Дик Фрэнсис - Кураж. В родном городе. Рецепт убийства
Он стоял неподвижно, с бледным, внезапно вспотевшим лицом.
— Вы так и сделаете?.. — прошептал он.
— Конечно.
— Нет! Нет, вы не можете! Вы же скакали на Образце… Вы должны дать мне провести передачу.
— Больше вы не будете вести никаких передач. Ни сегодня, ни когда-нибудь еще. Я вызвал вас сюда не для того, чтобы свести личные счеты. Хотя, не буду отрицать, в прошлую пятницу я готов был убить вас. Но я вызвал вас ради Арта Мэтьюза и Питера Клуни, и Грэнта Олдфилда. Ради Дэнни Хигса и Ингерсола — ради всех жокеев, которых вам удалось выбить из седла. Всеми способами вы старались, чтобы они потеряли работу. А теперь вы потеряете свою.
Впервые этот краснобай утратил дар речи. Губы шевелились, но он не мог издать ни звука. У него запали глаза, нижняя челюсть отвисла, на щеках образовались впадины. Трудно было узнать в нем прежнего красавчика и сердцееда.
Я вынул из кармана большой конверт, адресованный ему, и просунул сквозь решетку.
— Прочтите!
Он вытащил бумаги и прочел их дважды. Очень внимательно. По лицу его было видно: он сразу понял, какой это удар. Впадины на щеках стали глубже.
— Это фотокопии. Другие экземпляры разосланы старшине распорядителей, вашему начальству в телекомпании, а также некоторым другим заинтересованным лицам. Они получат все это завтра утром. И уже не станут удивляться, почему вы не явились сегодня на передачу.
Он все еще был не в силах ни слова вымолвить: руки его судорожно тряслись.
Я подал ему сквозь решетку свернутый рисунок — его портрет, нарисованный Джоан. И это было еще одним ударом.
— Я точно знаю, чем вы занимались. Большое неудобство, когда тебя знают все. Особенно, если совершаешь неблаговидные поступки, вроде установки старого «ягуара» поперек дороги Питеру Клуни.
Он отдернул голову, будто от удара. Но я заметил спокойно:
— Контролер в Челтенхэме нашел нас «хорошенькой». — Я улыбнулся: сейчас он вовсе не был «хорошеньким». — А что касается «ягуара», то можно проследить, откуда он взялся. Нужно только объявить его номер в торговых бюллетенях… найти его бывшего владельца… и так далее. Неохота пачкаться, по правде говоря, но возможно вполне. И если понадобится, я это сделаю. — У него забилась жилка на щеке, а я продолжал: — Большинство гнусных слухов распускали для вас Корин Келлар и Джон Баллертон. Вы знали, что они готовы повторять за вами любую пакость. Но, думаю, вы достаточно знаете Корина — он не из верных друзей. Когда содержание письма, которое он получит утром, дойдет до его умишка предателя, да к тому же он обнаружит, что все вокруг тоже получили такие письма, — уж он-то извергнет самую сокрушительную правду о вас. Например, выдаст вашу подлую роль в самоубийстве Арта Мэтьюза! Уж его-то не остановить! Так что будет только справедливо, если и вы испытаете на себе хоть малую долю тех страданий, которым по вашей злой воле подверглись остальные.
Наконец он заговорил, уже не заботясь о том, какие при этом делает признания.
— Как вы все это узнали? — спросил он недоверчиво. — В прошлую пятницу вы ничего не могли видеть…
— В прошлую пятницу я уже знал все. Знал, на что вы пошли, чтобы уничтожить Питера Клуни. И знал, что даже не боитесь приступа астмы, отравляя моих лошадей. И знал, что моя скачка на Ботве обозлила вас. Может быть, вам небезынтересно будет узнать, что Джеймс Эксминстер не случайно выбил сахар у вас из рук и раздавил его. Я просил его об этом. И объяснил, какими преступными делами вы занимаетесь. Так что в прошлую пятницу мне не нужно было видеть, чтобы узнать вас… Нет никого другого, кому бы так хотелось вывести меня из строя.
Он издал сдавленный стон и повернулся ко мне спиной, в отчаянии опустив голову на руки. Но мне не было его жаль. Я вошел в дом и снова уселся на сене. Без четверти два. Впереди еще длинный день.
Кемп-Лор пытался звать через окно на помощь, но никто не откликнулся. Потом он снова взялся за дверь — но с той стороны не было ручки. А выломать дверь он тоже не мог — она слишком массивна. Застежку шум обеспокоил, и она стала бить копытом об пол. И Кемп-Лор истерически закричал, чтобы я выпустил, выпустил, выпустил его!
Джоан больше всего боялась, что у него начнется серьезный приступ астмы. Но пока у него хватает дыхания так вопить — он вне опасности. Так что я сидел и слушал без сожалений.
