Гарри Кемельман - В субботу рабби остался голодным
— Преподобный Питер Додж? — Лэнигана внезапно осенило. — Слушай, точно. В тот раз, когда он пришел пожаловаться на какой-то скандал в кафе «У Билла», он говорил, что он из Саут-Бенда. А она ведь тоже оттуда!
— Да? Тогда слушай сюда. После того, как она мне это сказала, я решил: а что, если он действительно заходил в тот вечер? Может быть, Хирш ему что-то такое говорил, что может нам пригодиться? И я пошел туда, где этот Додж живет — к Милли Олифант. Ну, как обычно, — для полноты картины. А он уехал!
— Как уехал?
— Не навсегда. Милли сказала: Додж собрал чемодан и полетел в Алабаму. Он возглавляет какую-то группу священников, которые едут туда участвовать в пикете. А теперь обрати внимание: группа эта должна выехать только через несколько дней. Я это узнал от доктора Старджиса, приходского священника, — он его начальник. Он сказал, что Додж решил вылететь немного раньше, чтобы уладить там всякие административные вопросы.
— Питер Додж. Священник…
— Ну, тут мы с тобой расходимся, Хью. Ты не можешь себе представить священника в связке с женщиной, а как по мне — они такие же мужики, как и все. Мне все равно — католик он, англиканец или раввин. Появляется приличная баба — и он уже делает стойку. А этот парнишка, Додж, — он же вообще в своем деле новичок. До этого, я слыхал, он был профессиональным футболистом. Он рослый, это должно привлекать высокую женщину. И он молодой — ее возраста. И не женат. Да еще уехал из города.
— Намекаешь, что он сбежал?
— Я говорю только: надо смотреть фактам в лицо, Хью. Эта группа, с которой он связан, планирует выезжать только через пару дней. Он собирался ехать вместе со всеми, а вместо этого вдруг взял и уехал раньше.
— Так что ты всем этим хочешь сказать?
— Разве не странно, что он слинял сразу после того, как в «Икзэминере» появилась эта статейка? Та, в которой намекалось на новые обстоятельства в связи со смертью Хирша?
Глава XXX
В пятницу в храме было две вечерних службы: обычный миньян на заходе солнца, предназначенный главным образом для скорбящих по усопшим и длящийся примерно пятнадцать минут, и более обширная семейная служба, которая начиналась в восемь, длилась около часа и завершалась легким ужином в малом зале. Мириам всегда ходила на эту последнюю службу — не только потому, что от жены рабби этого как бы ожидали, но и потому, что она чувствовала: во время проповеди муж нуждается в ее воодушевляющем присутствии.
Однако эта пятница оказалась одним из немногих тяжелых дней за все время ее относительно легко и нормально протекающей беременности. Мириам устала, ее ноги отекли из-за дополнительной домашней работы, которую пришлось проделать, чтобы подготовить дом к шабату. Но зная, что муж расстроится, если она решит остаться дома, она только спросила, не возражает ли он, чтобы она поехала в храм на машине. На его лице сразу появилось озабоченное выражение.
— С тобой все в порядке, дорогая? Это не…
— Нет, еще не время, — улыбнулась Мириам. — Просто я целый день была на ногах и не в состоянии идти пешком. Я позвоню Марголисам, чтобы захватили меня с собой.
— Глупости, я сам тебя отвезу.
— Но, Дэвид, ты же в шабат не водишь машину…
— Это вообще-то не религиозная щепетильность, Мириам. Для раввина консервативной конгрегации, где все ездят на машинах, это, пожалуй, даже ханжество. Нет, правда, это всего лишь дело привычки! Я отвезу тебя.
— Но если люди увидят, что ты приехал на машине, — они не свяжут это со слухами о твоей отставке?
Рабби рассмеялся.
— Ты хочешь сказать — они подумают, что все это время я был ханжой, а теперь, уходя в отставку, сбросил маску? Ну, если им хочется — пусть думают. Пойдем.
Он взял жену под руку и повел к машине. Распахнув дверцу, широким жестом пригласил ее садиться. Все выглядело бы весьма импозантно, если бы машина сразу же тронулась с места. Но прошло минут пять, а рабби все крутил и крутил стартер, не производя ничего, кроме отчаянного шума. Он что-то ворчал себе под нос, и Мириам уже решила было бодро заявить, что больше не чувствует усталости и может идти пешком, но тут двигатель вдруг завелся.
Рабби доехал до конца улицы и притормозил перед поворотом.
— Поверни налево, — сказала Мириам.
— Но в храм направо, — возразил он.
— Мы же на машине, так что у нас полно времени.
