Елена Михалкова - Котов обижать не рекомендуется
Она отошла на несколько шагов назад, наклонила голову – и быстро начала работать.
У хорошей камеры есть свой взгляд. Она видит то, чего не видит человек. Света не раз замечала это, разбирая собственные снимки.
Ей оставалось только довериться камере.
Она меняла значение диафрагмы, потом убрала вспышку, и продолжала снимать одну и ту же картину: тело на кровати – и человека возле него.
Преступника и жертву?
Пусть на кровати был манекен, но все они знали, что именно в таком виде был найден Олег Рыбаков. Света не сомневалась ни секунды, что это известно не только им, но и Петру Ивановичу.
Она лишь снимала, не проверяя, что получается. Они увидят это потом, дома. Сейчас нужно ловить момент и, возможно, снимки подтвердят их подозрения.
– Вы знаете, Света, на сегодня, наверное, хватит.
Петр Иванович поднялся.
– Я очень устал… Мне пора.
Света опустила камеру.
– Вы ее любите, – негромко сказала она.
Серафимович грустно улыбнулся.
– Да, – просто сказал он. – Люблю. Что еще остается в моем возрасте, кроме как любить кого-то и оберегать его по мере сил?
– У вас всегда останется талант, – сказал незаметно подошедший Дрозд. – Я видел, как вы играли сегодня.
– А! Крошечная сценка, что вы могли увидеть…
– И все-таки я увидел.
Петр Иванович медленно провел ладонью по лицу сверху вниз, будто стирая грим.
– Благодарю, молодой человек… Благодарю.
Он одернул пиджак и поклонился – сначала Свете, затем Дрозду. У любого другого этот поклон выглядел бы шутовским – даже у блестящего Виктора Стрельникова. У несуразного Петра Ивановича с его плохо сидящим костюмом, с его немодными ботинками, с его смешной лысиной – у Петра Ивановича этот поклон был исполнен достоинства.
Как и он сам, когда уходил со сцены.
Воображение Светы сыграло с ней шутку – ей показалось, что за ним вот-вот помчится прыгучая, как мячик, маленькая белая собачка…
Но не было никакой собачки. Петр Иванович шел в полном одиночестве, провожаемый лишь их почтительным молчанием.
После его ухода Дрозд и Света еще некоторое время стояли, не говоря ни слова.
– Очень жаль, что свидетель опознал именно его, – вдруг негромко проговорил Дрозд. – Чертовски жаль.
Он взглянул на часы и заторопился:
– Поехали, успеваем к следователю…
…Когда Света вышла от Константина Мстиславовича, ей хотелось расплакаться. Она возлагала такие надежды на эту встречу!..
– Ну что? – спросил Дрозд, едва она села в машину.
– Ничего нового, – с отчаянием ответила Света. – Сорок минут я рассказывала ему о наших предположениях, а он внимательно слушал и задавал вопросы. Я даже пару раз начала сомневаться, кто из нас двоих ведет расследование. А сам молчал и хмыкал, ни слова не сказал по делу.
И, совсем упав духом, она закончила:
– Мне кажется, у них нет никаких версий ни убийства, ни покушения.
– Так не бывает. Версия у следствия есть всегда, и обычно не одна, – рассудительно заметил Дрозд. – Просто с тобой не захотели об этом говорить. Это нормально. Ты же не входишь в следственную группу.
– Я вхожу в группу жертв нашего убийцы. В подгруппу с маркировкой «потенциальные».
Алексей завел машину.
– Мне нужно заскочить к себе, покормить кошаков. Это буквально пара минут. А потом я отвезу тебя домой, хорошо?
– Хорошо, – мрачно согласилась Света. – И буду я там сидеть как в клетке.
Дрозд присмотрелся к ней:
– Э, ты что-то совсем скисла. Не хочешь сидеть у себя, сиди у меня. Только дома жрать нечего.
– Поем кошачьего корма, – сердито буркнула Света.
– Идет, – легко согласился Дрозд. – У меня там как раз диетический, для кошек с чувствительным пищеварением. Тебе должно понравиться.
Стоило Свете и Дрозду переступить порог его квартиры, навстречу им бросились с шумом и топотом два пушистых кота. Один наступил Свете на ногу, второй врезался в лодыжку, не успев обогнуть препятствие на пути к любимому хозяину. Света покачнулась и чуть не упала.
– Господи! Они меня затопчут.
– Какая нелепая смерть, – посочувствовал Дрозд, гладя обоих животных. Коты вились у него под рукой, закатывали глаза и выгибали спины. От их слаженного мурлыканья вокруг распространялись умиротворение и благодать.
– Ласки просят, – позавидовала Света, вспомнив собственного кота.
Тихон, дождавшись ее, первым делом выкладывал, что он о ней думает. Как правило, это было что-то нелицеприятное. Затем он обстоятельно рассказывал о том, что у него случилось за день и как он был одинок. Под его мяуканье, мяканье и кваканье Света мыла руки и переодевалась. Стоило ей сесть за стол, как Тихон внезапно соображал, что сегодня еще не ходил в туалет.
