Рауль Мир-Хайдаров - Масть пиковая
– А почему бы и нет? Только на ее дорогах есть возможности найти реальную самостоятельность республики, ее независимость, а там посмотри, все революции делались поэтапно, даже Октябрьской, если не запамятовали, предшествовала главная – февральская. Сначала проедемся с партией на трамвае перестройки, а там видно будет. А при самостоятельности Узбекистана, как я ее себе представляю, мы сможем быть здесь не тайными хозяевами края, как вы, дорогой хан, а открытыми, легальными. Суверенитет предполагает многое, тут уж вы не будете свои желания подстраивать под настроение Кремля, а такой путь открывает только перестройка, ей действительно альтернатив на данном этапе нет, она вполне совпадает с вашими целями, насколько я их знаю, Акмаль-ака.
Политика вещь тонкая, и я в ней, честно говоря, пока небольшой специалист, но я найду себе стоящих советников, консультантов, один, я думаю, уже есть, – Сенатор выразительно посмотрел на хозяина дома и понял, что тот остался доволен таким поворотом разговора, – сейчас столько неформальных объединений плодится каждый день и порою в их программах я вижу рациональное зерно, я и отберу из них лучшее, столкну лбами наиболее амбициозных идеологов, чтобы в их распрях понять настоящую суть и прикурить от их молнии, отберу идеи, что выживут в спорах и подойдут моим устремлениям и, конечно, сложившимся обстоятельствам.
Так могу ли я сегодня говорить о какой-нибудь конкретной программе? Возвращаясь опять к вашему конголезцу, скажу, был бы лидер, а партия и программа найдутся, дайте только срок.
– Убедить вы меня не совсем убедили, но здоровое зерно в ваших суждениях есть. Эх, если бы я мог вас консультировать и поддерживать легально хотя бы года два-три, мы с вами преобразили бы наш край. – И он потянулся к пачке. Увидев, что она пустая, сказал: – Я сейчас принесу. – И исчез из комнаты.
Отсутствовал он долго, минут десять. Вернулся с двумя пачками точно таких же сигарет «Кент» и небрежно бросил их на дастархан.
Прежде чем закурить, аксайский Крез сказал:
– Вы меня сегодня бросаете из огня да в полымя, черт возьми, если бы вы знали, как я жалею, что устраняюсь от активного влияния на события в крае! Только сейчас я увидел перестройку вашими глазами, понял, какой это мощный локомотив для наших целей, если умело пользоваться его тягой и попутным ветром. Давайте выпьем за новое мышление, как говорит с трибуны наш эмоциональный генсек.
Они снова выпили, на этот раз хозяин был куда гостеприимнее, вновь предлагал закусить, пододвигал то одно, то другое. «Значит, я нашел-таки путь к упрямому хану», – подумал радостно прокурор, но тут Иллюзионист одарил его новым вопросом:
– И все-таки, Сухроб-джан, чем же я буду обязан за ваш риск, за сохранение мне жизни, я привык за все платить и хотел бы знать цену. Идеи идеями, а деньги деньгами. Если вы собираетесь меня заменить, как вы выразились, и играть впредь такую же роль, как и я, в судьбах края, вам следует кое-что иметь в кармане, политика без денег мертва, особенно у нас на Востоке, тем более в условиях сложившегося социализма с его мощным карательным аппаратом, тут на голую идею не клюнут, уж поверьте моему опыту. – Аксайский Крез, опять довольный, громко засмеялся, почуяв слабое место напористого претендента на ханский престол.
Настал черед изворачиваться человеку из ЦК, от просьбы помочь финансами ему все равно не уйти, не хотелось, чтобы это прозвучало жалко, унизительно, да и вырвать следовало солидную сумму, а не крохи, подачки, поэтому он начал издалека:
– Вы же прекрасно знаете, для политики всегда находятся деньги, такова уж природа человека. Идея зеленого знамени витает в воздухе, и она притягательна для многих, – вновь осторожно закинул удочку Сухроб Ахмедович, – и на такие дела не скупятся, а в нашем крае, по моим скромным подсчетам, на руках гуляет около двух миллиардов незаконно нажитых денег, это сумма в такой бедной стране, как наша, тем более наличными. Я уже говорил, что моя нынешняя работа напоминает мне рентгенологию, я уже просветил сотни людей, и данные о них заложил в память компьютера. Большинство из них еще на свободе, а многие из них даже не догадываются по своей беспечности, самоуверенности, не знаю как это назвать, но это их проблемы, что им давно сели на хвост. У каждого из них в обмен на информацию я могу вытянуть изрядную сумму, я ведь буду апеллировать только к людям, имеющим миллионы. Но это будет меня кое-чему обязывать, к тому же многих из них мне действительно не жаль. Но если ради целей надо будет поступиться принципами, я это сделаю, но деньгу добуду.