Он пожал плечами, как бы говоря: кто же станет спорить с беременной женщиной? — и повернул, куда было велено. Они проехали несколько кварталов, и Мириам сказала:
— Останови здесь.
Рабби увидел офис местной таксомоторной компании и наконец сообразил, в чем дело.
— У моего мужа проблемы с машиной, — сказала Мириам, когда к ним вышел хозяин, — а в один из ближайших дней ему придется срочно доставить меня в больницу. Вы работаете все время?
— Двадцать четыре часа в сутки, миссис Смолл.
— А если все такси будут заняты? — спросил рабби.
— Не волнуйтесь, рабби. У нас четыре машины, и за последнюю пару месяцев все они были в разъезде только вечером в пятницу, когда у вас был большой праздник. Они без конца мотались к синагоге и обратно — до половины восьмого или до без четверти восемь. А потом у нас не было ни одного заказа почти до полуночи. Наверное, все разъезжались на машинах друзей, — с легкой грустью сообщил хозяин.
— Значит, мы можем положиться на вас, если у мужа опять не заведется машина?
— Нет ни малейших причин волноваться, миссис Смолл, можете мне поверить. Учитывая, как идут сейчас дела, я вам гарантирую: мы вас доставим, куда надо, даже если у вас будут близнецы! — И он от души расхохотался над собственной шуткой.
Когда рабби снова не удалось завести машину, хозяин проявил профессиональный интерес.
— По звуку вроде как карбюратор, — сказал он. — Вам лучше заняться им, не откладывая.
Сразу вслед за этим машина завелась, и рабби дал полный газ — исключительно ради удовольствия услышать, как взревет мотор.
— Я так и сделаю! — крикнул он, отъезжая. — Я рад, что ты догадалась позаботиться о такси. Лучше подстраховаться, — сказал он жене.
— Это не потому, что ты не хочешь быть обязанным Лэнигану? — спросила она.
— Конечно, нет.
Стоянка у храма, похоже, была заполнена больше, чем обычно по пятницам.
— Как ты думаешь — это не потому, что они услышали о твоей отставке? — поинтересовалась Мириам. — И хотят показать, что они тебя поддерживают?
— Скорее это просто любопытство. Наверное, хотят выяснить, что там у меня случилось, да еще эти противоречивые слухи о смерти Хирша…
— Ты становишься ожесточенным и циничным, Дэвид.
Рабби удивленно посмотрел на жену.
— Вовсе нет. На самом деле это говорит о том, что храм выполняет одну из своих главных и традиционных функций — центра общины. В европейских гетто, да, собственно говоря, и в добровольных американских гетто стоило чему-то случиться, как новость передавалась от дома к дому со скоростью телеграммы. А здесь у нас евреи не живут компактно — они со всех сторон окружены иноверцами, поэтому когда происходит что-то представляющее для евреев особый интерес, они идут в храм, чтобы разузнать всю подноготную. Я не обижаюсь. Наоборот — я доволен.
Однако тем, кто думал, что рабби будет говорить о своей предполагаемой отставке и ее причинах, пришлось испытать разочарование: он ни одним словом не дал понять, что этот вечер пятницы чем-то отличается от всех прочих. После службы, когда рабби присоединился к конгрегации, собравшейся в малом зале на традиционный чай с пирогом, приготовленный женской общиной, он краем уха то там, то сям улавливал обрывки разговоров. По большей части они касались смерти Айзека Хирша. Один раз до него донеслось: «Я уверен — рабби знает, в чем тут дело. Не удивлюсь, если окажется, что его отставка как-то с этим связана». — «Но каким образом?» — «Понятия не имею, но чтобы такое совпадение…»
Однако тем немногим, кто подходил к рабби с вопросом, что он думает о деле Хирша, он неизменно отвечал: «Не знаю. Я не был знаком с этим человеком».
Рабби обрадовался, увидев, что Мириам, которая обычно в течение всего вечера оставалась на ногах, на этот раз проявила достаточное благоразумие, чтобы сесть на один из складных стульев у стены. Вокруг нее собралась небольшая группка озабоченных женщин.
— Прежде всего, дорогая, вы не должны волноваться. Это хуже всего. Когда я носила своего третьего, Элвина, доктор сказал мне: «Что бы вы ни делали, не волнуйтесь — от этого напрягаются мышцы». Как я могла не волноваться, когда моего Джо перевели сюда из Скенектади и мы не знали, сможем купить дом или придется жить в гостинице, и что делать тем временем с Марджори и Элейн, с их школой? Но я решила: ребенок — прежде всего. И сказала Джо: поезжай вперед, устраивайся так, как ты хочешь, я со всем буду согласна.
