Тимоти Уилльямз - Черный Август
– Ее изнасиловали?
– Каждый вечер. Два ее брата).
Когда Тротти открыл глаза, такси ехало уже по улице Милане мимо заново отделанных демонстрационных залов «Фиата».
Тротти подъехал к дому в девять. Расплатился с водителем и вышел из машины. Такси развернулось и покатило обратно в центр города.
Когда Тротти переходил дорогу, к нему подъехала другая машина.
– Чуть припозднились, комиссар?
– Меня задержали, Пизанелли. Что у тебя с волосами?
На сей раз Пизанелли сидел не в полицейском автомобиле, а в своем помятом «ситроене». По причинам, которые Пизанелли никогда не раскрывал, зарегистрирован «ситроен» был в Кремоне. Пизанелли свернул с дороги и поставил автомобиль на площадке перед пиццерией.
– С волосами? А что с ними? – Вместо потертой замшевой куртки на нем была белая рубашка с галстуком. Поверх рубашки – яркий пиджак в клетку. Свисающие с головы пряди волос он намазал каким-то кремом и зачесал за уши. В результате сзади, на шее, из волос образовалась неровная щетка. Он вышел из «ситроена» и хлопнул дверцей. Замок не сработал.
Пизанелли двинул пяткой дверцу, и она захлопнулась. Засунув руки в карманы, Пизанелли широко улыбался.
– Анна прождала вас полчаса с лишним. Ей нужно вернуться домой к одиннадцати.
– Чем ты намазал волосы? От тебя несет… как из публичного дома.
– Всегда-то у вас доброе словцо найдется, комиссар.
Тротти взял Пизанелли под руку, и они перешли улицу.
– Слыхал о вскрытии?
– О Беллони? – Довольная улыбка. – Я в квестуру не заходил.
– Мне не понравилось, как ты смотался с Сан-Теодоро.
– Нужно же человеку отдохнуть и расслабиться.
– Будешь отдыхать и расслабляться, когда я уйду на пенсию, Пизанелли.
– Я в отпуске, комиссар.
– Что?
– Поменялся отпуском с Джордано и собираюсь дней на десять исчезнуть. С Анной.
– Но ты же мне нужен, Пизанелли.
– А разве вы сами отдохнуть не собираетесь?
– Почему ты мне не сказал, что решил пойти в отпуск?
– А какая разница?
Тротти щелкнул языком и принялся рыться в карманах в поисках ключа от квартиры.
– Мария-Кристина умерла не от побоев. Она утонула. В легких нашли воду.
Калитка в сад была открыта.
– Да пусть работает Меренда. Учитесь расслабляться, комиссар.
– Майокки задержал того самого Луку.
– Зачем?
Тротти стал подниматься по лестнице. Света в доме не было.
– Почему бы вам не взять отпуск, комиссар? Розанна скоро объявится. Съездите к дочери. Наслаждайтесь жизнью.
Почти двадцать лет прожил Тротти в особняке, первый этаж которого занимал гараж. Когда подрастала Пьоппи, дом казался слишком тесным, теперь он казался пустым.
– Мария-Кристина была накачана наркотиками. Один Бог ведает, чем они ее там пичкали, в «Каза Патрициа» Карнечине должен был сообщить мне, что она принимала. Ничего он мне так и не сообщил. Не мешает навестить его еще раз.
– Вы и навестите его, комиссар. Я в отпуске.
– Пожалуй, стоит прикрыть этот «Каза Патрициа». Странно, что финансовая полиция до сих пор не выгнала Карнечине с работы. Он же шарлатан. Господи, я бы дорого дал, чтобы узнать, зачем он пичкал ее всей этой химией.
В квартиру вела наружная лестница с железными перилами; на каждой бетонной ступеньке стояли растения в горшках – герани и цикламены. В засуху они требовали частого полива.
Пара горшков была опрокинута. «Ева», – с раздражением подумал Тротти, вынимая из кармана ключ.
Дверь оказалась незапертой.
Сам удивляясь четкости своих рефлексов, Тротти моментально прижался к стене и потянул за собой Пизанелли. Тот едва удержался на ногах.
– Гости, – хрипло прошептал Тротти.
В тусклом свете они увидели, что деревянный косяк двери разломан.
– Надеюсь, пистолет у тебя с собой, Пиза.
ГостьГлупо рисковать жизнью в шестьдесят два года, подумал Тротти. Особенно если ты вот-вот в первый раз станешь дедом, если ты уже пятнадцать лет не проходил переподготовку в Падуе, если ты не в форме и долго не тренировался, так что преодоление одного-единственного лестничного пролета вызывает у тебя на полчаса одышку. И когда от пенсии и домика в горах тебя отделяют всего-то три года.
Но этот особнячок на улице Милано был домом Тротти.
«Я здесь живу», – сказал он себе. А потому выбора у него не было. Территориальный императив. И у него свалилась гора с плеч, когда он увидел, что Пизанелли вытаскивает из кобуры на пояснице пистолет.
