Ирина Дягилева - Пуля для похитителя
Эпилог.
Не зарься на чужое, потеряешь свое
Следствие длилось недолго.
Вадим Натанович Ромберг, как и обещал, взял всю вину на себя, и Консуэла проходила на суде лишь в качестве свидетеля. Вся шайка похитителей, во главе со своим хитроумным организатором, получила по полной программе.
Александр Николаевич Арсеньев Консуэлу уволил и предложил мне должность гувернантки своего сына.
— Спасибо за оказанное доверие, но я, к сожалению, вынуждена отказаться.
— Вас не устраивает оплата? — нахмурился банкир.
— Нет, дело не в этом. У меня нет специального образования и соответствующего опыта. К тому же я считаю, что вы можете себе позволить иметь все самое лучшее, а я себя таковой не считаю.
— У вас заниженная самооценка, Пульхерия Афанасьевна. Честность, самоотверженность и душевное тепло с лихвой компенсируют все ваши недостатки.
— Вы преувеличиваете, Александр Николаевич, но все равно, за комплимент спасибо.
— Я не привык уговаривать, Пульхерия Афанасьевна…
Я чувствовала, что мой отказ задел банкира, и поспешила объяснить ему, почему поступаю так, а не иначе:
— Александр Николаевич, не в деньгах дело. У меня растет замечательный внук, которому я хотела бы тоже уделять внимание, а работа няни или гувернантки предполагает рабочий день, равный двадцати четырем часам. Я предлагаю свою дружбу вашему сыну, в любой момент могу приезжать к вам, но не более…
— Мой сын очень изменился, не скрою, в лучшую сторону за те несколько дней, что он общался с вами… — глухо произнес Арсеньев и замолчал, словно подбирая слова.
Я видела, что это признание далось ему нелегко, поэтому молчала и ждала, что он скажет дальше.
— Я понял, что Павлику очень нужен такой человек, как вы. Ему необходимы ваша доброта и тепло вашего сердца.
— Павлику в первую очередь нужно общение с вами и тепло вашего сердца. Поверьте мне, никакая самая хорошая гувернантка не заменит ему общения с родителями. Сыну нужен пример для подражания, такой, как вы. Для Павлика не существует эквивалента вам на всей планете. Я знаю, что ваше время очень дорого, но не стоит его жалеть для собственного сына. Я не открою вам большого секрета, если скажу, что без близости с вами он чувствует себя очень незащищенным. Ему без вас так неуютно…
— Откуда вы это знаете? Павлик вам сказал? — перебил меня Арсеньев.
— Достаточно одного взгляда на забор, который ваш сын возводит вокруг своей крепости, чтобы это понять, — пояснила я. — Приглядитесь повнимательнее к собственному сыну, и вы откроете мир, равный целой Вселенной… А я, со своей стороны, обещаю вам посильную помощь. Причем совершенно бесплатно.
В помещение, куда мы вошли с Павликом, воздух был пропитан запахом хлорки и кислой капусты. Через высоко расположенные, забранные решетками окна в комнату проникал тусклый свет. Мы сели с Павликом на стулья возле простого стола, покрытого куском линолеума. Мальчик держал меня за руку и боязливо жался ко мне.
Охранники с любопытством посматривали в нашу сторону. Когда Гору ввели в комнату, на его круглом лице сияла широкая улыбка. Тюремная одежда была ему явно мала, казалось, что она на его громадном теле вот–вот лопнет по швам.
Он сел на противоположном конце стола и подмигнул нам.
— Привет, Павлик! Здравствуй, Пульхерия! Спасибо за посылку, особенно за пирог и конфеты. А буженина — просто мечта заключенного.
— Я очень рад, — ответил Павлик. — А как твои дела? Как здесь кормят?
— Нет слов, малыш. Назвать их еду отвратительной — значит сделать им комплимент. Уморить нормального человека — тюремщикам раз плюнуть, — произнес он со скорбной миной. — Поручи им сварить картошку в мундире, так они и ее обязательно испортят.
— Мы тебе привезли немного колбасы и копченого мяса, — сказала я.
— А мама передала тебе консервированные груши и персики, — добавил Павлик. — Там их так много, что тебе и всем твоим соседям хватит.
— Груши и персики? — Глаза Горы сверкнули.
— Да. А в следующий раз мы привезем тебе клубничный компот.
