Елена Михалкова - Котов обижать не рекомендуется
– Лера! – воскликнул Серафимович. Он прижал руки к груди и переводил молящий взгляд с актрисы на певицу. – Анна! Девочки мои! Пожалуйста, не нужно ссориться!
– Ла-ла-ла, давайте жить дружно! – непочтительно отозвалась Лера и повернулась к нему спиной. – Я же сказала, что подожду снаружи.
– Лера… – начал Виктор.
От его оклика девушка тут же встала, как выдрессированная лошадь. Может, она и не собиралась прислушиваться к жалобным увещеваниям Серафимовича, но режиссеру готова была подчиниться беспрекословно.
Но ничего сказать ей Стрельников не успел. Анна Васильевна накинулась на него:
– Ты не ответил, что будешь делать с тем, кто придумал эту гадость!
Лера скорчила выразительную гримасу. Молчавший до этой минуты помощник режиссера вмешался:
– Я тоже не понимаю, что тут такого страшного.
Виктор подал ему знак, но было поздно.
– Не понимаешь?! – обернулась к нему Стрельникова. – Может быть, нужно меньше пить, а, Саша? Раз до тебя не доходит, что издевательство над памятью – это низко и подло. Я понимаю, ты пропивал все, включая игрушки твоего собственного ребенка. Но совесть – совесть, Саша, у тебя еще осталась? Стыд остался у тебя, ответь!
Если Стрельникова была красной, то помощник режиссера после ее слов побледнел.
– Да что ж это за… – процедил он. Оборвал фразу, не договорив, и полез трясущейся рукой в карман.
– Спокойно, Саша, спокойно, – внушительно сказал Виктор и взял сестру под локоть. – Анна, пойдем. Нам нужно поговорить.
Но женщина вырвала руку.
– Я никуда не пойду! Говори здесь, при всех!
Помощник высыпал в рот несколько таблеток и пытался проглотить их.
– Я сейчас принесу воды! – пискнула золотоволосая девушка и метнулась прочь из зала.
– Лучше водки ему принеси! – крикнула ей вслед Анна Васильевна.
Бородатый помощник поперхнулся и закашлялся. Лицо его стремительно из бледного становилось ярко-алым, глаза выпучились, как у рыбы.
– Черт, он задохнется! – Виктор спрыгнул со сцены и бросился к нему.
За сценой что-то рухнуло со страшным грохотом. Стрельников замер.
– Дьявол, это еще что?!
– Я посмотрю! – скуластый парень юркнул вслед за девушкой и смылся, прежде чем его успели остановить.
– А где Роза Карловна? – вслед ему проорал режиссер. – Чтоб через минуту все были здесь!
Помощник наконец выплюнул таблетку и рухнул в кресло, прижимая руку к горлу. Виктор наклонился к нему.
– Саша, ты как?
– Да что ему сделается! – с невыразимым презрением бросила Анна Васильевна. – Он же лицедействует. Комедиант!
– Фурия! – прохрипел бородач.
– Ничтожество!
– Друзья мои! – ужаснулся Серафимович.
Лера расхохоталась в голос, развернулась и нарочито неторопливо пошла по проходу.
Поравнявшись со Светой, она шепнула заговорщически:
– На этом репетицию можно считать законченной. На вашем месте я бы подождала еще пять минут – и уезжала отсюда.
– Как это? – растерялась Света. – А моя съемка?
– У-у, съемка! Если наша звезда разошлась, ее не остановить. Поверьте моему опыту! Можете смело отправляться домой.
Света посмотрела на действующих лиц драмы. Виктор в чем-то негромко убеждал помощника, тот откашливался и хрипел. Стрельникова застыла, как статуя скорби, образ которой портила лишь фальшивая сигарета в руке. Петр Иванович зачем-то поправлял сползший шарф на манекене.
– Я, пожалуй, подожду немного, – решила она. И добавила без особой убежденности: – Вдруг рассосется…
Лера пожала плечами:
– Дело ваше, но я бы на это не рассчитывала. Сейчас они устроят следствие, потребуют у вас фотографии…
– Зачем?
– Ну как зачем… Вдруг вы случайно засняли, кто тот гад и моральный урод, что надругался над Генри!
Света прижала к себе камеру, как ребенка.
– Ничего я не снимала. Я была…
«Я была как дохлая лиса», – чуть не сказала она.
Лера пожала плечами:
– Мое дело – предупредить.
Кивнула на прощанье Дрозду и быстро ушла.
Помреж, прижимая руку к сердцу, поднялся и охнул.
– Вить, я пойду… Полежу там у себя.
Шаркая, как древний старик, он скрылся за сценой. В зале остались только Стрельникова, ее брат, Петр Иванович – и Света с Дроздом.
Виктор запрокинул голову и посмотрел на сестру снизу вверх.
– Теперь твоя душенька довольна? – громко спросил он. – Всех разогнала! Зачем тебе это потребовалось?
