Сергей Белан - Казна Херсонесского кургана
— Привет, Прокопыч! — подойдя, приветствовал его Джексон. — Как служба?
Лицо Прокопыча разгладилось в улыбке.
— А, Евгений, здравствуй, заходи… А служба, какая служба, душно, штиль… Вот последнюю неделю служили так служили. «Бригантину» аж качало, как в шторм при боковой волне, да ты и сам видел…
— А шеф здесь свой человек, — прошептал Мироныч на ухо Бобу, — видать, бывал неоднократно.
— Ну и что, на то он и шеф, — невозмутимо ответил Боб. — Он нас взял в долю не для того, чтобы копать самому.
— А что сегодня за публика? — поинтересовался Джексон, аккуратно, с присущим ему изяществом, закладывая чаевые в нагрудный карман стража.
Тот, удовлетворенный, заученным жестом пригладил роскошные усы:
— Четыре десятка бесхозных баб, да десятка два завсегдатаев, в основном отставнички, вроде меня, кому в этой жизни и остались разве что воспоминания. Ты что, сегодня не один?
— Да, сегодня день особый — я с друзьями.
— С друзьями — значит с друзьями. Проходите сынки, отдыхайте, нечего вам время терять со стариком.
— С нас коньячок, — пообещал Джексон, пропуская подельников вперед.
В просторном полупустом зале было действительно скучновато. Публика без энтузиазма ковырялась в своих блюдах и, перебрасываясь редкими фразами, потягивала из бокалов напитки. Появление тройки осталось в общем-то незамеченным, но за несколькими столами, где обосновались исключительно женщины конвертируемого возраста, внимание на них обратили.
— Джексон, нас уже пеленгуют, — вполголоса произнес Мироныч, — а мы одеты, как босяки. Стыдуха!
— Здесь никого не волнует, как вы одеты, спать все равно голыми, — ответил Джексон, присматривая, куда бы бросить якорь. — Просто глядя на нас, стараются угадать, для чего мы сюда пришли: завести подруг или банально нажраться водки.
Наконец выбор был сделан, и они направились к свободному столику у окна, равноудаленному от входа и от эстрады. Отсюда отлично обозревался весь зал, интересующиеся могли видеть тебя, а ансамбль не заглушал спокойной беседы. В предвкушении хлеба и зрелищ они заняли удобную позицию и стали изучать обстановку.
— Не смотрите, что сейчас тускло, — сказал напарникам Джексон, сделал официанту заказ, озадачивший того размахом. — Весь апофеоз еще впереди, вот тогда шашки подвысь и руби с плеча!..
В самом деле, через пару часов гулянье подошло к своему пику. Полусонный ансамбль все-таки раздухарился не на шутку, видать по инерции, так как на барабан в этот вечер почти никто не кидал. Боб с Миронычем, отведав изрядное количество водочки и плотно заев мясцом, словно сорвались с цепи; пригласив, наверное, уже пятую парочку подруг они лихо дергались на пятачке для танцев. Остальные особи женского пола, не имея приглашений от кавалеров, высыпали туда же и отплясывали кружком, остервенело вихляя бедрами.
Джексон остался за столиком один и, покуривая, наблюдал за импозантной блондинкой, сидевшей через несколько столов наискосок. Его как-то не прельщали суетливые девчушки семнадцати-двадцати лет. Он любил дам в полном смысле этого слова: всегда со вкусом одетых, холеных, с манерами, чувством собственного достоинства и желательно не очень глупых. И предмет наблюдения вроде бы отвечал этим требованиям. Джексон уже несколько раз встретился с ней взглядом, и ее томные глаза непременно вопрошали: «Ну что ж ты сидишь, пригласи на танец». И он уже давно бы так и сделал, но ему не особенно нравились современные танцы. Нет, против них он ничего не имел, но когда ему хотелось понять, почувствовать и, наконец, покорить даму, современное дерганье друг перед другом ему претило. Танец для него был прежде всего интимным действом, не менее значимым, чем постель. И если постель, как правило, являлась венцом плотских утех, то танцу предстояло разбудить желание, превратить его в страсть, а для этого, по твердому убеждению Джексона, надо чувствовать тело партнера.
Музыка кончилась, но взмокшие танцоры не расходились. Тяжело дыша, они оставались на местах в ожидании новой встряски. Их как будто подключали к электросети и все повторялось. Но тут после паузы неожиданно зазвучало танго. Разгоряченные и недовольные, танцоры с ворчанием вернулись к своим столам, площадка опустела. Джексон встал, подошел к столику, где сидела «его» дама с подругами и кивком пригласил на танец.
