Юсси Адлер-Ольсен - Женщина в клетке
— Ой! — взвыла Мерета.
Схватившись за зубочистку, она медленно засунула ее в рот. Осторожно попыталась нащупать, не застряло ли под десной что-нибудь, способное вызвать это воспаление, но едва острие коснулось десны, как мучительная боль вспыхнула с новой силой.
— Давай, Мерета, надо проткнуть в ней дырку, — сказала она себе сквозь слезы.
Она снова притронулась кончиком зубочистки к нарыву, и от этого то немногое, что оставалось у нее в желудке, чуть не вывернулось наружу. Надо было сделать прокол, но она не смогла. Просто не смогла, и все тут!
Не справившись с этой задачей, она подползла к шлюзу посмотреть, что они ей сегодня прислали. Вдруг там найдется что-нибудь, что поможет хоть немного облегчить эту боль? Допустим, если прополоскать рот, боль утихнет?
Она заглянула в ведро и увидела там такие привлекательные вещи, о которых прежде не смела и мечтать. Два банана, яблоко, кусочек шоколада. Полный абсурд! Значит, они решили раздразнить ее аппетит, заставить есть. А она не может! Не может и не хочет.
Новый приступ боли чуть не свалил ее с ног. Тогда она вытащила из ведра все фрукты, выложила на пол и схватила канистру с водой. Сунув пальцы в воду, поднесла их к нарывающей десне, но холод не оказал ожидаемого действия. Вот боль, вот вода, но одно к другому не имело никакого отношения. Вода даже не утоляла жажду.
Тогда она уползла обратно и улеглась под иллюминаторами, свернувшись в позе зародыша и моля Бога о прощении. Когда-нибудь тело устанет от борьбы, она это понимала. Последние дни ей придется провести в мучениях.
Но и они пройдут.
Сквозь туман до нее донеслись голоса. Они звали ее по имени. Требовали, чтобы она откликнулась. Приоткрыв глаза, она сразу же отметила, что нарыв успокоился, а ее обессиленное тело по-прежнему лежит возле туалетного ведра под окнами. Она посмотрела на потолок: высоко над головой одна из люминесцентных ламп слабо замерцала. Только что она слышала голоса? Это было на самом деле или ей только показалось?
— Действительно, фрукты она забрала, — произнес в этот миг отчетливый голос, которого Мерета раньше не слышала.
«Значит, это было на самом деле», — подумала она, но от слабости даже не испытала потрясения.
Голос был мужской — не юношеский, но и не старческий.
Она приподняла голову, но только немножко — так, чтобы сверху ее нельзя было разглядеть.
— Мне отсюда видны фрукты, — произнес женский голос. — Они лежат на полу.
Говорила та женщина, которая обращалась к ней один раз в год, ее голос Мерета не спутала бы ни с каким другим. Очевидно, люди за стеной пробовали с ней говорить, а потом забыли отключить переговорное устройство.
— Она заползла под окна. Я уверена, она там, — продолжала женщина.
— Думаешь, она умерла? Прошла ведь уже неделя? — спросил мужчина.
Они разговаривали так естественно, но на самом деле это было неестественно. Речь шла о ней.
— От этой гадины всего можно ожидать.
— Давай выровняем давление и войдем посмотрим.
— А с ней-то как тогда быть, ты об этом подумал? Все клетки ее тела приспособились к давлению в пять атмосфер. Чтобы она привыкла к меньшему давлению, потребуется не один день. Если открыть дверь сейчас, у нее не просто начнется кессонная болезнь, ее тут же разорвет в клочья. Ты же видел ее стул, как все расширяется. А моча — она же кипит и пузырится. Не забывай, она провела в барокамере три года.
— Разве нельзя посмотреть и сразу же снова поднять давление, если мы увидим, что она еще жива?
Женщина за стеной ничего не ответила. Но было уже ясно, что об этом не может быть и речи.
Мерете было все труднее дышать. Она слышала голоса двух дьяволов. Если бы это было возможно, они бы заживо содрали с нее кожу, и снова зашили, и продолжали бы так бесконечно. Она попала в самый нижний круг ада. Там, где люди мучаются вечной мукой.
«Попробуйте только зайти, скоты!» — подумала она, осторожно пододвигая к себе фонарик.
От этого движения свист в ушах усилился. Она врежет фонариком в глаз первому, кто к ней приблизится. Ослепит мерзавца, который посмеет нарушить священные пределы ее камеры. Уж с этим она как-нибудь справится, перед тем как умереть!
— Мы не будем ничего предпринимать до возвращения Лассе, понял? — сказала женщина тоном, не допускавшим возражений.
— Но его придется ждать еще целую вечность. Она помрет гораздо раньше, — ответил мужчина. — Что же нам делать? Лассе будет в ярости.