– Жалкие шуты, – не оборачиваясь, медленно проговорила Стрельникова. – Ни один из них не имеет и сотой доли его таланта! И они смеют кощунствовать! Смеют измываться над ним!
Она вытянула руку, унизанную кольцами, в сторону манекена.
– Да ты сошла с ума! – крикнул Виктор. – Что ты мне показываешь?! Ты сама-то видишь? Это кукла, Аня! Реквизит!
Женщина порывисто обернулась, и глаза ее сверкнули нехорошим огнем.
– Ты что, ослеп от своего самодовольства? Витя, что тебе застит глаза? Почему ты перестал отличаться от юных дебилов и дур, не понимающих, что такого страшного случилось. Не делай удивленное лицо! Ты прекрасно знаешь, что это не просто реквизит. И тот, кто придумал эту мерзость, тоже отлично знал об этом!
– С чего ты взяла?!
– Потому что все знают! Все говорят об этом. Наш театр наполнен этими гадкими шепотками сверху донизу. Один ты ничего не слышишь!
– И не желаю слышать. – В голосе Виктора зазвучала сталь. – Ты сорвала репетицию, подорвала мой авторитет, а все из-за твоей привычки сладострастно копаться в прошлом.
– Нет, Витя! Это из-за того, что кто-то хотел причинить мне боль. Он бросил курить тогда, помнишь? А потом снова начал. Эта сигарета – намек, отвратительный намек! Попытка уколоть меня и одновременно посмеяться над его памятью. Это сделал тот, кто ненавидит меня и Олега!
Первый раз в зале прозвучало имя Рыбакова.
Оно произвело странное воздействие. Анна, словно испугавшись своих слов, зажала рот рукой. Виктор широко раздул ноздри, и на лбу его выступили жилы. Он пытался овладеть собой, и не сразу, но ему это удалось.
– Может быть, – вкрадчиво начал он, – ты доведешь свою мысль до логического конца? Ты всегда была убеждена в том, что я ненавижу его. Сколько я ни пытался переубедить тебя, ты ничего не хотела слушать. А я боялся лишь одного – что он вобьет тебе в голову свои идиотские идеи и ты бросишь театр. Так что же ты, продолжай! Роль прокурора тебе удается с блеском. Скажи, что это моих рук дело! Ну же!
И он указал на манекен.
– Ты про сигарету, или про его смерть? – шевельнула губами Стрельникова. Света едва расслышала, что она сказала.
Но Виктор услышал ее отлично.
Повисла гнетущая тишина. Долю секунды Свете казалось, что Стрельников бросится на сестру. Но он лишь оскалился, как голодный волк.
– Ха-ха! Так вот о чем ты думаешь! Аня, ну это просто неприлично, честное слово – предполагать, что я способен решать проблемы таким неэстетичным способом.
– Так, значит, были проблемы?
Смех оборвался.
– Все, достаточно! Остынь! – приказал Виктор. – Ты зашла слишком далеко на этот раз. Играй в доморощенного сыщика с кем-нибудь другим, а на себе я не дам ставить эксперименты. Нет, у нас не было проблем. Какие могли быть проблемы, когда я не видел его черт знает сколько времени? И не хотел бы видеть! Да, его гибель не тронула меня так, как тебя! И что? Теперь это повод для диких домыслов? Оставь их при себе.
– Не тронула… – с болезненной усмешкой повторила Анна. – Какое богатое слово. Давай будем честны друг с другом: она совсем не задела тебя, Витя. В тебе ничего не изменилось с его смертью. А во мне изменилось. Я чувствую острее, чем прежде. И вновь говорю тебе: не оставляй просто так этот бессовестный поступок! Того, кто сделал это, нужно найти и вышвырнуть из театра. Этот человек источает зло. Даже гибель Олега для него не больше, чем повод к издевке надо мной!
По лицу Виктора было понятно, что его терпение истощилось.
– Господи, Аня, ты себя слышишь? «Источает зло!» – передразнил он. – Не путай жизнь с ролью! Меньше пафоса, умоляю! Он хорош лишь на сцене, а в реальной жизни ты будешь смешна, если переборщишь с ним. Доверься моему режиссерскому чутью, уже перебор!
Стрельникова вспыхнула. Она хотела что-то сказать, но ее брат поднял руку:
– Все, Аня, все! Если кто-то здесь и издевается над памятью Олега, то лишь ты одна. Никто, кроме тебя, не видит его в этой кукле. И хватит оживлять его таким странным способом! Он умер, понимаешь? Умер! Не пытайся вызвать его призрак, устраивая скандалы из-за шуток детей. Им нет никакого дела до тебя и твоей давно забытой любви.
Во время его речи Анна стояла с окаменевшим лицом. Но на последних словах из ее груди вырвалось рыдание.
Она схватилась за спинку стула, чтобы не упасть. Петр Иванович сделал движение, словно хотел кинуться к ней, но замер. Ему, как и всем остальным, было понятно, что в эту минуту Стрельникова не примет никакой помощи, даже если упадет с инфарктом. Он тихо просочился за декорации и растворился в темноте.
