Фридрих Незнанский - Бархатный губернатор
Первое время терпел Головачев, шел на уступки губернатору, но, видя, к примеру, что полученные средства из центра на нужды города используются исключительно на нужды края, не смолчал, выступил против. А что делать, если деньги, предназначенные для выплаты пенсий, ушли в коммерческий банк, где их крутили около полугода, и так закрутили, что пенсионеры остались без пенсии. На этот раз выкрутился Головачев, оторвал деньги от заводов, выделенные на усовершенствование рабочих цехов, на закупку нового оборудования, но дальше пошло-поехало… КАКТ богател, в крае виллы строились для «новых русских», разорялись колхозы и совхозы, а приватизация подрубила хозяйства под корень. Мэр пошел на крайний шаг, обратился за помощью к народу, выступив с прямым воззванием по телевидению. И что же? Народ смолчал. Для Головачева это было ударом, он предполагал, что люди выйдут на улицы, поддержат его. Но вышли лишь несколько десятков, и то коммунисты, с красными флагами и портретами Ленина, а коммунистов мэр не признавал.
Позднее он понял, что люди уже никому и ничему не верят: ни коммунистам, ни демократам, ни национал-патриотам, ни Думе, ни правительству, ни самому всенародно избранному, они надеются лишь сами на себя. Тогда Головачев избрал другую тактику, исподволь начал собирать компрометирующий материал на губернатора и его окружение, и это ему удалось, да иначе и не могло быть, потому что оборзели людишки. С точными выкладками и данными по фактам коррупции среди выдвиженцев губернатора, с биографиями уголовных элементов, ставших директорами различных фирм, мэр вылетел в Москву и лично передал материалы генеральному прокурору.
Через некоторое время в край нагрянул прокурор следственного управления Генпрокуратуры Чирков, подробно обсудил все дела с мэром, пообещал разобраться, и «разобрался». В столе, отнюдь не губернаторском, а в столе мэра была обнаружена крупная сумма в валюте, а его сын был арестован за связь с чеченцами, переправлявшими наркотики на Запад. При аресте у сына и в карманах, и в его сейфе были обнаружены наркотические вещества. И снова Головачев полетел в столицу, пытался доказать, что его спровоцировали, но… помыкался по кабинетам и понял, что все чиновники от мала до велика куплены и перекуплены, что никому никакого дела нет до интересов простых людей, а думают они лишь о своем кармане. Аудиенции Президента мэру добиться не удалось, и он снова поехал в Генпрокуратуру, где ему все же повезло, потому что встретился он с заместителем генерального прокурора Меркуловым Константином Дмитриевичем. Тот внимательно выслушал Головачева, ни разу не прервал, тут же вызвал Чиркова и приказал ему немедленно подготовить материалы по Ставропольскому краю и положить ему на стол. «Дела ваши, уважаемый Павел Андреевич, плохи, – прямо сказал Меркулов. – Я-то вам верю, но этого далеко не достаточно. Цель ваших противников – убрать вас с поста. Настоятельно вам советую идти на прием к секретарю Совета Безопасности. Я попрошу его принять вас сегодня».
К вечеру секретарь принял мэра. «Меня ознакомили с вашими проблемами, – сказал он. – Езжайте и работайте». «И это все?» – спросил Головачев. «А разве этого мало?» – вопросом на вопрос ответил секретарь.
Решение выдвинуть свою кандидатуру на пост губернатора пришло к Головачеву после того, как он узнал о выдвижении Михаила Юсина.
– Ну если ворье полезло в губернаторы, то мне сам Бог велел, – сказал он на первом же собрании по выдвижению.
А когда исчез на некоторое время Супрун, решение мэра выдвинуть свою кандидатуру окрепло. Он не знал подробностей похищения Супруна и теперь с нетерпением дожидался его прихода. Главное, о чем хотел узнать мэр, – не отступил ли от своих принципов Федор Степанович, не струсил ли.
– Павел Андреевич! К вам посетитель, – пропел женский голос по микрофону.
– Пригласите.
Отношения между мэром города и Супруном были доброжелательные, хотя Федор Степанович на дух не принимал демократию в том виде, как она создалась в России. Но в подобном виде не принимал ее и Головачев, бывший прежде ярым демократом. Вот и теперь они встретились по-дружески, даже приобнялись.
– Жив, курилка! – рассмеялся Головачев.
– Я-то жив, на тебя удивляюсь!
– И я живу!
– Тому и удивляюсь.
– Я и сам, Степаныч, удивляюсь, – посерьезнел Павел Андреевич. – Вся сила у них, ан не трогают!
После рассказа Супруна о своих матырствах Головачев спросил:
– Не передумал, Степаныч?
– Ты о чем?
– О выборах.
