Далия Трускиновская - Как вы мне все надоели!..
– Найдем дудочку! – бодро заявляет паж, качаясь на люстре. – Пойдем сейчас за ними следом, поглядим, с кем это они там отплясывают, и отнимем дудочку!
– Ох, ничего у тебя, внучек, не получится, – отвечает ему ведьма. Мы с котом с места не тронемся. Откуда я знаю, кто графских дочек очаровал, кто дудочку изготовил? Может, все эти проказы с дочками и с дудочкой – ловушка, которую для меня Маргарелон расставил? Не-е, не пойду! И веди-ка ты меня лучше в комнату с восемью углами, как обещал. Устала, отдохнуть хочу. И коту покой нужен.
Висит пажик на люстре, не прыгает, раскачивается. Потому что выбрать надо, куда прыгнуть, чтобы не сшибить ни столика с рукоделиями, ни кресла, ни столба от балдахина.
– Эх, бабка! – вися вот этак, горестно говорит паж. – Не знаешь ты, бабуля, что такое любовь!
– Откуда мне, старой? – хмыкает бабка. – В наши времена ничего такого и в помине не было.
– И не понять тебе, бабка, – продолжает паж, прицеливаясь ногами, как может страдать человек, мужчина, рыцарь, если он любит, а его не любят!
– Не понять, – соглашается ведьма, наблюдая. А было-таки на что посмотреть, когда паж, соскакивая с люстры, опрокинул столик и шлепнулся посреди мотков шерсти и шелка с торчащими из них иголками!
– Ой! Все равно я молодую графиню люблю, с кем бы она там ни отплясывала! – восклицает паж, вытаскивая из-под себя здоровенные ножницы, которыми старая графиня кроила холсты на рубашки служанкам. – Она же сама не знает, что отплясывает! Она же не виновата ни в чем! Ведь она утром просыпается – и ничего не помнит!
– А ты откуда знаешь? – интересуется бабка.
– Знаю! – гордо говорит паж и встает на ноги. – Бабуль, а бабуль! Давай пойдем за ними! Ты же знаменитая колдунья! У тебя такие заговоры, что ты с этими плясунами разом справишься!
– Может, и справлюсь, – отвечает старая ведьма. – Только главное дудочку заполучить, а тут без шума не обойдешься... Погоди встревать, я не про обычный шум говорю! Понимаешь, внучек мой драгоценный, когда я колдую, ну, заговор читаю или знаки над огнем делаю, от меня вроде как свет исходит, только глазами его не видно, и вроде как звон идет, но его ушами не слышно. Любая другая колдунья этот звон уловит и скажет, где я нахожусь, а злодей Маргарелон – еще и чем именно я занимаюсь! Вот что плохо. Опомниться не успеем, как он налетит!
– Погоди, бабка! – вспомнил паж. – Ты же девиц усыпляла! И страже глаза отводила! Разве тогда от тебя свет со звоном шли? Врешь ты чего-то, бабуля!
– Стара я, чтобы соплякам врать! – с достоинством отвечает ведьма. А ни света, ни звона и быть не могло, это же не колдовство никакое. Глаза отвести или человека усыпить и ты, внучек, сможешь – этому я и совсем бестолкового берусь за неделю научить. А вот с тем колдуном сразиться, что графских дочек очаровал, – это ж на всю округу шум поднимется! Не-е, не хочу.
– Бабуля! – решительно сказал паж, раскрывая ножницы. – Ножик мой ты забрала, но я и без него дорогу на тот свет отыщу! Без молодой графини мне все равно не жить! Так что – прощай, бабуля, не поминай лихом, а Эдельгарту, братику моему, скажи, что все мои плащи, и вышитые перчатки, и кошельки, и пояса, и перья для берета я ему оставляю.
И тут замахнулся паж разведенными ножницами, целя острый конец себе в горло.
Ведьма вытянула обе руки вперед, сделала ими в воздухе хитрую выкрутасу, замерла – и в недоумении распахнула глаза и разинула рот, потому что ровно ничего не случилось. Паж зажмурился, подумал и со всей силы ткнул себя ножницами в грудь, туда, где сердце.
Так бы и шлепнуться ему на пол, обливаясь кровью, но бабкин кот прыгнул и повис на руке. Ножницы скользнули по камзолу, а пажик с воплем ухватил левой рукой кота за шиворот и стал его отцеплять.
– Пролил ты таки кровь в девичьей опочивальне, – заметила ведьма, глядя, как капает с ободранной кошачьими когтями руки. – Это добрый знак. А ведь ты меня, внучек, чуть не перехитрил, гром тебя разрази! Мой знак лишает силы мечи, шпаги, кинжалы, алебарды, протазаны, ножи и стилеты, но он не имеет никакого отношения к ножницам... погоди! Ну, так и есть! Маргарелон замковые ворота заклятьем закрыл! Мне теперь через них не выбраться! Сообразил-таки, злодей, куда я спряталась... Поймал мой звон от знака! Ну, хорошо хоть, и я его услышала, когда он ворота замыкал.
