Елена Михалкова - Черный пудель, рыжий кот, или Свадьба с препятствиями
Как раз гипотетическая полиция нравов Свету Игнатову нисколько не страшила. Она бы сама показала той полиции, где видела ее нравы и что может предложить взамен. Но на лице ее отчетливо промелькнул испуг, когда она услышала имя Григория, и этот испуг Макар схватил на лету, как комара.
Сперва она отказалась с ними беседовать. Нет, и не просите, решение мое бесповоротно и пересмотру не подлежит – читалось в линии сомкнутых губ. Но когда Макар посулил денег, упрямство сменилось заинтересованностью.
Три вещи страстно любила Света Игнатова: деньги, мужчин и сплетни, именно в таком порядке. При этом денег у нее отродясь не водилось, мужчины подлетали на ее огонек как мотыльки и тут же упархивали обратно в темноту, а что касается сплетен, то даже ими со Светой не особенно любили делиться. Шавловские тетки ее на дух не переносили и называли всякими нехорошими словами. Впрочем, только за глаза. Игнатова была вспыльчивого нрава и одной заречной дамочке, явившейся выяснять, отчего муж ее повадился ходить к Светлане трижды в неделю, выдрала половину кудрей к восторгу всего рынка. «А чего она меня по морде взялась бить! – хмуро заявила Света в милиции. – Не для того эта морда отрощена».
В общем, перед Макаром с Бабкиным стояла женщина беспутная, легкомысленная и жадная. Неудивительно, что Илюшин обрадовался. Иметь дело с людьми, замотивированными на деньги, – одно удовольствие.
В лице Светы ему встретился противник слабый, но сумасбродный. Говорить правду Игнатова не желала, а денег при этом хотела. Еще сильнее ей хотелось выведать, откуда эта парочка взялась, что им понадобилось в Шавлове и почему они вообще заинтересовались бабником Гришкой Лобановым.
Ответ на последний вопрос лежал на поверхности. В доме его сестры на днях грохнули престарелую бабку. Бабка, по мнению Светы, сама давно напрашивалась. Удивительно, как Сысоевы так долго терпели. По общему убеждению, прикончила ее сама Нина, когда старуха попыталась расстроить свадьбу. До Светы доходили слухи, что сынок Нины отхватил себе богатую москвичку, которая его баловала, купала в сметане с медом и обещала подарить в Москве квартиру, а в Киеве две. Откуда взялись квартиры в Киеве, не мог бы объяснить никто, даже пустивший этот слух. Но звучало убедительно.
Однако при чем тут Гришка? Разве что его Нинка подрядила угробить старуху.
Света Игнатова взглядывала на Илюшина непонимающе, хлопала ресницами и изображала невинность. Выходило так же правдоподобно, как исполнение роли зайчика на утреннике в детском саду самой пожилой и толстой воспитательницей. Но Свету это не смущало.
Надо сказать, Сергей Бабкин тоже не понимал, отчего Илюшин привязался к этой распутной бабенке. По делу она им ничем помочь не могла. А под вкусы Илюшина не подходила.
Но у Макара была какая-то мысль, поэтому он вцепился в яблочную красотку и не отпускал, действуя то лестью, то лаской, то угрозами. К концу десятиминутного разговора бедная продавщица была вся в поту и в мыле, юлила, изворачивалась, напрямую ничего не говорила и, кажется, твердо вознамерилась обвести их вокруг пальца.
«Ну-ну, – про себя усмехнулся Бабкин. – Безумству храбрых поем мы песню».
Света обмахивалась картонкой вместо веера, говорила Илюшину то «ты, дорогой», то «вы, мущщина», и через десять минут Сергей понял, что если б его и угораздило в каком-нибудь параллельном мире связаться с этой наливной королевой, он бы придушил ее на третий день совместного бытия. Если б терпения хватило дотянуть до третьего.
– Вы, мужчина, меня уже спрашивали! – Хитрый взгляд над картонкой. – Ну, захаживал ко мне Гришка, был такой грех! И что?
«Не может же он ее в лоб спросить, не подцепил ли Григорий от нее нехорошую болезнь», – думал Бабкин. Потом вспоминал, что перед ним Макар, и начинал опасаться, что все-таки может.
– Вы кому рассказывали, что Григорий у вас столуется? – интересовался Макар.
– А что сразу столуется! Ты слова-то выбирай, а то и по роже можно схлопотать!
– Спасибо, рожа мне дорога как память, – вежливо отказывался Илюшин. – Так с кем вы беседовали о Лобанове?
– Ни с кем! Ни одной живой душе!
Света приложила руку к сердцу с таким чистосердечным видом, что не смогла бы обмануть даже первоклассника.
– Все я тебе выложила как на духу. Мы с тобой в расчете?
