Олег Лебедев - Нефритовый голубь
Меня, признаюсь, немало встревожила эта статейка. Я почему-то сразу подумал про Игоря. Бедняга… Он, частенько возвращавшийся домой поздней ночью, да еще и находившийся под действием наркотика, объективно имел большие шансы стать жертвой неизвестного маньяка, нежели обыватели, ведущие здоровый образ жизни. Да и без этого потрошителя, Живодерка всегда, сколько себя помню, являлась одним из самых бандитских мест в нашем городе.
***
Через несколько минут я прекратил переживать за Игоря: мы вышли из поезда, а дивные картины развернувшейся перед нами летней, очаровательной своей первозданной дикостью природы клязьминской поймы были слишком хороши, чтобы я мог позволить себе размышлять о чем-либо мрачном. До речной заводи, куда нас вел Женя, и где, по его словам, водилось множество уток, предстояло пройти от станции пару километров пешком.
Солнце уже грело довольно сильно, несмотря на раннее время. По дороге к реке мы, вынужденные тащить винтовки, длинные сапоги, запас провизии, изрядно утомились. Поэтому предложение Иоганна Карловича организовать перед началом охоты небольшой ланч нашло единодушную поддержку ее участников.
Мы вольготно расположились на травке, и крестный, улыбаясь в свои аккуратно подкрученные усы, извлек из охотничьей сумки пару бутылочек довольно-таки крепкого виноградного вина знаменитого в ту пору бекетовского завода. Старый худой немец в момент сей походил на змея-искусителя. Кто бы, глядя на него, разливающего вино в маленькие охотничьи стаканчики, и напевающего вполголоса не вполне пристойные куплеты, мог вообразить, что это тот самый человек, который чуть ли ни в каждом номере своего авторитетного журнала помещает обширные статьи, где ратует за «сухой закон»!
Вот вам, господа, верное доказательство того, что природа человеческая являет собой труднопостижимую для рационального осмысления субстанцию…
Мы расправились с бутылками, французским сладким печеньем, швейцарским горьким шоколадом, которые предусмотрительно прихватил Котов, и после этого почувствовали себя здорово уставшими. Оттого и решили немного отдохнуть, набраться сил для грядущей забавы. Так и продремали почти до полудня. Когда же проснулись в знойной дневной жаре, то стрелять в уток уже расхотелось, да и я торопил спутников возвращаться в Москву. У меня, кроме охоты, имелись и другие дела, намеченные на тот день.
Возле станции Котов как-то незаметно отстал от нас. Мы собирались было пропустить поезд, когда он снова возник в поле зрения. В руке держал двух убитых уток:
– Купил у мужика, здесь, возле станции, – пояснил Женя, глядя куда-то в сторону. Затем он взял с нас слово чести не говорить никому о том, каким путем птицы попали в охотничьи сумки. Мы с Иоганном Карловичем любезно дали слово товарищу.
В самом деле, не могли же мы, опытные охотники придти домой с пустыми руками! Мужское самолюбие, в конце концов, чего-нибудь да стоит.
***
На вокзале мы с Женей распрощались с крестным: Иоганн Карлович отправился в редакцию, чтобы поработать в тишине выходного с рукописями. Дел в журнале накопилось немало, а дома крестный чувствовал себя далеко не всегда уютно.
Являясь человеком по природе своей замкнутым, он был обременен многочисленной семьей, члены которой просто не давали ему остаться наедине с собой. Поэтому иногда Иоганн Карлович предпочитал даже ночевать в конторе. Так, как я догадывался, он намеревался поступить и на сей раз.
Мы же пошли к Котовым: я непременно хотел видеть Мари сегодня. По пути заглянули в недорогую, но приличную чайную, находившуюся на Охотном ряду, где выпили по кружечке бодрящего солодового кваса: после экспедиции на природу у обоих возникло сильное тяготение к этому освежающему напитку.
А затем отправились в Замоскворечье, где в гостеприимном купеческом доме Котовых нас ждали душистый цейлонский чай с пирогами и радушные хозяйки – мать и дочь, которые не могли скрыть своего искреннего восхищения перед нашими добытыми на берегах Клязьмы трофеями.
Мари, правда, смею полагать, обрадовали не столько дохлые утки, сколько визит вашего покорного слуги. Вскоре ее мама Александра Павловна пошла распорядиться насчет дичи, а неизменно деликатный Женя, благожелательно подмигнув мне, отправился в сад чистить оружие.
