Лилиан Браун - Кот, который пел для птиц
Итак, я отнесла рисунки обратно в Центр искусств, а когда он обнаружил, что их нет, то просто взорвался. Впервые он был со мной по-настоящему груб. Но потом стал очень нежен.
А после произошёл тот случай с клубом «Вспышка», и я знала, что это банда Джейка туда проникла, чтобы посмотреть эротические видеофильмы. Один раз он хотел снять меня в непристойном виде на видео, но я отказалась. Он снова устроил безобразную сцену, и это меня напугало. У меня все руки были в синяках, пришлось надевать эти уродливые рабочие халаты, чтобы скрыть кровоподтеки. Я хотела уйти от него, но куда? Мне было стыдно возвращаться домой. Я вспомнила о своей бабушке в Калифорнии. Нужно было что-то предпринять. Почему я рассказываю Вам всё это? Наверное, потому что Вы были так добры.
Итак, вчера вечером после репетиции я, как обычно, пошла в бар и услышала, как Джейк просит у Чета ещё денег. Они были в кабинете наверху, а я поднялась, чтобы поговорить по телефону: внизу слишком шумно. Хотела позвонить бабушке в кредит, чтобы она оплатила разговор. Дверь кабинета была закрыта, но я слышала, что они говорят. Оба были сердиты.
Чет сказал: «Тебе уже уплачено. Что это — шантаж?»
А Джейк ответил: «Вы получите миллион от "XYZ" за участок у реки. Я хочу свой кусок пирога, Чет, или у вас будут неприятности».
А Чет спросил: «Это у кого будут неприятности? Ты чиркнул спичкой. Это поджог и убийство».
И тогда Джейк сказал: «Это вы велели мне поджечь дом, и я всё записал на магнитофон».
И вдруг мне стало дурно, закружилась голова, и я выбежала на улицу, к своей машине. Я не знала, что делать. Идти в полицию? Чет — «важная шишка». Я просто не могла поверить. Тогда я решила ехать домой, в Индейскую Деревню, и вести себя как ни в чём не бывало. Когда Джейк вернулся, он спросил: «Что с тобой случилось, Обезьянка?»
Я ответила, что плохо себя чувствую.
Он сгрёб меня в охапку и сказал: «Я знаю хорошее средство от болезней». Я вырвалась из его рук и заявила: «Отойди от меня и не называй Обезьянкой». Я была в ярости. Утратила хладнокровие и кричала то, чего не следовало. Сказала: «Я знаю, где ты раздобыл денег на эту квартиру! Ни от какого-то там дяди из Монтаны. Я знаю, где ты достал эти деньги и как!»
Едва у меня вырвалась эта фраза, я поняла, что сделала глупость. Он ударил меня кулаком, и я выбежала из дома и поехала к Саре. Там я нахожусь и сейчас. Она на работе. У меня подбит глаз. Наверное, завтра вечером я не смогу участвовать в орфографическом матче.
Я позвонила бабушке, и она сказала, чтобы я вылетела к ней утренним рейсом. Она заказывает для меня билет. Я побуду здесь до вечера, когда он уйдёт на работу, а потом заеду за своей одеждой и остальными вещами. Я не сказала даже Саре. Если хотите, можете ей рассказать, а она скажет моим родителям. Я сомневаюсь насчёт полиции. Как Вы думаете? Не лучше ли просто забыть то, что я узнала из их разговора? Чет такая важная персона, знаете. Я предоставляю решать Вам. Ещё раз спасибо за то, что взяли моих бабочек.
Феба
Закончив читать, поверенный сказал:
— К этому гадюшнику нужно приближаться с осторожностью. Он действительно известное лицо, которое только что чествовали за двадцатипятилетнюю службу на благо общества. И как я уже говорил прежде, тут многое основано на слухах. Может быть, у неё не всё в порядке с головой из-за того, что её ударили кулаком в лицо? Какую часть этой истории можно доказать? Я хотел бы обсудить это с моими партнерами.
Квиллер пригладил усы.
— Я предпочёл бы кое-что сам потихоньку разнюхать. Ты помнишь скандал с Кэмпбеллом? Или это случилось до того, как ты приехал в Мускаунти? Рэмсботтом откупился от административно наказуемого поступка, он способен откупиться и от уголовного преступления. Я тебе позвоню, или ты мне позвони.
По пути домой Квиллер остановился возле цветочного магазина, чтобы купить ещё две гвоздики.
— Опять? — спросила молодая женщина с томным взором. Она уменьшила звук радио, передававшего музыку в стиле «кантри». — Какого цвета на этот раз?
— Красного. И лучше пусть будут три.
— Ну и ну! — произнесла она тоном, в котором прозвучала насмешка над таким «транжирой».
Квиллер решил, что хватит её мучить загадками.
— Я провожу исследование для своей колонки — выращиваю партию бабочек в неволе. Их нужно кормить сахарной водой, обрызгав ею цветы. Пока что начали летать только две, но я ожидаю, что полетят и остальные… Что-что?