Дрозда его коты встречали как восточные ласковые жены – своего возлюбленного султана, осчастливившего их визитом. «О, да продлятся твои дни, лучезарный хозяин! – сладостно пели они. – Мы мечтаем отдать тебе всю нашу любовь!»
Тихон встречал Свету, как барин встречает нерасторопного холопа. «Где тебя носило, дурак? – орал он на своем кошачьем и топал ногами. – Пороть тебя на конюшне!»
– Жрать они просят, а не ласки, – развеял ее заблуждение Дрозд. – Э, кошаки! Ну-ка метнулись за мной кабанчиками.
Он щелкнул пальцами, и Бронислав с Никодимом, налетая друг на друга и толкаясь, радостно засеменили следом.
Дрозд придерживался мнения, что мебель в квартире нужна исключительно для котов. Поэтому в комнате у него не было ничего, кроме широченной тахты и сооружения, известного как «кошкин домик». И еще – стереоаппаратуры, стоящей вдоль стены. Если бы Дрозду пришлось от чего-то отказаться, он без раздумий выкинул бы тахту, но оставил любимые колонки и проигрыватель.
Только кухню Дроз обставил по-человечески. Правда, на стульях лежал слой кошачьей шерсти. Но хозяин утверждал, что это для тепла и удобства гостей.
С того времени, как Света обзавелась Тихоном (хотя вернее было бы сказать, что это он обзавелся Светой), она стала значительно проще смотреть на вопросы чистоты. Поэтому лишь смахнула шерсть со стула и села, подобрав ноги.
Дрозд поставил перед ней ее любимую чашку, на которой был нарисован Ежик в тумане. Света любила и книгу, и мультфильм, и самого Ежика. Они с ним были похожи.
Но сейчас при виде Ежика она еще больше впала в уныние. В голове всплыли строчки из книги.
«– Извините, – беззвучно спросил кто-то. – Кто вы и как сюда попали?
– Я – Ежик, – тоже беззвучно ответил Ежик. – Я упал в реку.
– Тогда садитесь ко мне на спину. Я отвезу вас на берег».
Это она – ежик. Только никто ее не отвезет на берег, не высадит, не требуя благодарности.
Бедный, несчастный Ежик! Сперва в ужасе бегал в тумане, пугаясь каждого осеннего листа. Потом котомку потерял. А теперь вообще плывет по реке кверху лапками, и впереди его ждет…
«Ниагарский водопад», – подсказало воображение, проснувшись совершенно некстати.
Света шмыгнула носом.
Все плохо, все-все-все. Рыбакова убили! Ее пытались убить и попытаются снова! Сегодняшняя съемка сорвалась, а это значит, что придется опять ехать в театр!
И в довершение всех этих несчастий Стрельникова при первой встрече сказала, что Свету нужно фотографировать на фоне полыни. Полыни!
Почему-то именно воспоминание об этом окончательно добило ее. Конечно! Всех женщин можно фотографировать в цветах. Стрельникову – в окружении царственных роз, Леру Белую – среди пылких огненных маков, томную красавицу Майю Лаврентьеву – в изнеженных орхидеях.
И только она должна сидеть в полыни и сурепке.
Спасибо, что не в кактусах.
Одинокая слеза поползла по Светиной щеке, но на полпути изменила маршрут и свернула на нос. Света украдкой смахнула ее и чуть не зарыдала в голос. Даже слезы – и те не могут течь нормально! У Стрельниковой они катились бы по щекам прозрачными каплями, красиво падали вниз и разбивались о пол хрустальными брызгами. А у нее что? Мокрый нос, как у собаки, которая ловила в луже лягушек. Ы-ы-ы!
Если бы Света задумалась над тем, что с ней происходит, она бы сама себе удивилась. На нее невесть откуда навалилась черная тоска, какую она испытывала лишь в юности, когда отчим еще жил с ними. Настроение упало до нижней критической отметки. Дальше могла быть только депрессия.
Но Свете некогда было разбираться в причинах, она была слишком поглощена переживаниями.
И никто, никто не обращал на нее внимания! Дрозд мыл миски после котов. Сами коты, закончив трапезу, удалились, обмахнув на прощанье Свету пушистыми хвостами-опахалами.
Только Ежик с кружки смотрел на Свету несчастными глазами. Света налила себе воды и обхватила кружку ладонями.
Со стуком расставив чистые кошачьи миски по местам, Лешка выпрямился и оптимистично начал:
– Сейчас с обедом разберемся…
Как вдруг у него запищал телефон.
Дрозду звонили постоянно. Друзья-приятели были у него по всему городу и зачастую обнаруживались в самых неожиданных местах. Но именно от этого звонка Света внезапно насторожилась.
