Михаил Черненок - Ставка на проигрыш
— Продолжайте.
Сипенятин потупился, долго молчал.
— Чего продолжать… Дальше я кашу заварил. Алик в статьях кодекса как баран в Библии. Решил на пушку его взять, припугнуть: «Если Саня разбилась насмерть, мы с тобой не в сорочках, а в костюмах родились, потому как свидетелей нет. Если же она даст показания да после этого коньки отбросит, то и «вышку» схлопотать можем». У Алика челюсть отвисла. «Звони, — говорю, — по больницам, узнавай: дышит баба или нет?» Алик моментом за телефон схватился, отыскал клинику, куда «Скорая» привезла потерпевшую. Оказывается, не насмерть она разбилась. Кумекаю: можно и в натуре влипнуть! Тут ведь как следователь дело повернет. Надо на всякий случай бабенку запугать, чтоб молчала, а доктора припугнуть, чтоб особо не лечил ее. Первое поручил Алику, второе на себя взял. Доктор оказался с виду хилым, а в душе не трус. Решил я из Новосибирска смываться, пока не поздно. Приехал к пахану за должком. Тот без звука отсчитал три тысячи и еще сотнягу по моей просьбе набавил за вредность отсидки. Червонцев у старика куры не клюют! И опять мыслишка стукнула: «Если пахановы деньги перейдут к Алику, они все мои будут, без риска — мои!» Встретился с Аликом, толкую: «Крышка нам. Надо пахана топить любыми путями. Хорошо, чтоб жена его помогла в таком деле». Алик в ответ: «Нина поможет, давно от старика избавиться хочет». — «Ну, Вася, — думаю про себя, — такую блатную компанию тебе сам бог подкинул! Бараном надо стать, чтоб подобных фраеров не выдоить». Пока мы с Аликом программу разрабатывали, пахан по-быстрому опять в поездку укатил…
Бирюкову надоело слушать «цветную» Васину речь.
— Зачем хирурга к «Авроре» приглашали? — спросил он.
Сипенятин хмыкнул:
— Это Алик приглашал. Затемнил я ему, что доктор взятку просит. Хотел к пахановым деньгам еще тысячу выдоить, но Алик-куркуль зажался. Пришлось сказать, что из своих отдам, после, мол, расплатишься. Сам, конечно, к «Авроре» не пошел, скумекал: доктор туда без угрозыска не сунется.
— Овчинников со Звонковой и Пряжкина почему у кинотеатра оказались?
— Фросю с футболистом для заварухи пустили, а Люсю Алик по собственной дурости подсунул. Хотел, видишь ли, проверить: встречусь или нет я с доктором у «Авроры»?
— Кто управлял «Волгой», которая увезла Пряжкину от кинотеатра.
— Алик.
— Зарванцев в то время оперу слушал.
— Липа. Опера для алиби придумана. План наполеоновский был.
— Хотели на Реваза Давидовича все свалить?
— Ну.
Бирюков недолго помолчал.
— Допустим, вам удалось бы подтасовать факты против Степнадзе, но неужели вы верили в то, что Реваз Давидович не опровергнет их?
Сипенятин хмуро потупился.
— Пахану не довелось бы опровергать. В Омске я должен был пришить старика. А с того света, как известно, опровержения не поступают.
— Вот как! А о том подумали, что Степнадзе мог не прилететь по вашей телеграмме в Омск?
— Алик звонил туда. Узнал, что старик прилетел. Только я вовремя скумекал: если угроблю пахана, буду на крючке у Алика хлеще, чем Алик у меня.
— Как сумели зарегистрировать в аэропорту билет по чужому паспорту?
— Зарегистрировал Алик. Он, как наденет железнодорожную форму да виски белой краской подкрасит, — вылитый пахан.
— Где Зарванцев брал эту форму?
— У него пиджак и фуражка есть. И паспорт Реваза Алик где-то раздобыл.
— Как сумка потерпевшей оказалась у вашей матери?
— Не знаю. Наверно, одурел Алик от страха. — Сипенятин скрежетнул зубами и открыто посмотрел на Бирюкова. — Когда после регистрации билета он на своем «Запорожце» укатил из аэропорта, мне чутье подсказывало, что этот фраер наломает дров. Фроське наверняка он под моей маркой позвонил. Как-то я с его квартиры с зазнобой говорил по телефону. Видать, усек мою привычку. По подделке голосов Алик — артист.
— Смерть Пряжкиной была «запланирована»?
— Нет. Люська должна была пахана топить.
Бирюков, нахмурясь, помолчал:
— Дотопилась, что сама утонула.
— Алика работа. — Сипенятин посмотрел Антону в глаза и, видимо, решив, что ему не верят, взволнованно заговорил: — Гражданин капитан, мне теперь нет смысла врать. От суда все равно не отвертеться, но я сяду только за свое, а за Пряжкину пусть Алик отсиживает, если ему «вышку» не припаяют. Не думай, что хочу чистым из дела выйти. Нет, кашу заварили вместе с Аликом, но кому сколько хлебать, пусть суд распределит.