Последовало тяжелое и гнетущее молчание, словно стены надвинулись на нее, зажав, как пойманную блоху, которую вот-вот раздавят ногтями.
Мерета еще крепче стиснула в руке фонарик и принялась ждать. И тут вдруг на нее, точно дубинка, снова обрушилась боль. Выпучив глаза, она вдохнула как могла глубже. Еще немного, и боль прорвалась бы наружу в невольном крике, но Мерета сдержалась. К горлу подступала тошнота, казалось, ее вот-вот вырвет, но она не издала ни звука. Только запрокинула голову, глотая слезы, скатывавшиеся на пересохшие губы.
«Я их слышу, но они не должны слышать меня», — повторяла она себе снова и снова. Она хваталась за горло, проводила рукой у щеки, за которой сидел нарыв, раскачивалась взад и вперед и непрестанно сжимала и разжимала свободный кулак. Каждый нерв в организме отзывался на эту адскую боль.
И крик вдруг вырвался. Он жил своей отдельной жизнью. Тело взяло свое. Глухой, утробный вой звучал и звучал, не переставая.
— Слышишь? Она жива. Я так и знала.
Затем в переговорном устройстве раздался щелчок.
— Отойди от стены, чтобы мы тебя видели, — потребовал мерзкий голос женщины за стеной, и только тут они заметили, что у них что-то не в порядке.
— Слушай, — сказала женщина. — Кнопка застряла.
Она постучала по кнопке, но это не помогло.
— Так ты, дрянь, значит, подслушивала, о чем мы тут говорим? — В хамской грубости ее тона ощущалась многолетняя привычка к жестокости и холодная бесчувственность.
— Лассе починит, когда вернется, — сказал мужчина. — Он починит. Какое это имеет значение.
Челюсть у Мереты болела так, что казалось, щека сейчас лопнет. Мерета старалась не обращать внимания, но ничего не могла с собой поделать. Надо встать. Что угодно, только бы подавить ответную реакцию организма на сигналы пульсирующей боли. Она встала на четвереньки, оттолкнулась руками, борясь с неодолимой слабостью, приподнялась и села на корточки. Боль во рту вспыхнула с новой силой, но кое-как она привстала, оторвав от пола одно колено.
— Господи помилуй! Ну и вид же у тебя, красавица! — произнес холодный голос за стеной. Затем женщина расхохоталась, и этот хохот ранил Мерету, как град из скальпелей. — Да у тебя же зубы болят! — насмехалась женщина. — Надо же, вы только посмотрите — у этой грязной свиньи в клетке зубки болят.
Резким движением Мерета повернулась к непроницаемому стеклу. Даже разомкнуть губы было убийственно трудно.
— Погоди, ты мне еще заплатишь за это, — прошептала она и плотно прижалась лицом к стеклянной поверхности. — Ты мне еще заплатишь, вот увидишь!
— Если ты не станешь есть, то в скором времени будешь гореть в аду, не успев отомстить, — прошипела женщина с другой стороны.
Она словно играла, как кошка с мышью, и не закончила эту игру. Она хотела, чтобы добыча еще пожила — ровно столько времени, сколько она решила ей отвести, и ни часом больше.
— Я не в состоянии есть, — простонала Мерета.
— У тебя зуб нарывает? — спросил мужской голос.
Она кивнула.
— Управляйся с этим сама, как умеешь, — ответил он холодно.
В иллюминаторе она увидела свое отражение. У несчастной женщины в зеркале щеки ввалились, а глаза, казалось, готовы были выскочить из орбит. Верхняя часть щеки перекосилась от флюса, круги под глазами красноречиво говорили о ее болезненном состоянии. Сразу становилось видно, что она находится на грани смерти.
Прислонившись спиной к окну, Мерета медленно соскользнула на пол и села. На глазах у нее проступили злые слезы, и одновременное ее осенило неожиданное открытие: ее тело может и хочет жить. Она возьмет то, что ей подали в бачке, и заставит себя это съесть. Боль убьет ее или не убьет — это покажет время. Во всяком случае, она не сдастся без борьбы, потому что дала мерзкой бабе за окном обещание и собиралась его сдержать. Придет время, и она отплатит мерзкой бабе той же монетой.
На мгновение в ее теле воцарился покой — как в разоренной бурей местности в сердцевине урагана. И тут же снова вернулась боль. На этот раз Мерета заорала, не сдерживаясь, во всю глотку. Ощутила на языке крошки от пломбы, а пульсирующая боль распространилась по всей щеке и била уже в висок.
Тут из шлюза послышалось шипение, и в отверстии показался новый бачок.
— На! Мы послали тебе кое-что в качестве первой помощи. Бери, не бойся, — со смехом произнес женский голос.
