Олег Лебедев - Нефритовый голубь
Там я и записал сестру на прием.
***
В тот день нам предстоял визит к пророку. Время он назначил довольно позднее – 8 часов вечера.
Я, по своей природе человек скептического склада, не очень уповал на могущество «целителя», но радовался одному: хотя бы вытащу Эльзу из дома, где ей так тяжко, избавлю ее на пару часов от общения с мужем. К сожалению, мои надежды на то, что сестра сможет немного развеяться, не оправдались. За ужином Михаил Александрович объявил о решении сопровождать жену к Али Магомедду:
– Я, пожалуй, пойду с вами. Посмотрю, что это за пророк такой, на которого моя супруга тратит мои деньги, – сказал полковник.
В назначенный час мы трое уже были в просторной, без окон комнате, освещенной неяркими желтыми светильниками и украшенной пушистыми восточными коврами, лежащими на полу и закрывающими стены. Здесь пророк принимал страждущих его помощи.
Выглядел Али Магомед, можно сказать, величественно: высокий, одетый в дорогой персидский халат с изображенными на нем яркими экзотическими цветами, на голове – здоровенная белоснежная чалма, на которой был укреплен крупный ослепительно сверкающий бриллиант. Лицо пророка, казалось, состояло только из огромной, тщательно расчесанной черной бороды, крючковатого носа с вывернутыми ноздрями и больших, слегка выпученных карих глаз, чей пронзительный взор самой природой своей призван был пробуждать отчаянный страх у простых смертных.
На меня, однако, Али не произвел сильного впечатления. Я обратил внимание на то, что азиатские туфли его, вышитые золотом и серебром, происхождением явно из кустарных мастерских одного из наших постоянных рекламодателей – оборотистого казанского промышленника Абдулакадира Сегадиева. А разве настоящий восточный маг, выходец с таинственного Тибета, коим напыщенно именовал себя Али, станет покупать туфли, изготовленные в стране временного пребывания?
«Нет, – трезво рассудил я, – у подлинного мага или, допустим, пророка все должно быть оттуда, с высокогорного Тибета, или, на худой конец, из далекой, экзотической Индии».
Поразмыслив немного, я пришел к грустному для перспектив улучшения здоровья сестры выводу: Али был аферистом. Причем, скорее всего, не самого высокого пошиба.
Эти выводы не поколебала и картина, которая открылась мне, когда Али Магомедд, извинившись, ненадолго отлучился в одну из задних комнат. Дверь он за собой как следует не закрыл.
Заглянув в довольно широкий проем, я увидел стопки старинных книг на столах, банки с жидкостями разных цветов, ржавые бидоны, причудливого вида электрические горелки. И еще в той комнате стояла огромная, даже больше русской, печь.
«Видимо, этот аферист не привык еще к нашему холодному климату, а о своем бесценном организме здорово печется, вот и воздвиг для его согрева такую громадину», – решил я.
Заключения, сделанные о пророке, признаюсь, не особенно расстроили меня. Наблюдая за сестрой, которая с благоговением созерцала соизволившего вернуться в наше общество Али Магомедда, я лишний раз мысленно согласился с тем, что лучше уповать на пройдоху, нежели вовсе утратить надежду. А именно в таком донельзя упадническом состоянии и пребывала Эльза длительное время.
Али Магомедд читал нараспев своим трубным голосом заклинания на непонятном нам языке, иногда громко стонал, закатывал глаза, делал плавные красивые жесты руками. Потом затих, принялся водить ладонями над головой Эльзы. Периодически отступал от нее шага на два, опускал руки, шумно дышал несколько минут. Затем снова принимался за дело.
Процедура продолжалось довольно долго. Михаил Александрович, сидевший рядом со мной на низенькой восточной скамеечке, начал недовольно ерзать. В силу нервического своего склада он просто не мог оставаться в бездействии в течение мало-мальски продолжительного срока.
Наконец, пророк дал Эльзе выпить какой-то зловонной жидкости из большой, разрисованной золотыми драконами пиалы и низко, в пояс, поклонился ей, давая понять, что лечение окончено.
– Отныне вы, госпожа Подгорнова, будете чувствовать себя намного лучше, – слегка растягивая слова, произнес он. Затем самодовольно фыркнул, алчно облизнулся и продолжил: – Считаю, что вам следует еще несколько раз прийти ко мне. Тогда я окончательно уничтожу ваши недуги, госпожа.