Время тянулось медленно. А я лежал на сене и мечтал, как женюсь на Джоан.
Примерно часов в пять он замолк надолго. Я встал, обошел вокруг и заглянул в окно. Он лежал на соломе у самой двери и не шевелился. Я встревожился и решил проверить — в порядке ли он. Вернулся в дом и отпер висячий замок. Дверь открылась внутрь, и Застежка, подняв голову, приветствовала меня тихим ржанием.
Кемп-Лор был жив. Я наклонился над ним, чтобы убедиться, сильный ли у него приступ. Но мне не удалось даже пульс пощупать. Как только я опустился около него на колено, он подскочил и набросился на меня. Я потерял равновесие и растянулся на полу, а он рывком кинулся к двери. Мне удалось схватить его за ногу, мелькнувшую у моего лица, и рвануть назад. Он повалился на меня, и мы покатились к Застежке. Я пытался прижать его к полу, а он боролся, как тигр, стремясь освободиться. Кобыла испугалась и стала жаться к стене. А мы оказались у нее между ног, под брюхом. Она осторожно переступила через нас и осмотрительно направилась к входной двери.
Руки Кемп-Лора вцепились в мое запястье, и это здорово мне мешало. Большей боли он причинить мне не мог. Но и я был слишком близко, чтобы нанести сильный удар. Тем более, что мне все время приходилось уклоняться от его кулаков.
Утратив преимущество внезапности, он вцепился мне в волосы и старался стукнуть головой о стенку. В его голубых глазах горела ярость отчаяния. И он оказался куда сильнее, чем я мог себе представить.
Когда я в очередной раз треснулся ухом о стенку, мне удалось, наконец, высвободить правую руку и ударить его под ребра. Он ослабел и упал, судорожно хватаясь за горло.
Я подтащил его к окну, чтобы холодный ветер обдувал ему лицо. Через три или четыре минуты цвет лица восстановился.
Я обвил его пальцы вокруг решетки и перестал поддерживать. Он устоял на ногах. Тогда я вышел и запер дверь. Застежка, забравшись в мою комнату, мирно жевала сено.
Я привалился к стене и некоторое время смотрел на нее, проклиная себя за дурость, из-за которой чуть не попал в собственную ловушку. Меня здорово потрясла не столько сама драка, сколько та сила, с которой Кемп-Лор боролся.
Из задней комнаты не доносилось ни звука. Я подошел к окну. Он стоял на том же месте, и слезы лились у него по щекам. Дыхание выровнялось, и я подумал, что теперь ему хуже не станет, поскольку Застежки нет в комнате.
— Будь ты проклят! — Еще одна слеза скатилась по его щеке. — Проклят! Проклят!
Что можно было на это ответить?
Вернувшись к Застежке, я надел на нее повод. Собирался заняться ею позже, когда отпущу Кемп-Лора. Но обстоятельства изменились, и я решил сделать это пока светло. Вывел лошадь из дома, провел через ворота, вскочил ей на спину и проехал мимо машин, спрятанных в кустах вдоль гребня холма. Примерно в миле — шоссе, ведущее к Даунсу. И вскоре мы добрались до поля, принадлежавшего знакомому фермеру. Тут я спешился и снял повод.
Славная кобыла, мне было жаль с нею расставаться. Но не мог же я держать ее в коттедже. И поставить эту старушку в конюшни Джеймса — тоже не мог. По правде говоря, я просто не знал, что с ней делать. Я погладил ей морду, похлопал по шее и угостил полной горстью сахара. Потом хлестнул ее по заду и наблюдал, как мои восемьдесят пять фунтов, задрав копыта, ускакали по полю. Вот будет удивлен фермер, обнаружив приблудную кобылу. Но лошадей так бросают не впервые. И я не сомневался, что ее примут хорошо.
Стало смеркаться, и коттедж в Ложбине среди кустов и деревьев показался мне каким-то призрачным.
Все было спокойно. Он все еще стоял у окна. Увидев меня, попросил тихо:
— Выпустите…
Я покачал головой.
— Ну хоть позвоните на телевидение, что я заболел. Не заставите же вы их ждать и ждать до последней минуты.
Я не ответил.
— Позвоните!
Я отрицательно покачал головой.
Он просунул руки сквозь решетку и уперся головой в оконную раму.
— Умоляю вас, выпустите меня!
Он меня умоляет!
— А сколько вы собирались продержать меня в той кладовой?
Кемп-Лор вздернул голову, будто я его ударил.
— Я вернулся, чтобы отвязать вас, — желая меня убедить, заговорил он торопливо. — Вернулся сразу после передачи, но вас уже не было… Поверьте, все именно так. Я не оставил бы вас там надолго! Я только хотел помешать вам участвовать в скачке. — Его голос был таким убедительным, будто он говорил о чем-то совершенно обыденном.