Мы с Мари остались наедине. Поскольку среди читателей моей рукописи будут, в основном, люди юные, да еще и живущие в распутной Америке, где даже молодежь из некогда строгих протестантских семей постоянно занимается на вечеринках петтингом, я должен сразу расставить точки над «i». Единственное, что мы позволили себе, так это сесть рядышком на диван и взяться за руки. Счастливые мгновения…
Ах, жаль, время порой летит очень быстро!
К восьми часам вечера мне надо было вернуться домой. Неотложные семейные дела требовали присутствия. Я запечатлел на нежной бархатной щечке Мари жаркий поцелуй, заглянул на кухню, распрощался с Александрой Павловной, которая как раз строго отчитывала деревенскую девушку, служившую у Котовых, за какую-то вопиющую небрежность, и двинулся восвояси.
Проходя через сад, узрел Котова. Он безмятежно спал, развалившись на самом дорогом и удобном гамаке из тех, которые продавались тогда в Москве. Гамак тот был сделан из белой кокосовой веревки и сплетен таким образом, что не имел неудобных для ищущего расслабления человеческого тела узлов. Искренне позавидовав милому другу, я поспешил в свой безрадостный из-за тирании зятя дом.
***
Постоянные ссоры с мужем, его бесконечные придирки, частые, вспыхивающие нежданно-негаданно скандалы дурно сказались на нервах моей сестры. Эльза курила больше обычного, рассеянно бродила по комнатам, напевая вполголоса мелодии Брамса. В разных уголках дома мы обнаруживали оставленные ею пустые коробки из-под папирос «Осман». Она плохо спала, самые незначительные неприятности становились для нее причинами глубокого расстройства.
Целых два месяца Эльза по моему совету пила санатоген Бауэра. Средство это рекламировалось в нашем журнале, и если верить отзывам людей, принимавших его (которые мы также публиковали), «являлось лучшим для укрепления как нервов, так и всего организма». Я специально ходил за флакончиком снадобья в Кривоколенный переулок, где находился склад фирмы, и где можно было быть уверенным, что покупаешь настоящий, а не поддельный бауэровский санатоген.
***
Кстати, вы заметили, как точно и полно я описываю товары, коими пользовались мы в 1914 году? Позанимайтесь рекламой столько, сколько я: не только через 30 лет, но и через все 50 будете помнить качества той или иной вещи из тех, с которыми приходилось когда-то иметь дело по долгу службы. Впрочем, как раз особенности рекламного дела вовсе и не требуется объяснять молодым русским, живущим в Америке.
Но я все-таки счел нужным вставить данную ремарку на тот случай, если когда-нибудь – чем черт не шутит! – моя рукопись будет издана в СССР, где люди вовсе не знают, что представляет собой работа в рекламном деле, что такое реклама вообще. Они, например, ведать не ведают, что иногда реклама может обманывать, а я всегда учитывал такую возможность. И санатоген Бауэра только подтвердил лишний раз мои оправданные опасения. Препарат нисколько не улучшил самочувствие моей сестры, да и настроение ей не поднял.
Приняв с трогательной кротостью эту печальную реальность, Эльза обратилась к другим способам поправки здоровья. После семейного совета, состоявшегося несколько дней тому назад, было решено отправить ее на прием к доктору индусской философии и египетских тайных наук, могущественному целителю болезней души и тела пророку Али Магомедду.
– Наверняка Магомедд поможет нашей девочке, – надеялся папа.
– Пускай посмотрит Эльзу, тем более что он и берет не так много, – резонно заметила мама.
– Пророк этот наверняка шарлатан. Но если вы все так уповаете на него… Что ж, я не против, – высказался последним Подгорнов.
***
Али Магомедд… Никто не знал, что он за человек, откуда прибыл в Россию, но очень многие москвичи почему-то фанатически верили в его способность избавить людей от всевозможных недугов. Желающих попасть к Али было хоть отбавляй, в его приемной постоянно толпился народ. Но я, благодаря личным связям с секретарем пророка, дававшим объявление о чудодейственных способностях Али в нашем журнале, устроил все так, что моей сестре не пришлось долго ждать приема.
На днях мы с Эльзой посетили вторую контору пророка, которая находилась во Вспольном переулке и предназначалась для обслуживания людей очень и очень состоятельных. О ее существовании подавляющее большинство клиентов просто не знало. За исключением, конечно, богатеев и тех, у кого не было много денег, но сложились особо доверительные отношения с секретарем Али.
