Филипп Буэн - Сожги в мою честь
Это-то мне и нужно – внезапно появляюсь.
Мо разворачивается ко мне. Я наставляю пистолет, трижды стреляю, все происходит моментально.
Насекомое кричит, еле удержавшись на ногах. Ружье отлетает в мою сторону. Подбираю и отбрасываю его вглубь сарая.
А Аттила вновь заходится лаем: его взволновали звуки выстрелов. Но что значит по сравнению с мучениями хозяина беспокойство животного? Оно-то не ранено, а вот мсье зажимает правое плечо. Никаких предпочтений одной части тела – настала очередь левого.
Снова салютует оружие, снова крики, и это еще не конец! Последняя серия выстрелов – в ноги. Раненый валится наземь, проклинает меня, от опьянения и следа не осталось:
– Сволочь! Убийца!
Не отказывай себе ни в чем, старина, большего удовольствия ты и не мог бы мне доставить.
Направляюсь к нему, он думает, я его сейчас добью.
– За меня отомстят, гадина! Это тебе так не пройдет!
Вдруг насекомое смолкает. Почему же я не делаю последний, милосердный выстрел? Нет нужды объяснять, оно и само поймет…
– Бак? Ты же не собираешься…
Да нет, как раз собираюсь. И даже откручиваю кран. Топливо течет на пол, пыль становится красной. Почти такой же, как и кровь Мо.
– Проклятие! Ты не в своем уме? Кто ты? Что я тебе сделал? – Звучат фразы, которых вполне можно было ожидать: – Не делай этого, у меня есть деньги… Они там, в спальне… Спрятаны на шкафу…
Я киваю, будто только этого указания мне и недоставало. Выхожу. Мо думает, что спас свою шкуру.
– Тебе нужна стремянка! Возьми в кухне!
На кой черт мне его бабки? Что меня заботит, так это псина. Аттила лает слишком громко. Пусть деревня и далеко, вдруг кто услышит и придет на помощь соседу. А мне требуется время – опорожнить бак.
Собака чуть не обрывает цепь, видя, как я направляюсь к ней. Рвется, припадает к земле, пасть в пене. Я люблю животных, мухи – и той не обижу. Но не могу оставить тебя в живых, бедняга. Не злись, никто не пожелает взять после смерти хозяина дикого взбесившегося зверя. Я избавлю тебя от клетки… и усыпления в конце пути. Пусть все завершится сейчас. Так оно будет лучше.
Целюсь в голову, надеясь, что пес постоит спокойно, не хочу, чтобы страдал. Он, похоже, понимает: не лает больше, ложится на землю…
Выстрел. Прощай, старина. Думаю, ты был чудесным щенком. Собаки – это то, что из них решили сотворить хозяева…
А твой владелец сейчас как раз гадает, что происходит. Изводится после звука выстрела. Такое испытывает, не могу понять, как вообще он способен еще кричать.
– Что там?! Что ты вытворяешь?
Сделанное сейчас не идет ни в какое сравнение с тем, что тебе еще предстоит. Топлива вылилось достаточно, можно приступать к последней фазе.
Мо потерял надежду на спасение. Понимает, что деньги остались на прежнем месте – слишком быстро я снова появляюсь в сарае.
– Проклятие! Проклятие! Проклятие!
Повторяет одно и то же слово. Довольно, не желаю больше слушать. Заклеиваю ему рот куском скотча.
Что там с вытекающим мазутом? Все в порядке, пол покрыт бурой жидкостью, через четверть часа будет совсем затоплен. Я беру ведро, зачерпываю. Мо ловит каждое мое движение. Думаю, понял, что будет дальше. Пытается отползти, избежать уготованной мной судьбы. Но какой в этом смысл? При каждом движении он страдает как проклятый. А я больше всего боюсь, что кто-нибудь заявится.
Поэтому спешу завершить казнь.
Опрокидываю содержимое ведра на тело насекомого.
И еще.
Снова и снова.
Вот, на приговоренном нет сухой нитки. Последний взгляд – удостовериться, что мазут добрался до тюков соломы. Все в порядке, они подмокли снизу. Бочки и виноградные лозы тоже.
Конец партии.
Пламя зажигалки.
Бросаю ее, огонь охватывает строение с немыслимой скоростью. Неожиданно быстро – бак с горючим взорвется скорее, чем ожидалось.
Жаль, что спектакль не удастся досмотреть, я беру ноги в руки.
Моя машина стоит возле фермы. Бежать неудобно – мешают сапоги. А уж воняют-то! И речи быть не может сесть в них за руль. Выброшу по дороге в какой-нибудь мусорный контейнер в городе. В конце концов, чего мне опасаться? И пусть полиция перероет все – их не обнаружат никогда…
Глава 39
Галстука на судье не было. Утро субботы – можно и не соблюдать дресс-код. Сегодня он явился на службу одетым в джемпер.
