Елена Михалкова - Черный пудель, рыжий кот, или Свадьба с препятствиями
– Собака лживая! Кровосос! Нет сил с тобой никаких, подлюга!
Григорий что-то залепетал о друзьях и жестоком розыгрыше. Наивный! Разве могла Алевтина поверить в мифических друзей, когда чек за покупку лежал в ее кошельке!
Она запустила в мужа курткой и с криком погнала его из дома. Гриша ушел огородами и пропал.
Вернулся он только под утро. Рубашка его была надета наизнанку, на воротнике отпечаталась губная помада. Взгляд блуждал. Рассудив, что быть без вины виноватым совсем уж глупо, Гриша ударился в распутство.
– У, мерзавец, – удовлетворенно сказала Алевтина. – Всю жизнь мою молодую загубил.
На этом клятва Григория и закончилась.
Менее гибкий человек на его месте стал бы записным невротиком. Гриша же развил в себе философский взгляд на вещи и рассуждал так: эта женщина ему для чего-то послана свыше. Для чего? Очевидно, чтобы он вырастил в себе смирение и обуздывал страстные желания. Например, не брался за молоток, чтобы тюкнуть ее промеж ушей. Не готовил веревку. Не правил бритву. Словом, держал себя в руках.
Таким образом, Алевтина, сама того не зная, играла роль вериг. С ее помощью Григорий укрощал особо дерзкие помыслы.
Но взгляд его иногда задерживался на молотке на пару секунд дольше, чем обычно смотрят на него люди, не имеющие никаких далеко идущих планов, кроме забитого гвоздя.
Глава 10
– Овчаров! – объявил Бабкин и сделал жест, которым фокусник вытаскивает за уши кролика из шляпы. – Венеролог в местной больничке. Толст, злобен, с пациентами груб. Любит облаять на ровном месте. Возьмите вашего Большого Пса, получите и распишитесь.
В окно стрельнул луч солнца. Илюшин зажмурился.
– Я не понимаю, – растерянно сказала Саша. – При чем здесь венеролог? Макар, ты понимаешь?
– Ты сказал, Григорий живет на средства жены? – уточнил Илюшин.
– Ага.
– Тогда понимаю. Только откуда об этом могла узнать Пудовкина, вот в чем загвоздка.
– О чем узнать, о чем?
Саша заволновалась. Ей показалось, что они подошли очень близко к разгадке, от которой рукой подать до освобождения Галки. Как и Олег, Саша Стриж незаметно для самой себя оказалась во власти иллюзии, что Макар Илюшин сейчас щелкнет пальцами – и все наладится.
Макар действительно щелкнул пальцами:
– Черт возьми, наследство! Домик Пудовкиной тут приходится очень кстати.
– Еще и домик! – рассердилась Саша. – Сначала венеролог, потом наследство. Кто-нибудь объяснит мне, что происходит?
– Давай я объясню, – сказал Бабкин. – Григорий Лобанов много лет живет на средства жены и полностью от нее зависит. Дом принадлежит ей. Квартира в верхней части города – тоже. Старая «Лада», на которой раскатывает Гришка, оформлена на Алевтину. Кушает он Алевтинину еду и носит вещи, которые она ему покупает. Их отношения сто лет трещат по всем швам, но до сих пор не развалились. Поговаривают, Алевтина уже хотела выгнать мужа. Каждый раз он выклянчивал второй шанс. Но если выяснится, что Григорий лечится у венеролога, Алевтина спустит его с лестницы и дверью прихлопнет пальцы, которые он будет совать в щель. Теперь понимаешь, на что намекала старуха? Псом здесь обзывают Овчарова за фамилию и скверный нрав.
Саше стало жалко Григория с прищемленными пальцами. Она ничего не могла с собой поделать. Страдала Алевтина, а сочувствие вызывал Гриша.
– Может, его подберет какая-нибудь из его… зазноб?
Макар рассмеялся.
– Сашка, добрая ты душа! Большинство его подружек замужем. А незамужних такое приобретение совершенно не вдохновляет. Он безработный пьяница, не пропускающий ни одной юбки, и единственным его достоинством является обаяние. Больше в Григории нет ничего.
– Вообще-то говоря, это уже чертовски много, – пробормотал Бабкин, косясь на Илюшина.
– Недостаточно, чтобы за это подобрали, обогрели и кормили на регулярной основе три раза в день.
Саша с сомнением покачала головой. Подбирают и обогревают любых. Григорий далеко не худший образец. И неправда, что кроме обаяния в нем нет ничего хорошего.
– Он добрый, – сказала она наконец, отчего-то чувствуя в себе позыв заступиться за Гришу.
– И в чем это выражается?
– Например, про него можно точно сказать, что он никогда не поднимет руку на свою женщину.
Бабкин с Илюшиным уставились на нее с недоверчивым удивлением.