– Мы, бабуль, подземным ходом выберемся! Про него твой Маргарелон ничего не знает! – обнадежил паж. – Только давай сбегаем за молодой графиней в подземелье, а? Ну, пойдем, бабуль, а то плохо будет! Я уж найду, чем на себя руки наложить!
– Как хорошо жилось мне в избушке! – вздохнула старуха. – Березовые ворота наладила, огородик развела... Нет, мало мне было, что детишек лечила! Колдовством блеснуть захотела! Знала же я, что эти присушки да отсушки до добра не доведут! Так нет же, на подвиги старую дуру потянуло! А все из-за вас, молодых лоботрясов... как вы мне все надоели!
Паж подскочил к зеркалу, коснулся львиной рожи, и провал распахнулся. Шагнул в него пажик и руку ведьме протянул:
– Бабушка, прошу!
Ведьма сделала коту знак, и он прыгнул ей на плечо.
– Выбирать не приходится – пошли, внучек. Может, я впрямь подземельем из замка выберусь. А тогда уж...
– Я тебе, бабуля, самого быстрого коня приведу! – пообещал паж. Есть у графа один скакун...
– Я сама себя скакуном обеспечу.
Брели они по высоким и неровным ступенькам, удивляясь, как графские дочки не свернут себе шею, разгуливая тут с закрытыми глазами, и выбрели к запертой двери.
Паж подергал ручку и повернулся к ведьме:
– Засов изнутри заложили...
– А-а, семь бед – один ответ! – и ведьма взмахнула руками. С той стороны вылетел из петель и грохнулся на пол засов. Дверь распахнулась.
Паж перепрыгнул через высокий порог и оказался он, господа мои, вроде как двести лет назад... Подземелье-то было убрано, как при наших предках, но те гобелены, что у нас в замках истлели давно, тут висели как новенькие, и давняя посуда стояла на столе без единой трещины, а посреди, под низкими крестовыми сводами, кружились в танце с двумя рыцарями две старшие сестры. Младшая же танцевала одна, опустив руки, а на дудочке наигрывал безобразный карлик с двумя горбами, одним – спереди, другим сзади. Длинные черные космы почти закрывали его отвратительную физиономию.
Увидев ведьму, карлик поспешно сунул дудочку за пазуху, причем обе пары беспомощно остановились, а младшая девица в изнеможении опустилась на пол.
– Ах, это ты, Тиберия! – скрежетнул зубами карлик. – Давно не встречались, красавица! Ох, и до чего же ты собой хороша! Да, годы никого не красят!
– Вот уж не думала, что это ты, Озарук! – усмехнулась бабка, спуская наземь кота. – И не угомонился ведь! Совсем уж трухлявый стал, а ему все молодых девиц подавай! Ишь, старая кочерыжка! Хорошо хоть тебе эти два бездельника заплатили за право под твою дудочку поплясать? В твои-то года мотаться по болотам в полнолуние, лягушек ловить, за гадюками охотиться! Прострела в спинке не схлопотал? А то скажи – вылечу!
– Уходи, уходи, дорога петлей, след под землей... – забормотал карлик, – уходи, старая!..
– А возьми-ка ты, внучек, то, что вынула я из подола, да подожги-ка факелом! – велела ведьма. – И пока урод этот корчиться будет, мужества наберись да дудочку у него из-за пазухи выдерни! Дастся тебе дудочка в руки – твое счастье, расколдуем тогда графских дочек!
– Ты прелесть, бабушка! – воскликнул паж и с тем звонко чмокнул старуху прямо в ухо. Тут же выхватил он вороную прядь, увернулся от неожиданно длинной и когтистой руки Озарука и сунул прядь в огонь. Волосы затрещали.
С диким воплем повалился карлик наземь, сдирая с себя жуткую свою одежонку. А еще, господа мои, весь замок повскакивал с постелей от того вопля! И первым делом кинулась старая графиня в спальню к дочкам – не случилось ли с ними беды! Но в спальне было пусто, и, вскрикнув погромче зловредного карлика, рухнула госпожа на пол.
Понеслись по темным коридорам неодетые слуги, зарычал, как лев в зверинце, сам старый граф, затрубили тревогу. А в подземелье тем временем корчился и брыкался на полу карлик.
Паж прыгал так и сяк, пытаясь сунуть руку ему за пазуху, но уродец отпихивал его, щелкал зубами и плевался. Две графские дочки с кавалерами стояли, как вкопанные, хотя по лицам девиц видно было – слышали они некий шум и силятся проснуться. А младшая открыла огромные голубые глаза, ахнула и принялась оттаскивать пажа от карлика.
Тут уж ведьма возмутилась!
– Опомнись, девка! – воскликнула она. – Погляди на него глазами! Прикоснись к нему руками!
И выплеснула с криком в одурманенное лицо девицы вино из кубка, стоявшего на столе.
Пока ошалевшая девица утиралась, сплела старуха из пальцев нечто хитромудрое и потрясла сцепленными руками у себя над головой с невнятным бормотанием. И раскрылись глаза у девиц с кавалерами, и вскрикнули все четверо, и бросились наутек.