Они танцевали одни. Джексон вел свою партнершу, обладавшую прекрасным чувством ритма, легко и непринужденно. Танец, который они исполняли под многочисленными взорами сидевшей в зале публики, был не совсем танго, а может, и совсем не танго, но опытный танцор Джексон смог превратить его воистину в настоящее зрелище. Он был во всем белом; рубашка с короткими рукавами, джинсы, кроссовки, и в полумраке, в бликах зеркального шара, выглядел чем-то похожим на ослепительный, искрящийся скол айсберга. Партнерша, напротив, была в вечернем воздушно-черном платье, расцвечивающемся в беспорядочных лучах лазера золотом и радугой самоцветов. Каждое ее движение обжигало пламенной страстью, и в их дуэте было нечто мистическое, казалось, лед айсберга объят легким дрожащим свечением. Зачарованный зал кто с грустью, кто с завистью глядел на них, а когда музыка кончилась, даже послышались аплодисменты. Они, забыв обо всем, еще какое-то время не уходили, глядя глаза в глаза, увлеченные друг другом, и продолжали говорить о чем-то своем. Наконец она взяла его под руку, он отвел ее на место и галантно откланялся.
— Ну, шеф, могуч! — с восторгом приветствовал его возвращение Мироныч. — Скажу так, король вечера…
— Придержите эмоции, юноша, — посоветовал Джексон, наливая всем водки. — Лесть — оружие подхалимов и голубых, а мы нормальные ребята и без рекламы везде за первый сорт идем. За это и выпьем!
И друзья резво опрокинули свои емкости.
— Итак, — Джексон обвел взглядом компаньонов, — вечер приближается к концу, пора подвести итоги. Что у тебя, Боб?
— Снял. Медсестра со спасалки. Сегодня не ее смена, но может взять ключи от ангара с катерами, а в них мягкие сиденья… — затараторил Боб.
— Понятно, — прервал его Джексон и повернулся к Миронычу. — А что у вас, мой милый ковбой?
— У нас все в порядке, мы тоже не пальцем деланные. Зацепил девочку, фигурка — я тащусь, одно плохо — предки дома, но есть огород с будкой, там можно перекантоваться.
— Это все? — спросил шеф, закуривая. — Что ж, информация исчерпывающая, но должен вас огорчить — нам это не подходит.
— Как не подходит? — в один голос завопили приятели.
— А так. Катер, сарай — пора уже отвыкать от пролетарских замашек, романтику Разливов и Шушенских оставим лучше вождям народа, а нам нужно отдохнуть как следует. Заслужили.
— И что ты предлагаешь? — спросил Боб.
— Я не предлагаю, я уже принял решение. Видели, с кем я танцевал? Вот мы и идем к ней и к ее подругам.
— Конечно, выбрал самую лучшую… — обиженно протянул Боб.
— Мне лучшая по штату положена, — парировал Джексон. — И вообще, простите за банальность, не бывает плохих женщин — бывает мало водки.
— И все же, чем твой вариант лучше, кроме того, что он твой? — не унимался Боб.
— А тем, что у них у всех не шалаши под звездами, а благоустроенные квартиры, причем в одном доме. У моей, кстати, трехкомнатная и сейчас свободная. Ко всему прочему, нас приглашают на жареного гуся. Это ж мечта Паниковского! Только Паниковского женщины не любили, а нам раскрывают объятия. Мы имеем все шансы получить сегодня от секса максимум удовольствия. Представляете, ванна, широкая, уютная постель: после близости пропускаете стопочку, загрызаете гусиной ножкой и снова в постель. Это не ваши кобелиные случки на поляне любви — совсем другой уровень.
— Ладно, Боб, пойдет, — ободряюще похлопал его по плечу Мироныч, — хотя и наши дамы были помоложе.
— Птенчики, что б вы в этом понимали, — ухмыльнулся Джексон. — Подумаешь, разница в шесть-семь лет, зато целая пропасть в психологии восприятия секса…
— Ты слишком туманно изъясняешься, — заметил Мироныч. — Мы и выпили-то вроде в меру.
Джексон посмотрел на часы:
— Через десять минут я вас представлю дамам и мы выступаем в свой боевой поход, а эти минуты я посвящу вашему воспитанию. Двадцатилетние соплюшки, вроде тех, что изволили снять вы, по своей сути являются избалованными дочками и продолжают ими быть и в отношениях с мужчинами. Что бы вас ждало, если бы я позволил вам провести ночь с ними? Не надо быть пророком, ответ на поверхности: с первыми лучами солнца вы бы драпали от них, проклиная все на свете, измученные, как бурлаки. А от женщины надо уходить без проблем, бодрым и одухотворенным. Пусть наши дамы в возрасте, близком к бальзаковскому, но это уже не женщины-дочки, а женщины-матери, и матери не только в прямом смысле, это нас абсолютно не интересует, а матери по отношению к любовнику. После близости, когда ты лежишь обессиленный и не хочешь пошевелить даже пальцем, она позаботится о том, чтобы твоя подушка хорошо лежала, чтобы тебе было тепло, но не жарко, свежо, но не холодно. И ты, уткнувшись в ее пышную грудь, заснешь беззаботно, как младенец. И проснешься свежий и сильный, и все тебе будет по плечу, а вечером ты захочешь снова придти туда, где тебе было хорошо и где тебя ждут. В этом самое существенное отличие девчонки от дамы и я, естественно, предпочту последнюю…