— У кого вы жили в Новосибирске?
— Сначала у Алика. Помнишь, как ты первый раз к нему пришел? Алик в тот момент Люську ждал, потому, не задумываясь, тебе дверь открыл. Я в кухне тогда сидел. Как только вы с Аликом в комнате разговорились, шито-крыто ускользнул.
— После где обитали?
— У старых корешей. Их закладывать не буду. С этим делом никто из ребят не связан.
Многое надо было еще уточнять и уточнять в показаниях Сипенятина, но главное было достигнуто: он говорил правду. Об этом свидетельствовали не только приведенные Сипенятиным факты, а и весь его вид: усталый, граничащий с обреченностью.
В кабинет порывисто вошел Слава Голубев. Прямо от порога доложил:
— Реваз Давидович доставлен.
— Приглашай его сюда, — сказал Бирюков и сразу посмотрел на Сипенятина. — Вас прошу вести себя без фокусов.
Глава 31
На этот раз Степнадзе был одет не в железнодорожную форму с регалиями пассажирского проводника, а в новенький, как с иголочки, чесучовый костюм желтоватого цвета. Вошел Реваз Давидович с таким сурово-решительным видом, словно собирался строго отчитать Бирюкова за причиненное ему беспокойство, однако, увидев в кабинете мрачно насупившегося Сипенятина, так поспешно развернулся к двери, будто по ошибке попал в дамский туалет.
— Куда вы, Реваз Давидович? — остановил его Бирюков.
Степнадзе мгновенно замер и растерянно обернулся:
— Простите, дорогой, вы заняты…
— Мы вас ждем. — Антон показал на стул поодаль от Сипенятина: — Садитесь, пожалуйста.
Совладав с внезапной растерянностью, Степнадзе приосанился и сел на предложенное место. Вася Сипенятин уставился на него таким откровенно любопытным взглядом, с каким был запечатлен судебно-оперативным фотографом.
— Вам знаком этот гражданин? — показав на Сипенятина, спросил у Степнадзе Бирюков.
Реваз Давидович впился взглядом в Васины глаза. Почти полминуты они вроде соревновались, кто кого переглядит.
— Здорово, пахан, — не вытерпел Вася. — Чо, не узнаешь старого кореша?
Степнадзе тотчас повернулся к Бирюкову:
— Этот гражданин живет, точнее сказать, жил в соседстве с сестрой моей жены.
— Вы с ним знакомы?
— Относительно.
— Он только что дал показания, что три года назад вы помогли ему продать за две тысячи поддельную икону, — ровным голосом проговорил Антон.
Реваз Давидович возмущенно побагровел:
— И вы поверили уголовнику?!
Сипенятин вскипел:
— Полегче насчет уголовника, пахан! А за что ты мне на прошлой неделе три тысячи отвалил?.. За мои голубые глаза?!
На лице Реваза Давидовича не дрогнул ни один мускул. Возмущение его стало проходить, и он, с улыбочкой глядя на Бирюкова, размеренно сказал:
— Я ни копейки этому авантюристу не давал.
— Откуда же у меня три тысячи взялись?! — выкрикнул Вася.
Степнадзе очень спокойно повернулся к нему:
— Уголовный розыск, вероятно, разберется, кого ты ограбил.
— Ну, паха-а-а-ан… — ошарашенно протянул Вася и угрожающе рявкнул: — В одну зону попадем — пятки чесать мне будешь!
Бирюков вызвал конвойного. Сипенятин, без слов поняв, что в его услугах больше не нуждаются, поднялся. Проходя мимо Реваза Давидовича, с ядовитой ухмылкой посоветовал:
— Не плети тут лапти — больше срок себе намотаешь.
Степнадзе сунул правую руку под пиджак, словно у него внезапно схватило сердце.
— Не могу, дорогой, понять, что в последнее время вокруг меня происходит. Ничего не могу понять!
— Рано или поздно, Реваз Давидович, это должно было произойти, — сказал Антон.
— Клянусь, понимаете, никаких икон никому я не помогал продавать!
— Икона — увертюра, опера — в другом. — Бирюков показал бланк наложенного платежа. — Кто и за что прислал вам эти деньги?
Прежде чем ответить, Степнадзе внимательно посмотрел бланк и лишь после того, когда убедился, что там действительно его фамилия, улыбнулся:
— Это, дорогой, я книги отправлял знакомому товарищу. Мне оплатили их стоимость.
— Отчего перевод поступил на адрес Зарванцева?
— Алик живет в моей старой квартире. Я привык к этому адресу.
Бирюков чуть подумал:
— Зарванцев говорит иное…
— Что именно? — подавшись вперед, спросил Степнадзе.
