Андрей Воронин - Последний аргумент закона
«Значит, успел-таки цапнуть зубами, — понял Илларион и с благодарностью взглянул на бездыханное тело пса. — Ты был верным другом, жаль, что наше знакомство оказалось таким коротким. Я спас тебе жизнь, но, наверное, такова твоя судьба — погибнуть от пули. И, судя по всему, погиб ты геройски, свою жизнь просто так не отдал и квартиру защищал до последнего. Ладно, ты достоин похорон по первому разряду, как настоящий военный».
Илларион нашел черный целлофановый мешок, спрятал в него мертвого пса, тщательно вымыл кровь. Половую тряпку спрятал в пакет для мусора. А через десять минут он уже открывал заднюю дверцу автомобиля и бережно укладывал мешок с телом верного пса на заднее сиденье. Саперную лопату Забродов всегда возил с собой.
Первая ярость уже прошла. Пока Иллариону было известно совсем немного его враги безжалостны и имеют деньги. Торговцев наркотиков он отмел почти сразу. Если у тех не хватало денег на покупку машины, не стали бы они подбрасывать двадцать тысяч, да и пытаться скомпрометировать его наркотиками. Значит, это другие люди, скорее всего, это связано с дорожно-транспортным происшествием. Явно не о себе беспокоился мужик в черном плаще, предлагая деньги.
«Но ничего. Сейчас надо похоронить пса. Ко мне должны нагрянуть гости, ведь не просто так на книжном стеллаже спрятали героин. Если я буду артачиться и делать опасные с их точки зрения заявления, то у меня в квартире сотрудники правоохранительных органов найдут наркотик. И тогда мне придется туго».
— Найдут, как же! — ухмыльнулся Забродов. — Уже, кроме проявителя, ничего не найдут.
Когда Забродов выехал за Кольцевую и свернул на лесную дорогу, он уже знал, что сделает. И если бы кто-нибудь увидел со стороны то, чем занимался Илларион Забродов, он не без оснований заподозрил бы мужчину в каких-то кровожадных помыслах. Забродов извлек пулю из головы добермана. Его руки были перепачканы кровью. Илларион вытер их, выкопал яму, опустил туда пса. Быстро забросал землей, заложил сверху дерном и разбросал остатки песка — так, что после первого же дождя место отыскать будет невозможно.
Пуля была выпущена из пистолета, маленькая, аккуратная. Ее Илларион положил в бумажник, в отделение, где хранится мелочь.
«Завезу ее Мещерякову, пусть баллисты дадут точный ответ, из какого пистолета убит мой пес. Вполне может оказаться, что за пистолетом есть еще что-нибудь, и тогда у меня появится информация к размышлению».
* * *Уже смеркалось. Наступил тот момент, когда в квартире становилось темнее, чем на улице. Окна сделались ультрамариновыми, но свет Забродов не зажигал. Мещеряков сидел напротив хозяина в глубоком кресле. На журнальном столике стояли две бутылки виски и нехитрая закуска. В массивной пепельнице рядом с Мещеряковым уже покоилось несколько сложенных в рядок окурков. Окурки напоминали патроны. Илларион Забродов за вечер еще не выкурил ни единой сигареты, хотя курить хотелось. Он сдерживал себя усилием воли. Да и выпили мужчины не много.
— Я одного не пойму, — продолжал Мещеряков, — какого черта ты не вызвал милицию, похоронил пса, убрал кровь? Теперь ничего не докажешь. Есть только вот эта пулька, — он повертел в пальцах маленький пластиковый пакет, аккуратно запаянный.
О наркотиках Забродов Мещерякову ничего не сказал. Чем был полезен разговор с полковником ГРУ Мещеряковым, об интеллектуальных способностях которого Забродов был не очень высокого мнения? Польза была в том, что полковника Мещерякова Илларион использовал, как лакмусовую бумажку, обкатывая на нем свои идеи, проверяя их верность и точность. По уровню образования и сообразительности Мещеряков был таким же, как остальные полковники, в том числе и милицейские.
— У меня была такая мысль, она появилась и тут же угасла. Ты сообразил, Андрей, кто меня вытащил из квартиры?
— Следователь, — уверенно произнес Мещеряков.
— Правильно, — подтвердил Забродов.
— Может, это фальшивый следователь? Забродов расхохотался, как над детской шуткой.
— И кабинет у него ненастоящий, и мебель арендованная, и табличка на двери сделана наспех к моему приходу? Пришел и арендовал кабинет в МУРе на одни сутки, как тебе такая теория?
Мещеряков даже поперхнулся:
— Ты его видел, тебе и судить.
