Барбара Вайн - Львиная стража
– В какую сторону он побежал?
– В лес. – Стэн указал вправо, где лес образовывал своего рода язык, который вплотную подходил к пограничной живой изгороди. – Они называют его Волчий лес, верно?
Пол не знал, он вообще никогда не слышал, чтобы его как-то называли. Этот язык на манер подковы обтекала пустошь, и именно там он вчера гулял с собаками, любуясь колокольчиками. Гарнет повернулся к дому, гадая, разбудил свет Нину или нет, и из арки появились две немецкие овчарки – их на сворке вел Коломбо.
– Я спущу их?
– Никаких возражений, – сказал Пол. – Трудно сказать, будет ли от них какая-то польза, но вреда они не принесут.
Вместо того чтобы ринуться к Волчьему лесу, Тор и Один принялись резвиться вокруг троих мужчин, Тор даже принес Полу палку, чтобы тот ее бросил.
– Наверное, одному из нас придется осмотреть лес, – сказал Пол. – Пойду я, если хотите, у меня есть ружье.
– Мы все идем, – сказал Коломбо.
– Ну, едва ли. Если он выманит нас троих, то его сообщникам откроется путь к дому, вы согласны?
Коломбо пожал плечами, он явно был разочарован. Они со Стэном вернулись к арке, во двор. Подозвав собак, Пол пошел через парк. Свет все горел. Коломбо, должно быть, что-то сделал, чтобы тот горел постоянно. Даже освещенный лес на расстоянии выглядел темным и непроходимым.
В изгороди не было калитки, только брешь, и, судя по ее виду, в недавнем прошлом ею часто пользовались. Пол прошел через брешь, собаки за ним. Островки колокольчиков засеребрились, когда он включил фонарь, а пахли цветы сильнее, чем днем. В лесу было тихо – ни шороха, ни хруста, ни птичьих криков. Гарнет увидел первый силок, едва сделав шаг или два в заросли леса: один конец бечевки был привязан к корню дерева, на другом была петля, и внутри петли, которая затягивалась, если ее потянуть, разбросано зерно.
Пол отвязал силок и положил в карман. Затем с помощью фонаря нашел еще три силка и обезвредил их все. Он не знал, кому принадлежат фазаны – наверное, Апсоланду, – но ненавидел эти противозаконные и неправомерные в период между охотничьими сезонами способы ловли птиц, при которых они сами себя душат. Тор и Один внимательно обнюхивали все вокруг. Вероятно, учуяли злоумышленника – кто их знает? Пол позвал их и вернулся через брешь в парк.
Свет выключился за мгновение до того, как он ступил на гравий. Датчики снова отреагировали. Неожиданный мрак, тут же сменившийся ярким светом, вероятно, испугал Тора, и тот глухо заворчал, а потом откинул голову и завыл по-волчьи. Пол пытался утихомирить его, прицепил поводок к ошейнику, погладил по голове и тихо заговорил с ним. А Один, заревновав, протиснулся к Полу и стал подпрыгивать, пытаясь лизнуть его. Наконец, Гарнету удалось успокоить обоих, взять их на поводки и довести через арку до задней двери дома.
Дверь была не заперта, но вокруг никого не было. Стэн и Коломбо, очевидно, отправились спать. Вот она, хваленая система безопасности… Если бы человек, который, как Пол теперь знал, был браконьером, на самом деле оказался одним из похитителей и выполнял роль приманки, его сообщники запросто могли бы попасть в дом. Как, например, Стэн из своей пристройки может на слух различить, кто вошел через заднюю дверь и прошел на кухню – Пол или злоумышленник?
У Тора и Одина имелась собственная комната – помещение, где когда-то была судомойня или кладовая, с двумя деревянными лежаками, похожими на большие ящики от комода, и с миской воды на полу. Гарнет запер их, подошел к двери, которая вела в холл, и прислушался. Дверь была открыта, в коридоре за ней и в широком холле было темно, как в пещере.
Ни звука. Никто не слышал, как он вошел, или, если слышал, не усомнился в том, что вошел он. Пол понял, что присутствие в доме Стэна и Дорин абсолютно бесполезно, и начал злиться. Что сделать, чтобы заставить их спуститься? Пальнуть из ружья? Заорать? Он прошел по коридору в холл, его глаза быстро привыкли к темноте. Тут и там поблескивало стекло и серебро – лучик света обязательно найдется. У подножия лестницы Гарнет остановился. Теперь он кое-что услышал. Не как Стэн или Коломбо готовятся к решительным действиям, а скулеж, тихий стон – так может плакать испуганный ребенок.
Он сразу все понял. Они не предположили, даже если слышали, что вошел кто-то еще, кроме него, а вот она предположила. Она услышала его нарочито осторожные шаги, почувствовала его нежелание обнаруживать себя, испугалась темноты.