Пухлая белая ладошка оказалась под носом у Илюшина. «Дай! – взывала ладошка. – Ты обещал!»
Илюшин зачем-то обернулся. Они с Бабкиным и Светланой стояли на задворках рынка, среди деревянных ящиков, яблочных огрызков и разнообразного мусора. Никто сюда не заглядывал, кроме толстых наглых голубей и вороватой дворняги.
Взгляд у Макара был сродни взгляду убийцы, желающему удостовериться, что у преступления не будет свидетелей. Во всяком случае, так воспринял это Сергей и в глубине души даже обрадовался.
– Ты чего это там высматриваешь? – насторожилась Светлана. Глуповатая или нет, но перемену в настроении Илюшина она уловила не хуже Бабкина.
Макар повернулся к ней, и вежливая улыбка исчезла с его губ.
Игнатова попятилась.
– Если сейчас уйдешь, точно никаких денег не получишь, – предупредил Илюшин.
По лицу Светланы было очевидно, что трусость борется с жадностью. Она только что осознала, насколько недооценила этого лохматого пацана. А мордастый и вовсе убийца какой-то: как сожмет ее за шею – и нету Светы Игнатовой.
– Кому ты растрепала про венеролога? – резко спросил Макар. – Ну?
– Да никому! – вспыхнула Света.
Но на этот раз взгляд Макара ей выдержать не удалось.
– Пудовкина про тебя знала, – ласково шепнул он. От этой ласки ее бросило в холодный пот, и Света второй раз пожалела, что польстилась на пятьсот рублей. – Откуда?
– Не знаю я! Болтают люди всякое! Чушь разную!
Злые слезы выступили на ее глазах.
– Чушь? – вцепился в неосторожно брошенное слово Макар. – Что значит «чушь»?
Под его недобрым взглядом Игнатова окончательно утратила присутствие духа. Мужчинами она всегда крутила как хотела, пусть и короткое время, и силу своих чар прекрасно осознавала. Но этот был слеплен совсем из другого теста. Рядом с ним Светлана впервые ощутила себя каким-то бесполым созданием. Ощущение это ее перепугало так же сильно, как если бы она проснулась и не обнаружила у себя груди.
– Нету у него никаких болезней! – брякнула она.
– Как это? А Пудовкина что болтала?
– Не знаю я!
– Знаешь! – отрезал Илюшин. – Хватит врать, у тебя уже щеки от вранья покраснели.
Светлана ощутила острое желание немедленно посмотреться в зеркало. Кожа на лице и впрямь горела.
– Что мне сказали, то я и передала! – страдальчески взвизгнула она, не выдержав.
– Кто сказал? – хором рявкнули Бабкин с Илюшиным.
Света захныкала. Ей действительно стало страшно и тошно, потому что пока она молчала, можно было притвориться, будто ничего и не произошло, а сделанное вслух признание безжалостным лучом высвечивало и ее, Игнатову, в полный рост, и подлый ее поступок.
– Алевтина, – выдохнула она. – Я не виновата! Она мне заплатила!
И обелив себя таким нехитрым признанием со всех сторон, заревела уже в полный голос.
Бабкин с Илюшиным переглянулись. Они выяснили еще не все, а на эти рыдания грозил сбежаться весь рынок.
– Скажи, что ты ей голову свернешь, если она не замолчит, – попросил Макар.
– Почему я? – удивился Бабкин.
– Ты страшный.
– А ты, конечно, цыпленок Цып! Это ты ее довел вообще-то.
– А что оставалось делать, когда она едва пятьсот рублей из меня не вытянула?
– Пожалел для девушки пяти сотен. Жлоб московский!
– Ты видел, почем у нее яблоки? Кто из нас после этого жлоб?
– Да, цена малость задрана, – согласился Сергей.
– Малость? На Дорогомиловском тот же сорт вдвое дешевле.
– У нее существование тяжелое, ей выживать надо!
– Поверь, ей будет легче выжить со свернутой башкой.
Оба повернулись к Игнатовой, будто прикидывая, насколько Макар прав.
Света перестала рыдать и ошеломленно прислушивалась к их диалогу.
– Ы-ы-ы, – неуверенно сказала она в повисшем молчании.
Из-за угла гавкнула дворняга.
– Не «ыыы», а во всех подробностях, пожалуйста, – попросил Илюшин, снова превращаясь в того любезного молодого человека, которого Света узрела двадцать минут назад. – Не злоупотребляйте этой лаконичной выразительностью.
Бабкин отогнал голубей, подтащил ящик и галантным жестом предложил Свете присесть. Сам устроился рядом на корточках, а Илюшина проигнорировал: кому нужен ящик, тот сам его притаскивает.
Света на всякий случай жалобно шмыгнула носом, но ясно было, что момент для нытья безнадежно упущен.
– Пришла ко мне она… – обреченно начала она.