— Вот я и сужу. Следователь он настоящий, и ему, кстати, все известно, свидетели, детали. Он специально держал меня полчаса в коридоре и битый час в кабинете, хотя все решалось за пять-десять минут.
— Так ты предполагаешь, что следователь в сговоре с бандитами?
— Почему, Андрей, ты решил, что они бандиты?
— Кто же тогда? Пса застрелили… Кстати, славный был пес, я уже стал подумывать, не завести ли мне такую псину.
— У тебя все впереди. Отправят в отставку, и заведешь.
— Да уж, — произнес Мещеряков.
— Насчет сговора — это ты верно заметил, без тебя я бы не догадался.
— Вот видишь, как полезно иногда со мной разговаривать! Кстати, если тебе надо, Илларион, я могу справки в МВД навести. У меня есть там свои люди.
— Что, служили вместе?
— Нет, учились.
— Да, мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь, — сказал Забродов, наливая в стаканы виски и бросая в них лед.
— Чего же, в конце концов, они от тебя хотят?
— Хотят, чтобы я исчез.
— Так может, лучше исчезнуть? — произнес полковник Мещеряков.
— Ты, Андрей, когда-нибудь видел перепуганного Забродова?
— Нет, не видел, — сказал Мещеряков. — За тебя, Илларион, — он прикоснулся своим стаканом к стакану Забродова и отпил маленький глоток.
— Следователь на себя такую ответственность никогда не возьмет. Только если ему приказали или, может быть, очень сильно попросили, да так, что он не мог отказать.
— И кто же это, по-твоему, может быть?
— Человек в чине не ниже генерала. Я предполагаю, что этот генерал или полковник работает на Галкина.
— Ты думаешь, все настолько сильно прогнило в нашей стране?
— Что прогнило — это точно. Хорошо еще, что не рассыпается, а лишь расползается.
— Ты преувеличиваешь, Илларион.
— Ничего я не преувеличиваю, все гораздо хуже, чем ты себе, Андрей, представляешь. И в этот момент в дверь позвонили.
— Ты кого-нибудь ждешь? — спросил Мещеряков.
— Все равно придется открыть. Из-за двери послышался хриплый, прокуренный голос полковника с третьего этажа.
— Откройте, сосед!
— Я ошибся, — произнес Илларион, — я думал, это другая компания.
— Какая? — в спину Забродову спросил Мещеряков.
— Я думал — люди из милиции.
И, надо сказать, Забродов не ошибся. Полковник в отставке был прикрытием, отмычкой, которая позволяла открыть дверь. В квартиру ворвались люди в камуфляже, в бронежилетах, с автоматами и пистолетами. Отставной полковник лишь изумленно моргал, глядя как его использовали.
Через пару минут появились и понятые. Мещеряков не скрывал своего удивления и возмущения. Но особо возмущаться ему не дали.
— Документы! — потребовал старший. Мещерякову не дали даже залезть в собственный карман, его удостоверение вытащил дюжий омоновец в сером камуфляже. Омоновец, лишь только взглянул на обложку, как тут же быстренько вручил его старшему — так, словно в его пальцах оказалась граната.
Капитан милиции не спешил с выводами. Удостоверение вполне могло оказаться фальшивым. Но на случай, если оно настоящее, капитан особо не хамил.
— Теперь вы убедились? — гордо спросил Мещеряков, привыкший, что его удостоверение, которое он поназывал чрезвычайно редко, производит должное впечатление.
— Разберемся, — сухо ответил капитан, решивший действовать строго по инструкции.
Терять ему было нечего, у него на руках ордер на обыск, понятые на месте. Выполнит свою работу, и пусть разбираются другие. В конце концов, и полковник ГРУ может оказаться замешанным в преступлении.
— Илларион, что такое? — поинтересовался Мещеряков.
Но тут же капитан остановил его взмахом руки:
— Переговариваться запрещено!
— Вы понимаете с кем…
— Понимаю, у меня служба, — и капитан стал между Мещеряковым и Забродовым.
Илларион вел себя абсолютно спокойно, людей в форме не провоцировал.
Лишь спросил:
— Капитан, сесть можно? Подумав, омоновец ответил:
— Садитесь.
Илларион закурил и жестом пригласил сесть Мещерякова. Тот порывался что-то сказать, но Забродов приложил палец к губам. И по взгляду друга Андрей понял, что Забродов готов к этому визиту и ждет реализации своего очередного фокуса.
В жизни Мещеряков привык полагаться на Забродова, в душе вполне соглашаясь с тем, что тот умнее и проворнее его в делах. Вот и теперь оставалось только расслабиться. Сам Мещеряков ничего не решал, действовали другие, ему лишь досталась роль наблюдателя.