Мне показалось, что на глаза великана навернулись слезы.
— Слушай, малыш, — проговорил он, — мне, пожалуй, следует извиниться перед тобой за то, что я плохо отзывался о твоей семье. Я был не прав. Твои родители — благородные люди. Они наняли мне хорошего адвоката и обратились к суду, чтобы мне смягчили приговор.
— Папа мне сообщил, — сказал Павлик, — что он о тебе говорил с самим министром внутренних дел. Тот обещал ему, что, если ты будешь вести себя хорошо, тебя выпустят досрочно.
— А еще, если объявят какую–нибудь амнистию, то тебя в этом случае тоже могут выпустить, — добавила я. — Так Александру Николаевичу обещал министр.
Я увидела, что по щеке великана поползла слезинка. Он вытер ее рукой.
— Он и в самом деле так сказал?
— Ну да! — подтвердил Павлик.
— Вы в этом уверены?
— Конечно, — кивнул мальчик. — Но это еще не все. Мне папа обещал, что, когда тебя выпустят, если ты захочешь, он возьмет тебя к нам на работу. Будешь жить у нас в доме и заниматься машинами. У нас их много: и большие, и маленькие…
— Это… это было бы замечательно. Передай от меня большое спасибо твоему отцу. — Он наклонился к нам и просительно взглянул на меня. — Пульхерия, почему бы тебе не рассказать маленькую сказку. Ведь у нас еще есть немного времени.
— Гора, — я взглянула на здоровяка укоризненно, — что о тебе подумают охранники? Они всем разболтают, что ты совсем впал в детство.
— Да мне плевать, пусть они думают обо мне, что хотят. Если бы ты тогда не рассказала сказку про гусей–лебедей, я вряд ли бы решился пойти против Папы Карло.
— Правда, Пульсяндра, чего тебе стоит, расскажи сказку, я тоже с удовольствием послушаю, — попросил Павлик.
— Да, задали вы мне задачку. Вот так сразу. Мне что–то на ум в такой обстановке ничего не идет.
— Ха, Пуля, тогда обстановочка была покруче этой: вы сидели, а я у вас вертухаем был, — рассмеялся здоровяк. — И то ты тогда такую сказочку нам выдала!
— Так и быть, только я расскажу вам не сказку, а притчу.
Произошло это давно. Жил на свете один купец. Покупал он товары в одном месте, а продавал их втридорога в другом. Это приносило ему неплохой доход.
Однажды он остановился отдохнуть возле реки. Пообедал купец, полежал в тенечке, дал лошадям на травке попастись, жару пережидая, а потом вновь в путь отправился. А через некоторое время вспомнил, что оставил на привале свой кошелек с деньгами.
Воротился он быстренько назад, чтобы найти потерянные сто монет, и повстречал человека. Незнакомец его спрашивает:
— Что ты здесь ищешь, добрый человек?
— Да вот кошелек свой потерял!
— А сколько денег было у тебя в кошельке?
— Сто монет.
Обрадовался честный незнакомец:
— Вот твой кошелек. Я его нашел!
Купец взял кошелек, пересчитал деньги, смекнул, что перед ним человек совестливый, и решил этим воспользоваться:
— Я совсем забыл, у меня в кошельке было двести монет. Верни мне остальные!
— Не может быть! — удивился незнакомец. — Я нашел только сто монет!
Пришлось им идти на суд к мудрому правителю — пусть он их рассудит…
Я оглянулась по сторонам. Охранники, находившиеся в комнате для свиданий, потихоньку подошли к нам поближе и тоже слушали меня, заложив руки за спину. В помещении стало совсем тихо. Гора с довольной улыбкой на широком лице слушал меня, опершись локтями на стол и подперев подбородок своими огромными руками.
— И что же сказал им правитель? — нетерпеливо спросил Павлик.
…А правитель спрашивает у купца:
— Так сколько денег у тебя пропало?
— Двести монет!
— А сколько ты нашел? — обратился правитель к незнакомцу.
— Сто монет.
Тогда правитель говорит:
— Раз у тебя, купец, пропало двести монет, спрашивай свои деньги у того, кто нашел двести монет. А тот, кто нашел сто монет, может взять их себе. Если найдется человек, у которого пропало сто монет, я сам расплачусь с ним.
Мораль сей притчи такова: не зарься на чужое, потеряешь свое…