После этих слов Али Магомедд снова церемонно поклонился, уже всем нам троим, явно намекая на то, что пора прощаться. Михаил Александрович, однако, значения этого жеста то ли не понял из-за своей нечуткости, то ли просто пренебрег деликатно выраженным предложением пророка.
– Петя, голубчик, отправляйся-ка с Эльзой домой, а я задержусь, поговорю с этим… врачом. Пусть поведает мне, чем болеет моя жена, чего нам всем ждать, – властно распорядился он.
– Стоит ли вам слышать, как называются недуги, само произнесение имен которых способно пробудить дремлющие по сей день зловещие силы? – справился Али. И важно предложил полковнику: – Доверьтесь полностью моим чарам, уповайте на них, как уповали древние египтяне на широкий разлив Нила, и тогда супруга ваша поправится.
Подгорнов, кажется, смекнул, что пророк пытается уйти от намечающейся беседы:
– Если я желаю знать, что происходит с моей женой, то, будьте покойны, настою на своем, – отрезал он. – Тем более, я плачу вам деньги, – поставил он точку в непродолжительном споре.
Пророк казался крайне раздраженным, ноздри ястребиного носа его заходили ходуном, глаза гневно засверкали. Но Али сдержал себя, в третий раз склонился предо мной и Эльзой, а Михаилу Александровичу плавным движением руки показал в сторону той самой комнаты, где находились все причиндалы его ремесла, где стояла громадная печка.
– Следуйте за мной, и я прочту вам описания недуга вашей жены, данные в древних ассирийских манускриптах, – нехотя пророкотал Али Магомедд.
Итак, к нашей общей с Эльзой радости, Михаил Александрович остался слушать нудные своей непонятностью выдержки из восточных манускриптов. Благодаря чему его жена ненадолго избавилась от дражайшего супруга.
***
Когда мы покинули дом Али Магомедда, было еще светло. Наступила очень хорошая для большого города пора, когда постепенно сходит на нет поток авто, экипажей, когда улицы понемногу пустеют и в чистой тишине подступающих сумерек в полной мере раскрывается красота древних строений, теряющаяся в дневной суматохе.
Мне всегда нравились такие вечера. А сегодня было приятно и оттого, что я, украдкой посматривая на Эльзу, с удовлетворением отмечал: после сеанса она выглядит значительно лучше, чем прежде. Во взоре сестры появилась та искорка, которая совсем было потухла в бесконечной череде тяжелых дней жизни с самодуром-супругом. Мне стало радостно за Эльзу.
Мы медленно шли по московским переулкам по направлению к Садовой. Изящные особняки, выкрашенные в белый, розовый, голубой цвета, купались в мягкости летней зелени. Нежные, уже совсем нежаркие лучи солнца придавали городу особый, совершенно неповторимый уют. Как же хорошо смотрелась моя сестра в своем новом платье из золотисто-желтого бархата, поверх которого была накинута бледно-зеленая туника, отделанная серебряной тесьмой. Бесспорно, все это очень шло Эльзе.
Я всегда гордился сестрой. Внешне мы были похожи: очень светлая кожа, каштановые волосы, почти одинаковый зеленоватый цвет глаз, сразу видно, что брат и сестра, не ошибешься. Но волосы Эльзы – гуще и красивее моих, глаза более выразительные, чем у вашего покорного слуги, да и сложена она была удивительно гармонично, в то время как я, всегда стеснялся своих долговязости, сутулости, излишне длинных рук.
Признаюсь, иногда мне даже казалось, что люблю сестру чуть-чуть сильнее, чем подобает брату…
Это, впрочем, уже слишком личная тема, каковой не стоит касаться в заметках, предназначенных для посторонних глаз.
***
На следующий день, когда семья собралась в гостиной на завтрак, Михаил Александрович к столу не вышел. Горничная сказала, что вообще не видела его сегодня. Никто из нас, помню, не придал этому значения. Мы полагали, что, скорее всего, полковник уехал спозаранку в свое подмосковное имение, не желая проводить воскресенье в компании жены и ее родственников, что было, в принципе, вполне объяснимо.
Как говорится, баба с возу, коню легче. Вздохнув с облегчением, что дочь на сегодня будет освобождена от необходимости лицезреть своего супруга, родители наши отправились смотреть экспозицию балтийской выставки, недавно открывшейся в городе. Им очень хотелось полюбоваться скандинавскими скульптурами в павильоне искусств.
Эльза занялась детьми. Я же ждал китайца Фун-Ли, хозяина прачечной, находившейся неподалеку. В 10 часов утра он обещал принести мои сорочки и воротнички.
