Далия Трускиновская - Как вы мне все надоели!..
Толстяк задумался.
– Что на замену? – вопросил он. – Надеюсь, у тебя хватило ума приготовить что-то на замену?
– Рыбное блюдо, – на всякий случай отступив, сообщил повар. – Рыба разных пород, томленая в собственном соку...
Одеяло заколыхалось и вынырнула физиономия баронессы.
– Шестьдесят два года и триста двадцать шесть фунтов живого веса, представил ее пажу Маргарелон. – Женщина в расцвете красоты и творческих способностей, мой мальчик. Превосходно выучилась мариновать огурцы. Сорок четыре года назад за нее на турнирах копья ломали... Возьмешь ты дудку, негодник, или мне брать?!
Паж настолько был увлечен картинками в зеркале, что, не глядя на карлика, опустился возле него на корточки и вытащил из-за пазухи корявую дудку. Все же он на несколько мгновений оторвался от зеркала, а когда опять выпрямился, барон с баронессой увлеченно обсуждали будущий обед.
Тем временем внесли подносы с первой переменой завтрака.
Барон влез в штаны, заправил в них ночную рубаху и уселся к столу. Ел он весьма живописно – горы костей в художественном беспорядке окружили тарелку, огрызки летели под стол – двум охотничьим псам. И непонятно было, кто там громче чавкает – псы или его милость.
Тем временем служанки завернули баронессу в капот, и она уселась напротив супруга, нацелившись на жареную индюшку.
– Ну и зачем ты мне столько времени показываешь этих обжор, Маргарелон? – брюзгливо осведомилась ведьма. – Хотя действительно пора завтракать, но они мне весь аппетит отбили!
Маг повернул зеркальце, чтобы она увидела портрет на стене опочивальни. Видно, на этот портрет он возлагал особые надежды – укрупнил изображение. И увидели паж с ведьмой изумительной красоты юного рыцаря, с бледно-золотыми кудрями, с тонкими чертами лица, с нежным румянцем словом, подлинный соблазн для девиц и дам.
– Как попал сюда этот портрет?! – прямо взвилась Тиберия.
– Да он уж лет сорок там висит, – с подозрительным простодушием отвечал маг.
В зеркале опять появился неопрятный чавкающий толстяк. Он так измазался в жире, что даже лысина – и та засверкала в солнечных лучах.
Маргарелон повернул зеркальце – оттуда томно поглядел рыцарь. Повернул – отбросил обглоданную кость толстяк.
– Бр-р! Да этого же быть не может! – воскликнула ведьма и выхватила у мага зеркальце.
Поскольку она, вглядываясь, утратила всякую бдительность, Маргарелон обвел ореховым прутиком ее голову, невесомо коснулся волос, шеи, плеч.
Тут, господа мои, паж онемел. Как если бы на грязный борт повозки водой плеснули и грязь потекла вниз, открывая светлый и тисненый кожаный полог, – так поползла с лица чернота, так зазмеились вниз и бесследно пропали морщины. Нос съежился и усох. Несколько бородавок отвалились и со стуком упали на пол. А когда пробился на щеках румянец – ох, тяжко пришлось бедняге пажу, потому что стояла перед ним, уставившись в зеркало, сказочная красавица, и только стриженая ее голова напоминала о старой ведьме с седыми космами. Седина исчезла и космы преобразились в короткие кудряшки, но все же для полного блеска этой даме недоставало длинных волос, и вы не можете тут со мной не согласиться.
– С ума сойти! – прошептала ведьма.
– Сорок четыре года, – ответил ей маг.
– Да-а...
– Ты и не заметила, как они пробежали.
– Не заметила...
– Сорок четыре раза собиралось Премудрое Светлое воинство на Большой совет магов, я уж не говорю о малых, и твое место пустовало. Не стыдно?
Ведьма промолчала.
– Конечно, травки собирать и молокососам талисманы мастерить несравнимо приятнее, чем выполнять свой долг в Светлом воинстве. Для того тебе сила дана? Для того тебя столько лет чародейству учили, чтобы ты засела на поганом болоте, как сыч в дупле?
Ведьма вздохнула.
– Хорошо еще, у этого мальчика хватило нахальства выманить тебя с болота!
Ведьма горестно взялась за голову.
– И сама ты обленилась, Тиберия, и зверь твой с тобой вместе. Совсем звериный облик утратил, бедняга! Вот, учись, мальчик, что делает с волшебницами несчастная любовь!
Но паж и без этих поучительных слов уже догадался, в чем дело.
– Ну и что же? – возразил он. – У меня тоже несчастная была! А вот она и помогла мне! И все теперь будет в порядке! Вас там целое воинство, неужели вы все вместе не могли к ней этого, лысого, присушить? Вы же все маги!
– Перестань! – одернула его Тиберия. – На что он мне нужен, присушенный! Я хотела по-честному, по-настоящему...
