Ольга Володарская - Каждый день как последний
— Ты бархатная, — пробормотал он. — Как персик…
Дина смутилась. Ее тело действительно покрывал светлый пушок. Она удаляла волосы только в тех местах, где они росли особенно густо. Хотелось, чтоб и руки, и живот, и спина были абсолютно гладкими.
— Опять я что-то не то сказал?
Она тряхнула волосами. Все то. Просто она закомплексованная дура!
Джинсы полетели вслед за кофтой. Дина не отстала от Паши и тоже сорвала с него брюки.
Они остались в одних трусах.
На ней — стринги бледно-серого цвета с нежным розовым кружевом. Пепел розы…
На нем — брутальные синие боксеры.
Первой в костюме Евы оказалась Дина. Паша стянул с нее «пепел розы» за секунду.
Отстранившись, посмотрел на нее, обнаженную, и уверенно сказал:
— Да, настоящий персик! — После навис над Диной и выдохнул в ухо: — Это мой самый любимый фрукт…
* * *Она лежала, уткнув вспотевшее лицо в подушку, и тяжело дышала. Они только закончили заниматься любовью, и Дина пыталась прийти в себя. Давно ей не было так хорошо…
Нет, не так!
Ей никогда не было так хорошо.
— Какой же я дурак, — услышала она голос Паши.
— Да? — рассеянно спросила она. — Почему?
— Я не заказал пиццу.
Слабая улыбка тронула губы Дины. И тут же она ощутила вкус поцелуя.
— Я хочу есть… Нет, жрать! — Паша рванул к телефону и набрал номер. — Девушка, — обратился он к оператору, — пиццу хочу. Большую-пребольшую. А лучше две. Мясную и… — Он закрыл микрофон рукой: — Дина, ты какую хочешь?
— Я все еще не голодна.
— Тогда одной хватит. Девушка, мясную. Но чтоб там и грибочки были, хорошо? А пиво можно? Отлично. Четыре бутылки…
Паша еще что-то говорил в трубку, но Дина не слышала. Она пребывала в нирване. Это она всегда представляла следующим образом: ты лежишь на облаке, и тебе так хорошо, что ничего больше не хочется. В данный момент она, хоть и покоилась на кровати, ощущала себя на облаке. И ничего ей не хотелось — всем была довольна.
— Через пятнадцать минут пицца прибудет, — сообщил Паша, прыгнув в кровать и сграбастав Дину по-медвежьи.
Она охнула. Но Паша не ослабил хватки. Еще сильнее прижал ее к себе и зарылся носом в растрепанные волосы Дины.
— Пахнут яблочком…
— Я мою голову детским шампунем, — проговорила она сдавленно. — На него у меня точно аллергии нет.
— Повернись ко мне, пожалуйста.
Дина хотела встать и посмотреться в зеркало (наверняка тушь размазалась), но Паша так настойчиво теребил ее, что пришлось повернуться к нему:
— Я страшная, наверное, сейчас…
— Красивая, — возразил он. — Нежная и удивительная…
— Как Зося Синицкая? — улыбнулась Дина.
— Лучше. — Он поцеловал ее в нос.
— Я в душ.
Дина потянулась за своими вещами, но Паша остановил ее:
— Иди так. Я хоть на твою попу полюбуюсь.
— Но я замерзну после душа.
— Накинешь мою рубашку. — Он указал на шкаф. — На вешалке есть одна. Специально для тебя…
Она открыла дверцу и сорвала с «плечиков» белую рубашку в тонкую синюю полоску.
— Скоро вернусь! — бросила она через плечо и скрылась в ванной.
Включив воду, Дина забралась в поддон. Номер был очень скромный, без евроремонта, и вместо душевой кабины — уголок со шторкой. На стене — лейка. На полу — поддон.
Стоя под теплыми струями, Дина напевала. Она не помнила уже, когда делала это в последний раз…
Очень, очень, очень давно!
Голос у Дины был приятного тембра, но слабенький. На публике она никогда не пела. Стеснялась. Но в детстве мечтала о сцене. И кривлялась, как многие девочки, перед зеркалом с расческой-микрофоном.
Помывшись, она насухо вытерлась и облачилась в рубашку Павла. К сожалению, от нее ничем не пахло: ни одеколоном, ни лосьоном, ни самим Пашей. Он ни разу ее не надевал.
Перед тем как выйти из ванной, Дина постояла у зеркала, пытаясь привести в порядок волосы. Не тут-то было! Растрепанные, сзади всклокоченные. И, главное, нечем их привести в пристойный вид. С собой Дина не взяла расчески, а у Паши ее не было — он стригся коротко.
Кое-как расчесав космы пальцами, Дина покинула-таки ванную.
Паша ждал ее в кровати. Увидев, расплылся в улыбке:
— Эта рубашка тебе идет больше, чем мне.
— Ты ее не носил.