– Это что, его заслуга? – недоуменно спросил Сергей. До сих пор он полагал, что нет необходимости упоминать как достоинство, что некий человек не расчленяет людей, не топит в ванной котят и не бьет жену. Это подразумевается само собой.
– Вообще-то да, – кивнула Саша и непроизвольно дотронулась до щеки.
Макар на миг сузил глаза. Бабкин достаточно хорошо знал своего друга, чтобы не понять: только что кто-то из предыдущих бойфрендов Саши Стриж приобрел себе смертельного врага.
– Гриша не такой уж пропащий, – продолжала Саша, преодолев смущение оттого, что оба очень пристально смотрели на нее и она не могла понять, что означают их взгляды. – Алевтина с ним много лет живет и не жалуется.
– Еще как жалуется! – заверил Бабкин. – Сто раз объявляла, что выгонит Григория, и сдохнет он как собака под забором. Только поэтому и не выгоняет: жалеет.
– Пусть не врет, жалельщица! – возмутилась Саша. – Если не подруги, то уж сестра-то точно Григория к себе возьмет.
– Он к ней сам не пойдет, – подал голос Илюшин.
И Саша тут же поняла, что это правда. Случись что, Гриша не повесит на Нину свою неудавшуюся жизнь, как старое пальто. Уйдет куда-нибудь и будет мучиться, но помощи не примет.
– В общем, грозить разводом Алевтина могла до позавчерашнего дня, – сказал Бабкин. – Потому что через полгода, как выяснилось, Григорий вступит в права наследования. Домишко невелик, но все же свой угол, как-никак. Так что положение Алевтины пошатнулось.
– А завещание стало для всех неожиданностью? – спросила Саша.
– Полной! Меньше всего ждали, что старуха выберет именно Григория на роль наследника. По другой линии, как я понял, есть родственники ближе. Те самые, которые отправили к Елизавете мальчишек.
– А, Ванька с Лешкой!
– Их папаша с мамашей, по слухам, очень рассчитывали, что шавловский уютный домик достанется им. Потому и внуков каждый год засылали к Елизавете: чтоб, значит, растопить старческое сердце.
Макар засмеялся, подумав, что родители братьев добились противоположного эффекта. Двое спиногрызов не из тех ангельских детишек, которые обладают умением растапливать сердца.
– О! У меня идея! – Он вскочил и сделал круг по комнате. Стены послушно раздвинулись, освобождая пространство. Кресло предупредительно подогнуло две выставленные ножки, стол втянул острый угол. Бабкин уже не в первый раз наблюдал этот номер, испытывая зависть пополам с восхищением. Никакой ловкостью Илюшина нельзя было объяснить, что он скачет по десяти квадратным метрам, усеянным столами, креслами, шкафами и прочей рухлядью с таким размахом, словно вокруг стадион.
– Давай твою идею. Мы с Сашей будем ее громить вдребезги.
– Идея такая: родители спиногрызов остро нуждаются в некоторой сумме. Тысяч, скажем, триста. И будучи уверены, что старушонка оставит домик им, подговаривают своих отпрысков устроить встречу Елизавете Архиповне и гному.
– Не всей Елизавете Архиповне, – поправил Бабкин. – Только ее голове.
– Это детали, – отмахнулся Макар. – Как мое предположение выглядит в целом?
– Как будто ты в отчаянии.
Илюшин ухмыльнулся, не прекращая движения.
– Сережа, он это серьезно? – тихо спросила Саша.
– Нет, конечно. Что ты, Илюшина не знаешь?
– Ну мало ли…
– Нет, он фантазирует. Разогревается.
– Я все слышу, – подал голос Макар. – Знаете что, друзья мои? Нам просто необходимо найти женщину по имени Светлана.
Бабкин с Сашей озадаченно переглянулись. Что они пропустили?
– А зачем тебе Светлана? – решилась спросить Стриж. – И кто она такая?
– Может, это какая-то абстрактная Светлана? – предположил Бабкин. – Воплощение света истины против тьмы незнания?
– Ты говоришь, как Макар!
– Это потому, что он меня покусал. Слышишь, Илюшин? Ты заразный!
– И какую такую Светлану тебе надо отыскать? – подхватила Саша. – Только что говорили о мальчишках!
Илюшин, наконец, остановился.
– Какие еще мальчишки, мои непонятливые друзья! Нам нужна последняя женщина, с которой Григорий крутил роман. А зовут ее Светлана, если верить нашему другу Олегу Сысоеву.
2Рита Сысоева не находила себе места. Чуть ли не впервые в жизни на нее напала растерянность, опутала по рукам и ногам, как сорняк, как гигантская пиявка, и начисто высосала из Риты обычную энергичность. Что-то бурлило и кипело внутри Ритиной чернявой головы, но вектор движения оставался неясен.