Есть еще аспект, почему они могут легко расстаться с деньгами, правда, этот вариант коварный, не делает мне чести, но с вами, моим будущим главным советником, я поделюсь. Кажется, англичане сказали, что в политике все средства хороши. А план такой: я подготовлю секретный документ на фирменном бланке ЦК КПСС, разумеется фальшивый, в котором будет туманная информация о якобы предстоящей реформе денег и о суровых мерах по ее обмену только по месту работы, с подробной декларацией и так далее, тут страху нагнать несложно. Этот документ я буду показывать каждому индивидуально, и им ничего не останется, как с радостью расстаться с деньгами, с надеждой, что этот жест при определенных обстоятельствах будет оценен.
– Сухроб, ты – дьявол! Такая идея не могла прийти даже мне в голову, ты действительно политик, восточный политик… Скажи честно, почему не начал операцию с меня, я бы клюнул?
Подача оказалась столь к месту, что Сенатор воспрянул:
– Ну, во-первых, не в деньгах счастье, вы понимаете, я их в конце концов найду. А зачем мне вас обманывать, если я хочу с вами сотрудничать и очень рассчитываю на вашу помощь не только финансами… К тому же, как вы понимаете, реформа неизбежна, вы ведь чувствуете шаги инфляции.
– Логично. Но все-таки, сколько ты рассчитывал заполучить в Аксае?
Настойчивость, с какой обладатель двух Гертруд допытывался насчет денег, несколько смущала прокурора и даже вновь насторожила, но он отнес это за счет жадности хана. О его скупости ходили легенды, в порыве откровенности Иллюзионист любил похвалиться, как некой добродетелью: «Я жадный человек, очень жадный, для меня недоплатить – равно что найти», – и в довершение такого признания громко смеялся, ощерясь золотозубым ртом.
– В начале нашего разговора я сказал, что, возможно, и попрошу об одной важной для меня услуге, в моих планах она занимает куда более ценное место, чем деньги.
– Что может быть ценнее денег, за них можно любую услугу купить, – не сдержался вновь хан, коньяк, видимо, снова ударил ему в голову, они заканчивали и новые бутылки Сабира-бобо.
– Нет, такую услугу я нигде купить не могу. Другого человека, кроме вас, который может услужить мне в этом вопросе, просто нет. Я имею в виду вашу картотеку, ваши досье на многих интересующих меня людей. Говорят, она уникальна, и вы ее собирали по крохам, систематически, в течение двадцати лет, я бы не хотел, чтобы эти бесценные сведения попали в руки КГБ, они знают, что у вас есть подобные документы. Бумаги не помогут вам, а лишь усугубят ваше положение, слишком взрывоопасно их содержание, говорят, что там даже есть материалы на председателя КГБ республики, друга Шарафа Рашидовича, генерала Маликова, один перечень имен и фамилий может вызвать правительственный кризис на долгие годы. Если бы мы располагали временем, а его уже нет, я бы доставил сюда новейший комплект компьютера и специалистов, и они месяца за три-четыре, в крайнем случае за полгода, заложили бы все в его память – и не пришлось бы содержать столь внушительные и трудоемкие хранилища в ваших знаменитых подземельях со штатом людей, имеющим к ним доступ, сделали бы несколько копий и хранили их в надежных тайниках, а уничтожить все заложенное дело секундное – стоит лишь клавишу нажать.
– Да, возможности компьютера я вовремя не оценил, жизнь, быт, информатика – все стремительно меняется, и я уже порой за чем-то не поспеваю, но и старомодным мышлением я понимал громоздкость, неудобство, опасность своего тайного архива, и оттого с самых интересных материалов сделал несколько фотокопий. Мне кажется, чтобы уничтожить все мои материалы, нужно по крайней мере недели две и человек пять, не гнушающихся тяжелой физической работой.
– Раз уж вы коснулись своего любимого детища, позвольте я задам один давно мучающий меня вопрос?
– Пожалуйста.
– Шараф Рашидович не опасался растущих объемов ваших досье?
– Нет, от него я и получал много интересующих меня материалов, и не всегда в частных беседах. Однажды доставили и Аксай от него целый опечатанный контейнер бумаг. Шурик мне доверял, кто знает, может, он считал, что это не мои досье, а его?
– Какой Шурик? – растерянно спросил Сенатор, посчитав Иллюзиониста окончательно опьяневшим и несшим всякую чушь.