— Я не люблю рубашки.
— Зачем тогда покупал?
— Как чувствовал, что ко мне придет очаровательная барышня, которой будет нечего накинуть после душа… — Он похлопал ладонью по кровати. — Иди ко мне.
Дина юркнула под бочок к Паше, обняла его.
— Об одном жалею, — вздохнул он. — Что поменял свой люкс на эту келью. Кровать для нас двоих явно маловата.
— Нормально, умещаемся.
— Останешься со мной? — спросил он, приподнявшись на локте.
— Да я пока вроде не собираюсь никуда.
— На ночь, я имею в виду.
— Ой… Прямо не знаю.
— Что останавливает?
— Я даже расчески с собой не взяла! — ляпнула Дина первое, что пришло на ум.
— Аргумент! — расхохотался он. — А если я тебе ее предоставлю, останешься?
Она собиралась ответить, но тут раздался телефонный звонок — аппарат висел на стене возле кровати.
— Пицца! — воскликнул Паша и схватил телефонную трубку. — Алло.
Лицо его немного вытянулось. Дина поняла, что это не пицца.
— Да, да, конечно, поднимайся…
— Кто там?
— Лида.
— Вот черт! — Дина спрыгнула с кровати, схватила свои вещи и бросилась в ванную.
— Я не могу сказать ей — приди попозже! А лучше завтра! Тем более что мы с ней договаривались сегодня встретиться… — крикнул ей вслед Паша и принялся лихорадочно натягивать на себя брюки. — Понимаешь?
— Понимаю! — ответила она и захлопнула дверь.
Глава 8
Пахло сексом!
Лида, как вошла, уловила аромат, который ни с чем не спутаешь…
Он был легкий, но явственный. То есть здесь занимались сексом от силы пару раз. А скорее один. После ночей любви, изнурительных и жарких, воздух обычно пропитан потом, спермой, женским, чуть отдающим рыбкой, секретом, иногда табаком или гашишем…
Лида знала и его.
— Ты один? — спросила она у Паши.
— Нет, у меня Дина. Она в ванной.
Дина!
Вот, значит, с кем он кувыркался. Постель вздыблена, подушка на полу…
Помешала?
Дверь ванной комнаты открылась, и на пороге показалась Дина. Физиономия красная, смущенная. Волосы растрепаны. На затылке — «хохол». С ударением на первый слог. Именно так мать Лиды называла пук, образовывавшийся после того, как женщина ерзала по подушке затылком во время занятий любовью.
«Блядь!» — мысленно обозвала Дину Лидия. А вслух сказала:
— Привет.
— Здравствуй, — смущенно пробормотала та, кинув взгляд на кровать. Сообразила, что Лида все поняла.
— Надеюсь, не помешала? — спросила та.
— Конечно, нет… — Дина покраснела. Да не просто щечки порозовели, а все лицо до корней волос вспыхнуло.
Боже, как можно в ее далеко не юные годы (бабе-то под тридцать) оставаться такой целочкой? И ведь не придуривается. Реально менжуется. А Паша…
Паша находит это привлекательным.
— Я звонила, звонила, а ты трубку не брал, — со вздохом проговорила Лида. — Я забеспокоилась и решила приехать…
— Как видишь, со мной все в порядке…
О, более чем! Это и злит.
— Ты смотрела региональные новости? — спросил он, украдкой застегнув «молнию».
— Нет, а что?
— Егора убили.
— Когда?
— Этой ночью. Мы с Кеном обнаружили его труп три часа назад.
— Репортаж наверняка уже есть в Интернете, — сказала Дина. — Давай покажем его Лиде.
— Да, точно. Заодно и сам посмотрю.
Паша взял ноутбук, подключился к Интернету и быстро нашел искомое. Репортаж был десятиминутным, и они просмотрели его со всем вниманием, не перебросившись и словом.
— Что за символ вырезан на груди Егора? — спросила Лида, когда картинка застыла. Об этом сообщила журналистам бабка. Труп Егора в кадр попал, накрытый простыней. — Тот же самый?
— Нет. Хотя из той же серии. Геометрическая фигура, но на сей раз круг, в который заключена перевернутая буква «Т».
Лида насупила брови.
— А ручка есть?
Паша взял с тумбочки карандаш, что лежал возле телефона вместе с мини-блокнотом, и протянул его Лиде.
— И бумагу.
Она получила и блокнот.
— Хочу видеть эту эмблему, — пояснила она. И стала рисовать круг, затем в нем перевернутую букву «Т». — Так выглядел символ?
— Да.
— Где-то я его уже видела.
— А ты не можешь вспомнить?..
— Шшш! — шикнула на Пашу Лида, да еще пальцем погрозила. — Мне сейчас, главное, не мешать… — Она прикусила костяшку согнутого указательного пальца. — Так, так, так… Где-то в окне… Или?
