись и тупо глядя на горящий огонь, сидел Егор. Увидев Рэмбо, он вскочил и вырвал у того из рук истерзанное тело жены. Пальто упало, обнажая Марину полностью, и Малыш содрогнулся, глядя…
– Егор… – прошептала она разбитыми губами. – Не смотри… я не могу…
– Девочка моя, родная моя, не надо, – просил он срывающимся голосом, – я с тобой. Не бойся, любимая моя…
Он поднимался по лестнице в спальню, прижимая жену к себе. В пролете остановился и рявкнул:
– Эй, вы, два урода, врача привезите сюда, живо мне, скоты безмозглые!
– Не кричи… они не виноваты… – попросила она.
Он принес ее в спальню, уложил на кровать, укрыл пледом и, сев рядом, взял ее руки в свои. Нащупав следы от наручников, посмотрел ей в глаза, и Коваль не вынесла этого взгляда, отвернулась, кусая губы, чтобы не заплакать. Приехавший врач попросил Егора выйти, но тот отказался, и тогда она повернула к нему разбитое лицо:
– Егорушка, я прошу тебя – уйди, я не хочу, чтобы ты видел все это…
– Нет! Я буду с тобой!
– Господи, нет, НЕТ! – заорала она из последних сил. – Уйди, или я покончу с собой!
Доктор сразу сделал какой-то укол, и она обмякла, не чувствуя, как он осматривает ее, что-то делает, колет еще какие-то уколы. Когда он закончил и вышел, Марина кое-как добралась до ванной, включила джакузи и упала в нее. Вода не принесла телу облегчения. В какой-то момент откуда-то в руке оказалась бритва, и, сжав ее, Коваль со всей силы полоснула по левому запястью, как раз по следу наручника. Вода окрасилась красным, и тут на пороге возник Малыш – выбил бритву из руки и заорал так, что сбежалась вся охрана. Рэмбо затянул жгут над порезом, наложил повязку и понесся догонять врача. А Егор, вытащив Марину из воды и завернув в полотенце, качал на руках, как ребенка, монотонным голосом произнося, словно заклинание:
– Девочка моя, что же ты наделала, зачем? Ведь я никогда не упрекну тебя, ты же не виновата, родная моя, как же ты могла? Ты сильная у меня, ты справишься, девочка. Я же люблю тебя, я жить не могу без тебя, что же ты наделала? Я найду и убью их, как Корейца, я обещаю, только не делай этого больше, не уходи от меня. За что ты меня так? Не надо, малыш мой, не надо, любимая…
Коваль безучастно лежала на его руках, и смысл сказанного им с трудом доходил до ее отупленного лекарствами мозга.
Вернувшийся доктор наложил швы, поставил капельницу и вкатил щедрую порцию успокоительного. Марина слышала, как он говорит Егору на лестнице:
– Егор Сергеевич, не нужно сейчас ее расспрашивать, говорить что-то, вообще лучше не трогать. Она должна прийти в себя, потому что, честно скажу, досталось ей крепко. Больше сказать не могу, тут лучше без подробностей. Марина Викторовна – женщина сильная, но даже таким не всегда удается справиться в подобной ситуации. Поэтому будьте рядом, не оставляйте ее одну, а главное, наберитесь терпения. Я понимаю, это прозвучит странно, но, как говорится, все проходит – пройдет и это, Егор Сергеевич. Она забудет со временем…
Доктор попрощался и уехал, а Малыш, прикрыв дверь, чтобы не беспокоить жену, позвонил кому-то:
– Розан? Это Малыш, – донесся до нее его голос. – Прошу тебя, перетряси весь этот чертов салон, выясни, кто помог, кто сдал мою жену. Нет, она не говорит ничего, а спрашивать… Да ты видел бы, что с ней сделали! Я город на уши поставлю, но найду этих козлов! Нет, не приезжай, ей не надо волноваться, и так все плохо. Да, до связи.
Мозгами Коваль поняла, что Малыш не на шутку завелся – он наверняка выяснит, кто, что, как, и накажет того, кто подставил в салоне, но эмоций никаких не было. Она лежала как Снежная королева из сказки, и ей было абсолютно все равно. Снотворные препараты не действовали, от них только голова кружилась, Егор принес стакан текилы, Марина молча выпила и опять отвернулась к стене. Самым невыносимым было смотреть в его обеспокоенное лицо, в страдающие глаза… Спиртное плюс таблетки помогли отключиться, и она уснула. Среди ночи приснился кошмар – на нее шел один из вчерашних амбалов, в то время как двое других шарили руками по телу.
– Не надо… ну, не надо… я не могу больше… не могу… не надо… – застонала Коваль, выгибаясь и оказываясь в объятиях мужа.