Он взбежал по лестнице, крича:
– Нина, Нина, это я, это всего лишь я!
Ее спальней оказалась та, что располагалась над портиком и имела два центральных окна. Женщина вышла босиком, в белом махровом халате. На щеках блестели слезы, глаза расширились от ужаса. Свет из комнаты освещал холл верхнего этажа.
Она сказала:
– Пол, о Пол, – бросилась в его объятия, прижалась к нему.
– Прости, – сказал он, – прости.
– Я так испугалась… думала, умру от страха. Я думала, это они… Мне лучше умереть, чем попасть к ним.
– Коломбо сказал, что ты приняла снотворное, и мы решили, что ты спишь.
– Я ничего не принимала. Я чувствовала себя счастливой, поэтому и не приняла. Меня разбудил лай собаки, включился свет, а когда они ушли, я услышала, как ты вошел, только я не знала…
– Это я. Здесь больше никого нет. Все в порядке, все в порядке.
Он проводил ее в спальню. Комната оставила у него впечатление чрезмерности: белый, розовый, золотой – все было вполне предсказуемо. На двух окнах висели лишь гардины из плотного кружева. Она прижималась к нему, обеими руками держала его руку.
– Раньше такого не случалось, ни разу. Чтобы этот свет включался по ночам…
– Это был браконьер, ставил силки в лесу.
– Откуда ты знаешь? Как ты можешь быть уверен?
– Я видел силки, Нина. Я взял собак и пошел в лес, увидел силки и снял их.
– Их могли поставить там когда угодно. Их могли поставить днем. – В ее словах был резон, но Гарнет в этом сомневался. – Он сказал, что придет за мной, он написал в письме, что придет. Ты не оставишь меня, Пол, а? Ты останешься со мной?
О чем она просит?
Нина взяла его за плечи и, глядя на него, приблизила свое лицо почти вплотную к нему. Его пронзило сознание, что под халатом она голая.
– Если хочешь, я останусь в доме. – Его голос прозвучал натянуто, холодно, потому что сказать ему хотелось совсем другое: «Я люблю тебя, я останусь с тобой навсегда».
– Останься со мною здесь.
Его сейчас начнет трясти.
– Оденься, и давай спустимся вниз. Я сварю тебе кофе.
Он увидел, как на ее губах зарождается улыбка и поднимается к глазам.
Пять минут назад казалось, что она больше никогда не будет улыбаться.
– Не глупи, Пол. Ты знаешь, о чем я говорю. Я приглашаю тебя остаться со мной здесь – именно здесь!
И тогда Гарнет понял.
– Я влюбился в тебя. – Наконец-то он сказал это.
Нина, кажется, не удивилась. В своих грезах он представлял, как она изумится, но изумления не увидел.
– Знаю, – сказала она. – Конечно, я знаю, и я этому очень рада!
Глава 17
Было начало пятого. Пол поспал, наверное, часа два. Его разбудило пение черного дрозда, а может, свет зарождающегося дня, мягкий, нежный, но более насыщенный, чем от тех дуговых ламп, – он пробрался сквозь густые складки кружевных гардин, которые едва заметно колыхались на ветерке, дувшем в приоткрытое окно. Нина крепко спала, ее лицо было спокойным, почти серьезным. Одна рука лежала ладонью вверх на подушке, как будто выползла из-под щеки. Пол разглядел крохотную родинку на скуле – он раньше не замечал ее, – розовую дырочку, в которую вдевались серьги, седые волосы в прядях всех оттенков светлого, более жесткие и неровные, чем остальные. Он поцеловал ее в щеку, потом еще раз, едва касаясь, в уголок рта. Потом вылез из кровати. Одевшись, вернулся к постели и снова поцеловал ее. На этот раз она сонно сказала:
– Пол?
– Я ухожу. Так надо. Уже рассвело.
Она прикоснулась к нему одним пальцем и закрыла глаза. Он спустился вниз, услышал, как скулит одна из собак, но проигнорировал этот звук. Его ружье, так и не заряженное, лежало на столе. Задняя дверь оставалась незапертой: сначала он обнаружил, что она не заперта, а потом сам, мысленно раскритиковав за небрежность Стэна и Коломбо, не запер ее. Он такой же недобросовестный, как они, если не хуже. Только вот самобичевание выглядит нелепо при таком положении вещей. Он бы обязательно защитил ее, голыми руками, бился бы насмерть, если бы понадобилось.
Пошли, глупец, сказал он себе и вышел на холодный утренний воздух. Солнце – красный шар в обрамлении темного облака – медленно ползло вверх, в еще бледное небо. Пол уже давно, с самого детства, не обращал внимания на птичий щебет, разноголосый и громкий. Окна двух комнат в пристройке были закрыты и задернуты шторами. Кремень стен, камень мостовых плиток – все выглядело чистым, как будто ночью их тайком помыли.