– Мадлен, вероятно, на вас дуется.
– Ужасно, Антония. Если бы она могла, обежала бы все магазинчики, чтобы себя вознаградить. Оставить ее одну в выходной день – такое мне обычно дорого обходится. Не перестаю благодарить ее врача: не дает ей меня разорять.
Непринужденный обмен любезностями не скрывал напряжения в воздухе.
Кто же начнет неприятный разговор?
Первым выстрелил судья.
– На этот раз о насекомых речь заведу я: мы с вами – всего лишь мучные жучки.
Антонию задело, что собеседник позаимствовал ее сравнение… и она поспешила дополнить научную справку раньше него:
– Acarus ciro, мучной клещ, из надотряда акариформных. Паукообразное, используемое для образования на сырах веле [43] корочки. Что у нас с ним общего?
– Размеры, Антония. Если не ошибаюсь, это мельчайшее творение Создателя.
– Нет, Роже, так думали до открытий Блеза Паскаля, но сейчас не об этом… Что вы хотите доказать свои сравнением?
– Что мы действовали как маленькие особи, меньше некуда. Думали, что держим ситуацию в руках, а она вышла из-под контроля… Мы облажались, Антония.
Слабость судьи ничуть не удивила – можно было предвидеть, что он падет духом.
– А по-моему, дела наши идут успешно. Конечно, не считая Гутвана – несчастный случай мы уже обсудили, не будем больше к нему возвращаться.
– Согласен с вашей оговоркой – вопрос о его гибели закрыт. Но встал новый: есть ли нам чем гордиться в деле убийства Рефика? Я желал видеть его на скамье подсудимых, а не в морге.
– А кто вам сказал, что погиб он по нашей вине?
Романеф устремил взгляд влево – верный знак, что ответ вызывал затруднения.
– Вот видите, Роже, сами не можете указать нашу ошибку… потому что ее нет.
– Докажите мне это…
Усталый голос, Антония даже уловила умоляющие нотки. Романеф не находил себе места. Если комиссар сумеет предложить оправдание, он готов согласиться – и спать спокойно.
– «Серые волки», Роже, мы совсем о них забыли.
– Что? Какое отношение имеют нацистские молодчики к заварившейся каше?
– Они и убили Рефика, уверена.
Такая версия событий приободрила судью, тот сразу пришел в себя.
– Bozkurtlar… Признаюсь, не подумал о них. Вы полицейский, комиссар, должны были предупредить меня, что они свирепствуют в регионе.
– Я сама не знала, господин судья, и вы забываете, что метили мы в Гутвана: собирались его высмеять.
– Несомненно… Не могу не согласиться.
– Прибавлю еще, что наш план вписывался в официальное следствие, цель которого – задержать раввина.
Верно – с этим не поспоришь. Романеф вновь стал любезным.
– Вы правы, Антония, «Серые волки» к нашему делу имели очень отдаленное отношение.
– К тому же в нашем расследовании все указывало на личную месть. Не на войну преступных кланов.
– И мое мнение осталось прежним – считаю, что действует одиночка. Тем не менее, в данной ситуации не могу объяснить себе причин нашего фиаско.
– Подумайте, Роже. Если все и пошло не так, как надо, виноват Гутван.
– Поясните вашу мысль…
– Упоминали ли вы Рефика, ведя беседы в Сети?
Романеф прокрутил в памяти изображения на мониторах, бегущие фразы, ответы собеседников в чатах…
– Нет, ни разу. Гиньоль говорил только о Вайнштейне – намеками.
– Значит, ни вы, ни я не виноваты в смерти Турка.
Словно пудовая тяжесть спала с души судьи. Антония права, имя Рефика никогда не всплывало в разговорах под прикрытием. Невиновен! Он невиновен – Турка прикончили совсем по другой причине. И с легким сердцем Романеф обратился к вредной привычке, порожденной служебными обязанностями – начал перебирать гипотезы.
– Почему «Серые волки» убрали одного из своих?
– Чуть поправлю, Роже: убрали одного из примыкающих к движению. Турок всегда оказывал им услуги в обмен на некоторую поддержку. Думаю, в их глазах Рефик был лишь сочувствующим или даже мафиозо без принципов и убеждений. И подтолкнул к расправе Гутван.
– Своей последней статьей?
– Так точно! После дела с грузовиком Турку пришлось пообещать не мелькать больше на первых полосах газет. Не повезло – Гутван сделал его героем дня. Рефик стал опасен, полиция слишком им заинтересовалась, он должен был исчезнуть.
– Если я верно понимаю, «Волкам» ни к чему огласка.
– Что и требуется доказать, Роже. И начинается совсем другое расследование…