Он крепко прижал ее к себе и заговорил, поглаживая по голове:
– Успокойся, детка, ты со мной, здесь никого, кроме нас, нет. Все прошло, не бойся, я тебя никому не отдам. Спи, любимая, я с тобой, – он убаюкивал ее, целуя заплаканное разбитое лицо, гладя волосы, но, едва его рука соскользнула на обнаженное плечо, как Марина вся передернулась и снова застонала. Егор убрал руку: – Прости, я не хотел…
Он укутал ее одеялом, обнимая поверх него, чтобы не касаться тела, и тяжело вздохнул.
Это состояние день за днем не покидало ее – она не могла выносить прикосновений к себе, сразу вспоминая прошлый кошмар. Егор терпел, Марина видела, как непросто ему дается терпение, но ничего поделать с этим не могла – не могла забыть эти рожи, руки, движения чужих мужиков на ней и в ней… Это было ужасно, но еще хуже – видеть каждый день перед собой мужа: ей казалось, она виновата перед ним, казалось, в том, что сделали с ней – сто процентов ее «заслуги», раз она позволила… Коваль все время лежала в спальне, велев закрыть жалюзи на окнах и задернуть шторы. Запретила включать свет – не хотела, чтобы кто-то видел синяки на лице, ссадины на теле и забинтованную руку. «Слабачка чертова, даже нормально вены вскрыть не смогла…» – отстраненно думала она, разглядывая бинт на зашитом запястье.
Егор никого не подпускал, сам сидел рядом, не отлучаясь даже в офис, сам кормил с ложки, ухаживал, и от этой его заботы Марине было еще хуже. Он больше не делал попыток прикоснуться к жене, только гладил по волосам да иногда вдруг прижимал ее голову к своей груди так, что она слышала, как бьется его сердце. Марина понимала, что он хочет услышать имя человека, сделавшего это, но спросить не решается, а сама она сказать просто не могла, язык не поворачивался…
В таком состоянии она пробыла дней десять, и вывел ее из ступора, как ни странно, Воркута. Он позвонил на мобильник Малыша в тот момент, когда Коваль лежала, уткнувшись лицом в колени мужа, а тот задумчиво гладил ее по волосам.
– Да, Малышев, – бросил Егор в трубку. – Кто это? Кто?! Что тебе надо, Воркута?
Марина протянула руку и нажала кнопку громкой связи. В трубке послышался противный смех Воркуты:
– А ты догадайся! Я большой поклонник таланта твоей жены, Малыш! Повезло тебе, такую девку гасишь! Красавица, умница, тело – просто блеск. А уж как она трахается, тебе, думаю, не надо рассказывать?
Лицо Егора напряглось, глаза сузились. Марина хорошо знала, что за этим последует, и взяла его за руку, прошептав:
– Не надо, пусть…
– Так что, Малыш, очухалась там твоя красотка? А то мои быки уже очередь на нее расписали, ждут новой встречи. Что передать? – глумился Воркута.
Егор не выдержал:
– Пошел ты на… старый хрен! – заорал он. – С сегодняшнего дня, даже если моя жена ноготь сломает, я тебя найду и за яйца вздерну, усек?! Это в Питере своем ты авторитет, а для меня ты – просто хрен собачий. Так что держись подальше от моей жены, я серьезно!
– Дурак ты, Малыш, хоть и был на положении когда-то. Кто ты, чтобы грозить? Сидишь под юбкой у своей Коваль и в кирпичики играешь. А ее я все равно сломаю, по-моему будет, раз я решил. И пусть запомнит: не одумается – пожалеет, что родилась. Изуродуем так, что и ты побрезгуешь! Пока, Малыш. Да, любимой жене тоже привет передай! – и Воркута бросил трубку.
Гудки отбоя ударили по нервам, и Марина словно очнулась от летаргии, в которой пребывала эти дни. Она поднялась, раздернула шторы на всех окнах, подняла жалюзи, жмурясь от яркого света, заполнившего комнату. Егор с удивлением наблюдал за ней. А она, по-прежнему молча, сходила в душ, умылась, закрутила волосы в узел, надела черные джинсы и черную водолазку. Вернувшись в комнату, велела ошарашенному мужу:
– Кофе, сигарету и Розана.
Малыш не поверил своим ушам и глазам:
– Детка, что с тобой?
– Все, Егор, хватит! Я не могу позволить себе роскошь лежать и оплакивать неизвестно что! Мне нужно расставить все по местам.
Марина пила кофе в каминной, когда в дверях нерешительно появился Розан, не знающий, куда деть глаза, а с ним – ее телохранители, которых разъяренный Малыш чуть не порешил в тот день, когда они вернулись домой одни, без нее. Коваль обернулась и спросила:
– Ну, что встали, как на похоронах? Я жива и даже относительно здорова, так что заходите.