Диктор прервал музыку сводкой новостей. Клодин прибавила звук: «Только что стало известно имя водителя, погибшего в катастрофе на мосту через Кровавый ручей. Жертва — двадцатитрехлетняя женщина, Феба Слоун, местная художница, известная как Девочка с Бабочками. Она дочь Мэри и Орвилла Слоунов из Вест-Мидл-Хаммок. Об аварии сообщил водитель грузовика, рано утром заметивший на асфальте следы забуксовавших колес и остановившийся, чтобы заглянуть в пропасть. На этом мосту уже случилось несколько аварий, но петиции о том, чтобы что-то сделали с этим опасным местом, повлекли за собой лишь установку предупредительных дорожных знаков».
Бросив на прилавок деньги, Квиллер схватил гвоздики и поспешил обратно к «Хасселрич, Беннет и Бартер».
Секретарша сказала:
— Мистер Бартер сегодня утром никого не принимает. Его несколько дней не было в городе, и он только что вернулся.
— Меня он примет! Передайте ему мою визитную карточку.
Через какие-то секунды появился сам поверенный и провёл Квиллера к себе в кабинет.
— Я не ожидал, что ты вернёшься так скоро. Ещё чашечку кофе?
Квиллер рухнул в кресло.
— На этот раз обойдёмся без кофе. Девушка, написавшая мне письмо, — та, которая вчера вечером должна была участвовать в орфографическом конкурсе, но не участвовала, и та, которая должна была вылететь сегодня утром в Калифорнию, но не вылетела, — это Феба Слоун. Это её тело было найдено в Кровавом ручье сегодня утром — она погибла в автокатастрофе.
— Ты полагаешь, что она спешила на самолёт?
— Аэропорт находится к юго-западу от Индейской Деревни, где она жила; Кровавый ручей — к юго-востоку. Что же она делала там, в лесу? Я убеждён, что судебно-медицинский эксперт обнаружит следы насильственной смерти, которая предшествовала автомобильной катастрофе. Я считаю, что Фебу убили в другом месте, а тело отвезли на мост. Очевидный подозреваемый — парень, с которым она жила, бармен. Ты читал её письмо. Я мог бы воссоздать весь сценарий.
— Давай же. Как его зовут?
— Джейк Уэстрап. После того как он подбивает глаз Фебе, она убегает к приятельнице, звонит бабушке и договаривается о том, чтобы улететь в Калифорнию. Всё, что ей нужно сделать, — это дождаться, пока он уйдёт на работу, и забрать свою одежду и прочие вещи. Она не подозревает, что его уволили и он будет дома!
— Откуда тебе известно?
— Я всюду бываю. Слышу разное… Итак, они сталкиваются лицом к лицу. Она слишком много знает, и для него это не тайна. Остаётся только одно, что он и делает. Он хочет, чтобы всё выглядело как автомобильная катастрофа, и ему нужно дождаться следующей ночи. Кто его знает почему? Я могу придумать несколько причин… Как бы то ни было, он отвозит тело к мосту над Кровавым ручьём, пристёгивает ремнём безопасности к месту водителя, затем сбрасывает машину в пропасть. Ему ничего не стоило добраться домой до рассвета, выбрав короткую дорогу через лес, и… Я мог бы рассказать больше, но полиции следует задержать его, прежде чем он направится в Монтану. Я оставляю всё на тебя, прокурора и судебно-медицинского эксперта. Ты можешь взять письмо Фебы, но дальше я в этом не участвую.
Выйдя из юридической конторы, Квиллер испытал странное чувство: он больше не хочет иметь ничего общего с бабочками. Он выпустит их немедленно, готовы они к жизни на природе или нет. Не будет ни празднования, ни взволнованной публики, ни материала в колонке «Из-под пера Квилла». Он всё ещё сжимал в руке три гвоздики, обернутые зелёной бумагой. Первым его побуждением было выбросить их в ближайший мусорный контейнер. Но, передумав, он поехал домой и оставил гвоздики на пороге Селии Робинсон. Пусть она теперь до конца своих дней гадает, кто их принёс.
Сиамцы нетерпеливо ждали ланча, но Квиллер проигнорировал их и взбежал по лестнице на антресоль, в комнату для гостей. Все пять бабочек летали в заточении как безумные. Он вынес коробку во двор и открыл её без всякой торжественной церемонии. Одна из них сразу же выпорхнула в широкий мир. Другие осторожно последовали за ней, одна за другой, и вот уже все они радостно кружились в воздухе.
Глядя, как они улетают, Квиллер не испытывал ни радости, ни печали. Им овладело необъяснимое отчаяние. Коробку он выбросил в мусор в сарае с инструментами. Войдя в дом, швырнул все записи о бабочках в корзину для бумаг и отправил бы туда же и книгу о бабочках, не будь она библиотечной.
