Сергей Белан - Казна Херсонесского кургана
Мироныч с Бобом переглянулись и последний спросил:
— А город знает, что он наш на сутки? Ты бы, Джексон, оповестил население, а то нас в майках и подранных кедах не то что в ресторан, а еще, глядишь, и в баню не пустят.
Джексон весело рассмеялся:
— Ну, во-первых, со мной вас пустят в любой ресторан даже в трусах, а, во-вторых, когда я говорил о разграблении города, я не имел в виду погром в ресторане или нечто подобное…
— А что ты имел в виду? — не скрывая иронии, спросил Аркаша.
— Вчера, как вы видели, из порта в поход вышла военная эскадра. Я думаю, что это надолго, ну, что ж, как говорится, семь футов под килем. Так вот, голубчики, если грубо прикинуть, то половина Севастополя — моряки, а вторая — их жены. Из этого следует, что разведенки, холостячки и значительный процент верных жен поступает со всем имуществом во временное наше пользование, то бишь в аренду.
— С имуществом? — насторожившись переспросил Мироныч.
— Так точно, вплоть до костюма мужа, — цинично подтвердил Джексон.
— А что, мы здесь одни такие бравые дублеры, что нас ждут — не дождутся? — вклинился Боб.
— Не принимайте все так буквально, — но береговая служба с таким объемом работы обычно не справляется, — парировал Джексон, — а такие, как мы, здесь редкость, город-то закрытый. И потом, может, хватит вопросов, вы что, не хотите доблестно взять город, так и скажите…
— Хотим!!! — в три глотки завопили орлы и аж воспарили над камнями.
— То-то же, — подвел итог Джексон. — Тогда поторопитесь. И последнее, сторожить лагерь остается Аркаша. Отсюда не отлучаться ни на шаг!
Один из орлов тут же прекратил парить и возопил с отчаянием в голосе:
— А почему я?!
— А потому, ненаглядный мой, что в кутеже принимают участие только акционеры, — тоном, не допускающим возражений, ответил Джексон, — а ты здесь вроде как мой гость, даже без права совещательного голоса. Ясно? Не забывай, что ты взят в дело на особых условиях, а потому режим наибольшего благоприятствования на твою персону не распространяется. И потом, должна же быть от тебя хоть какая-то польза. Нужно иметь чувство ответственности за все выпитое и съеденное, юноша, так что располагайся поудобней и бди, на цепь сажать не буду.
— Я знаю, вы по бабам, — не сдаваясь, канючил Аркаша. — Я тоже хочу…
— Тебе мало приключений на «Грузии»? — насмешливо спросил Джексон. — Быстро же очухался… Ладно, вернемся, отпустим и тебя поблудить. Все, заступай на вахту!
… С коллекционером-нумизматом по кличке «Папаша» Джексон развязался быстрее, чем ожидал. Правда, старик, прохиндей, хотел его круто облапошить и поначалу за всю партию монет давал четыре тысячи деревянных и «ни цента больше», но Джексон в этих делах кое-что смыслил: по хищному, почти юношескому блеску глаз покупателя и легкому дрожанию пальцев, он определил, что тот очень не хотел бы упустить столь лакомый кусок мимо своих рук. По его прикидкам, «Папаша» платил только треть стоимости, но в этих кругах это было в порядке вещей, хитрить, щупать наугад, авось, фортуна подыграет и на «лоха» нарвешься, тогда навар тебе обеспечен, а особо повезет — то навар немалый. Короче, торг был недолгим, Джексону пришлось малость уступить, и он положил в карман круглую сумму — ровно десять тысяч. Конечно, он приехал сюда не за этими крохами, на вырученное можно было безоглядно погудеть в ресторане, снять дорогую даму и кое-что еще, но на решительный поворот в судьбе с таким капитальцем рассчитывать, естественно, не приходилось.
Джексон взглянул на часы. До конца времени, отпущенного им соратникам на личную гигиену, оставалось еще больше часа. В раздумье он бесцельно брел по теневой стороне улицы. Его рассеянный взгляд наткнулся на невзрачную табличку какого-то музея, и он безотчетно поднялся по ступенькам и открыл крепкую дубовую дверь.
В залах было тихо, пустынно и прохладно; почти идеальное место, чтобы остаться наедине со своими мыслями, сосредоточиться, подумать. А подумать было о чем: руководитель экспедиции отчетливо сознавал — как ни крути не верти, а в его распоряжении осталось три-четыре дня. Не больше! И никакие доводы и уговоры уже не помогут, а значит, все к чертям, все насмарку и жирный крест на мечтах и планах!.. А что есть горше, чем признание своего поражения? Нет, он не должен проиграть, на сей раз не должен. Слишком много поставлено на карту, чтобы отступить и сдаться вот так просто, без борьбы, без решающего усилия, не исчерпав всех аргументов и ресурсов.