В неверном свете уличных фонарей лицо Пизанелли казалось осунувшимся. В правой руке он сжимал свою легкую «беретту», левой поддерживал сжатую в кулак правую кисть.
Света в доме видно не было.
– Появилось у тебя это чувство deja vu, Пиза?
– Deja vu? – Пизанелли лег на пол. – Я готов, комиссар.
Тротти вытянул вперед руку и толкнул входную дверь. Раздался неприятный скрип. Тротти остановился и прислушался.
Потом толкнул дверь сильнее.
Дверь отворилась.
Пизанелли поднял голову и заглянул в прихожую. Затем приподнялся и, согнувшись пополам и тесно прижавшись к правой стене, двинулся в дверной проем.
Тишина.
– Я сзади. – В руке Тротти сжимал трость – он и сам едва помнил, как взял ее с вешалки. Он медленно продвигался по прихожей следом за Пизанелли, чувствуя в ноздрях запах его крема для волос. Плотно прижавшись к стене, он пытался вспомнить, чему его в свое время учил в Падуе инструктор-англичанин. О внезапном нападении, об адаптации зрения к темноте, о том, как не стать мишенью для стрельбы.
– Откройте дверь и одновременно включите свет, – прошептал Пизанелли. – Но не забудьте заслонить от света глаза.
Тротти нащупал рукой выключатель.
– Включаю.
Выскочив из дверного проема, Тротти повернул выключатель и резко открыл дверь – свет из прихожей полился в спальню.
Спустя мгновение туда рванулся Пизанелли.
Бывшая спальня Пьоппи была пуста.
Сильно ударившись о противоположную стену, Пизанелли быстро пронес руки над головой и выставил перед собой пистолет.
– Черт!
Со шкафа на него близоруко смотрел плюшевый медведь.
Его стеклянные глаза были покрыты слоем пыли.
Пизанелли вспотел. Тыльной стороной ладони он вытер лоб. Полицейские вернулись в прихожую.
Туалет и ванная тоже были пусты.
Тротти осторожно открыл дверь в спальню.
Рядом с кроватью валялась включенная настольная лампа, освещая интимным розовым светом всю нижнюю часть комнаты.
Пизанелли по-прежнему сжимал обеими руками «беретту».
Он пытался улыбнуться. Лицо его было бледно.
– Торнадо, – пробормотал он, вздохнул с облегчением и расслабился.
Все ящики были вытащены, а их содержимое вывалено на пол. Повсюду была разбросана одежда Аньезе. Тротти заметил меховую накидку, которую подарил ей более тридцати лет назад. Накидка была разодрана. Разлитый кофе, выжженные сигаретами пятна на ковре, сорванные занавески.
– Похоже, ваши гости уже ушли, комиссар. – Пизанелли опустил руки. – Вдоволь повеселившись.
– Ева, – промолвил Тротти.
– Ваша домработница? – ухмыльнулся Пизанелли.
– Уругвайская проститутка.
– А вы друзей себе выбираете аккуратно, комиссар.
– Ни разу не говорил, что ты мне друг, Пизанелли.
Кто-то стащил с постели матрасы и вспорол их ножом. Подушки выпотрошили, и когда Тротти обходил вокруг кровати, в воздух взвились легкие перья. Тротти нагнулся и поднял с пола треснутую рамку фотографии.
Аньезе, Тротти и Пьоппи на вилле Ондина на озере Гарда – счастливые мать, отец и дочь, улыбающиеся в фотокамеру. Лето 1967 года.
– Я познакомился с ней несколько месяцев тому назад. – Поглядев на разорванные простыни, перья и валяющуюся одежду, Тротти покачал головой. Телефонный шнур из розетки выдернули. – Она сказала, что приехала сюда, в Италию, потому что в Уругвае ей предложили здесь работу. Думала, что будет вести занятия аэробикой в оздоровительном центре в Милане. И сможет посылать кое-какие деньги маленькому сыну домой.
– Вот вам и аэробика.
Они пошли на кухню.
На полу валялись тарелки и прочая кухонная утварь. Из крана в раковину текла вода. Пахло уксусом.
На холодильнике как ни в чем не бывало нелепо тикал будильник.
– В квартире пусто, – сказал Пизанелли. – Кто бы сюда ни заходил, а никого уже нет.
Наступив на разбитую тарелку, Тротти подошел к раковине и завернул кран.
– Интересно, как они ее нашли? Бедняга.
– Она ведь подходила к телефону.
Тротти вдруг почувствовал сильную усталость. Он положил трость на пол и опустился на стул.
– А почему уругвайка, комиссар?
– Сицилийцы теперь занимаются другими вещами. Перешли на контрабанду наркотиков, наркобизнес, где доходы побольше. В Милане сейчас проституция главным образом в руках уругвайцев. В Женеве – китайцы и нигерийцы. Там, откуда ушли сицилийцы, появились новые мафии.