– Сорок четыре года! – потрясая руками, повторил маг. – Да разве ты с самого начала не понимала, что он выберет наследницу хоть плохонького, да рыцарского замка, с родней при королевском дворе, которая будет исправно хозяйничать и детей рожать? А не красавицу плясунью без роду-племени, при взгляде на которую все мужчины шалеют? Он же все-таки соображает немного! Сколько бы ты ни плясала и ни пела, он все равно побегал бы за тобой, побегал, а выбрал ту, что с родней и огурцы солить умеет...
– Неправда! – воскликнул паж. – Она же такая красавица! Наверно, он ее просто по-настоящему не разглядел!
И, возмещая промах лысого толстяка, сам с восхищением уставился на ведьму.
– Перестань, внучек, что я за красавица... – проворчала Тиберия, еще не чувствуя происшедшей с ней перемены. – Возможно, Маргарелон прав и зря я столько лет просидела на болоте. Но мне было так обидно, так обидно!..
– Хороший у тебя защитник, – похвалил пажа маг. – Надо бы его наградить за то, что помог вызволить тебя с болота. Ну-ка, подойди, мальчик...
Ладонь мага легла на голову пажа, соскользнула до плеч и словно собрала в горсть всю рыжину его шевелюры. Теперь это были просто русые кудри очень приятного для глаз оттенка.
– Рыжих графские дочки не любят! – усмехнулся маг. – Но теперь все в замке забыли, что ты был когда-то рыжим, и она будет твоей наверняка. Да спрячь ты в карман эту дудку.
Тут лежащий на полу карлик приподнял голову и с такой ненавистью уставился на пажа и мага, что стало бы им от взгляда не по себе – если бы только они сами посмотрели на уродца.
– В полночь расщепи ее, смажь бараньим салом сожги на огне свечи, пепел разведи в вине и полей деревья в замковом саду, – поучал маг.
– А вино любое? – спросил паж.
– Чем старше, тем лучше.
Тоскливым взором проводил Озарук свою заветную дудку, сложил костлявые пальцы зловредным знаком, подул, побурчал – и начал всасываться в корявую щель каменного пола.
Но магу было не до него. Изловчившись, он простер руку над головой Тиберии и разжал ладонь.
В который раз за эту бурную ночку паж онемел.
Представьте себе, господа мои, что волосы ведьмы зазолотились и налились медным блеском. Но это еще что! Они вдруг стали расти, расти, и не прошло минуты – доросли до плеч.
– А это еще что такое?! – возмутилась Тиберия.
– А это – на память! – усмехнулся маг. – Чтобы болото не забывала! Вырастать будут на локоть в сутки. Успевай только подстригать!
Да-а... Хороша она была в этом огненном облаке...
Покажите-ка свою находку. Ну точно, она. Если невероятной красоты женщина скачет рано утром на черном косматом звере, останавливает его на обрыве, хохочет, отхватывает кинжалом два локтя волос и пускает их летать над рекой, – то это Тиберия. Ни у кого на свете больше нет таких огненных волос.
Так что давайте их отпустим с башни по ветру. Может, зацепятся за гребень шлема какого-нибудь молодого рыцаря, чтобы он отправился на поиски Тиберии со всеми соответствующими опасностями, приключениями и объяснениями. Нам-то вроде это и не по годам, а?
Я только один волосок себе оставлю. Намотаю на палец и спрячу это колечко подальше, чтобы жена не нашла. Моя-то, как и ваши, полагаю, не Бог весть какой ангел, а тут еще такой повод! Сразу всех своих благородных предков вспомнит и приданое по пальцам перечислит! Ну, и моим предкам достанется...
Как звали пажа? Хм... как пажа звали... Какое это, господа мои, теперь имеет значение? Паж сделал глупость, паж слишком поздно понял, чего ему в этой жизни надо, а чего не надо, и теперь его имя уже никакого значения не имеет. Так-то.
КОРОЛЕВСКАЯ КРОВЬ
Гляди, гляди, как шпарит! Совсем ума лишился – без седла, без стремян, да по капустным грядкам! Ишь! Хорошо плетень одолел. Молодец парень.
Сюда, сюда! Нет, вы только посмотрите – босиком, а при шпаге... И очень мне хочется знать, где он такого видного коня увел. Эй, придержи коня, парень! Мы тут все свои, нас копытами топтать незачем. Ну, показывай, что там вышито у тебя на перевязи, что там золотом отливает... Да говорят же тебе, свои мы!
Ну, что же, понимаю. Трудно так сразу поверить. И ты вот даже повод через конскую шею не перекинул, рукой за холку держишься, чуть что – на коня, и поминай как звали!.. Я сам бы тоже, может, не поверил и послал к лешему, кабы не видел своими глазами, как эта заварушка начиналась.