Вынашивая свою идею, он угрохал бездну времени: днями напролет, как проклятый, просиживал в библиотеках, перелопатил горы научно-исторической и всякой там справочной литературы, выуживая по крупицам необходимые сведения. Занятие это было кропотливое, нудное — материалов на интересующую тему попадалось кот начхал, поэтому каждая, даже незначительная деталь, подробность имели особый вес. И все же со временем он наскреб кое-какую информацию, опираясь на нее, смог выстроить свою стройную гипотезу и предположительно вычислить местонахождение Боспорской казны. Венцом его изысканий был выезд в Херсонес, где он, побродив по окрестностям, определил район будущих раскопок. Там, где-то на небольшом пятачке, под слоем земли должны лежать несметные сокровища. И вот он почти у цели и желанный клад совсем рядом. Но где? Вправо? Влево? Вниз? Где рыть дальше?! Ему так нужна удача!..
Жизнь не гладила его по головке, все больше отвешивала подзатыльники, причем порой чувствительные. Конечно, знавал он и светлые времена, когда было, кажется, все — отменное здоровье, достаток, любимая женщина, веселые и надежные друзья… Но это был так, эпизод, период, все остальное — нелегкий путь, полный тягот, бед, разочарований, которых с лихвой хватило бы на троих.
Рос он без отца. Мать работала много и трудно, но лишней копейки в доме никогда не водилось. И хотя мама всегда внушала, что работать надо честно, он быстро осознал, что честным трудом кроме горба и мозолей ничего не наживешь, а из нищеты так и не выберешься. И еще маленький Женя с раннего детства усвоил истину — всего в этой жизни ему придется добиваться, полагаясь только на себя, на собственные руки и голову. Надеяться на чудо или доброго дядю было пустое. И он решил, чтобы жить хорошо — надо стать сильным и умным, надо обойти других. А природа его не обделила. Он был ловким, спортивным мальчиком; в первых классах школы занимался акробатикой, а став постарше, успешно проявил себя в самбо, поэтому проблема личной безопасности для него никогда не стояла, он мог постоять и за себя и за того, кто нуждался в его защите. Одноклассники к нему тянулись, авторитет во дворе был твердым и непререкаемым. Он, Джексон, был фигура!
Окончив школу, Джексон поступил в институт физкультуры. Учение давалось легко, играючи, и все было бы ничего, да вот «степухи» катастрофически не хватало. Мать выбивалась из сил, чтобы как-то помочь, но жизнь почему-то все дорожала и свести концы с концами, увы, никак не удавалось. А еще у него появилась Ольга. Он полюбил ее страстно, безумно, эта женщина была для него всем. Но красивая и знающая себе цену женщина требовала красивой жизни, а это деньги, деньги, деньги…
И тут выручил случай. Один хороший приятель предложил ему войти в дело — организовать выпуск фурнитуры для джинсов-самопалов, которые в те времена обширно строчились шустрыми подпольными фирмами и индивидами. Идея привлекла. Нашелся поставщик сырья. Подзаняв денег, наскребли на два простеньких станка, купили подержанный штамп, оборудовали мастерскую в подвальной комнатухе и дело закрутилось. Со сбытом проблем не возникало, товар шел нарасхват, и деньги потекли пусть и не бурным потоком, но тугим звонким ручейком. Приятель за неполный год смог купить подержанный «жигуленок», а он стал вполне обеспеченным студентом, который безоглядно тратился на свою любовницу и с завидным постоянством возил ее на лучшие черноморские курорты.
Все складывалось великолепно, но вдруг случилось несчастье — компаньон Джексона гибнет в автокатастрофе. Дело полностью переходит к Джексону, но тут его после окончания второго курса призывают в армию. Делать нечего, пришлось идти в рекруты, а производство временно законсервировать.
Немного прослужив, ему дико захотелось домой, тем более, что серьезно прихворала мать. Да и по своей красавице Ольге он тоже успел порядком соскучиться. Командир спортроты, где он числился, прозрачно намекнул, гони, мол, энную сумму и с отпуском хлопот не будет. Джексон срочно телеграфировал любимой женщине, чтобы та прислала часть денег, которые под расчет переданы ей за последнюю партию пуговиц и заклепок постоянными клиентами из Кавказа, но получил ответ, что никаких денег ей не передавали. Тогда он позвонил на Кавказ своим заказчикам — те поклялись самым святым на свете — родной мамой — деньги за товар были переданы из рук в руки. Джексон заказывает телефонный разговор и предупреждает свою милую подругу, что шутки ее неуместны и он ждет требуемую сумму немедленно. Дальше случилось что-то страшное, необъяснимое: его дама идет в милицию и сдает своего возлюбленного с потрохами, заявив все, что знала о его деятельности, впридачу указав местонахождение подпольного производства. Свою честь, а заодно и любимого, она скопом продала за семь тысяч рубликов. Что ж, по тем временам это была сумма, Иуда продал Христа гораздо дешевле…