– Может, и хотел бы передумать, да теперь не имею права. Ты знаешь, подписи я не собирал, на митингах не кричал, не бил себя в грудь, никому ничего не обещал. Народ все сам сделал. Назад пути мне нет.
– Два человека пройдут во второй тур. Ты и Колесниченко.
– А почему не Головачев?
– Люди знают меня как демократа, а демократам сейчас веры нет.
– Если бы все делалось верой…
– Вот почему и говорю, что пройдет Колесниченко. Купят, наговорят, обманут, пристращают, но кое-что и доброе сделают. Убежден, что выплатят зарплату. У них власть, у них и деньги.
– Много ошибок ты наделал, Павел Андреевич, – помолчав, проговорил Супрун.
– К примеру?
– Я тебе главную причину выдам, а примеров можно сосчитать много.
– Слушаю тебя, Степаныч, – помрачнел Головачев.
– Не своим умом ты живешь. Заграничным: американским, германским, французским, но не родным, русским. Оттого все твои беды… Забыл! Международным валютным фондом! Просите, ноете, унижаетесь, вам, дерьмократам, кидают кость, ну вы и гложете!
– Я вроде, Степаныч, у заграницы ничего не просил, – нахмурился мэр.
– У Центробанка просишь, у премьера, у замов, а они просят у заграницы. То на то и выходит. А заграница дает в кредит. В долг! А кто отдавать будет? Дети наши, внуки! Что такое деньги? Бумага. А вывозим-то лес, руду, гоним газ, нефть, медь, алюминий, золото!
– Кто же знал, что так получится? Задумано было ведь по-другому. Хорошо было задумано, – возразил Головачев. – Ты припомни, как приходил к власти Президент. Вся страна за ним шла.
– А теперь тридцать процентов! Вот тебе и всенародный! Так и эти тридцать на воде вилами писаны.
– Станешь губернатором и проверишь. Слушок идет, что приписки были.
– Если стану, обязательно проверю.
– А я тебе подмогну.
– Каким образом?
– Кто-то и за меня проголосует. Пусть пару тысяч голосов, но наберу.
– Больше наберешь, – улыбнулся Супрун. – Но это дело впереди, а теперь ты подмогнуть мне можешь, если устроишь прямую телепередачу со мной. И лучше без комментатора. Только разойдешься, а уж журналист извиняется, дескать, время передачи истекает… Устроишь?
– Когда ты хочешь?
– Да хоть сегодня.
– И о чем говорить будешь?
– О чем с тобой говорил, о том и людям расскажу.
– Добро, – подумав, ответил мэр.
– Спасибо, Павел Андреевич. Но после передачи у тебя возникнут большие проблемы…
– У меня их и теперь хватает, – усмехнулся Головачев. – Хочу предложить тебе свой недельный час.
– А удобно? Люди привыкли тебя видеть.
– Если не против, могу тебя представить.
– Тогда большие проблемы превратятся в одну, но огромную.
– Я готов. Я, Степаныч, на все готов.
– Тогда с Богом!
– Перед твоим приходом мне сообщили, что паренек, которого ты оглушил, повесился, – сказал Головачев.
– Повесили. Такие, как он и его дружки, самоубийством не кончают.
– Это само собой, – согласился Головачев. – А начальнички-то наши зашевелились!
– Они неплохо знают Александра Борисовича.
– Он полностью отстранил от расследования местные органы, за некоторыми исключениями. Наш краевой прокурор потребовал письменного указания, которое и было из Москвы немедленно им получено. Маркуша и Макеев пилюлю проглотили.
– Турецкий сделает все, что от него зависит, в смысле расследования убийств и моего похищения, а вот что будет дальше, не знает. Сам мне говорил.
– Но если будут неопровержимые улики, факты против руководителей самого высшего ранга, то куда им деваться?
– Все-таки демократ, – улыбнулся Супрун. – Не обижайся. В самом хорошем смысле говорю. Неужели, Павел Андреевич, ты еще чему-то веришь? Или мало тебя били?
– Били, бьют и будут бить. Но я верю.
– Во что?
– В правду, справедливость, в истину.
– Сын сидит? Сидит. Твое дело, между прочим, тоже не прекращено. Денежки-то у тебя нашли! И дельце, придет момент, всплывет снова. Они там тоже кумекают. Завтра, может, и тебе наркотики подсунут. А что ты думаешь? Запросто. А потом отмывайся.
– В одну реку дважды не входят.
– Это ты такой грамотный, а Левитану или Муссолини такая грамота ни к чему.
– Муссолини теперь тоже кандидат в депутаты, представляешь? – сказал Головачев.
– Вот ты бегал, кричал на митингах, агитировал против советской власти. Ну и что, наагитировал?
– Я бы и сейчас пошел кричать. То была не власть, обман и террор.
