Федора Кайгородова - В Москве-реке крокодилы не ловятся
— Личные, ну, конечно, личные, — обрадовалась я неожиданной подсказке. — Эх, не хотела я вам говорить, да, видно, придется. Дело в том, дело в том, — тянула я время для пущей убедительности, — что убитый водолаз оказался мужем моей подруги, — меня понесло, как на салазках с крутой горки. — И я так хотела бы помочь подруге наказать преступника! — с жаром воскликнула я.
— Совершенно случайно! — еще раз подсказал Перов.
— Что? — я с разбегу остановилась, не в силах переключиться.
— Вы узнали совершенно случайно, что он муж вашей подруги? Когда вы все успеваете?
Я раздумывала, что бы такое умное придумать, и он это понял, Но не стал ставить меня в неловкое положение — я оценила его благородство.
— Ладно, примем это за рабочую версию, — ответил Перов. — Вы выполнили мое условие, хоть и слишком формально. Я могу вам помочь!
Я вся превратилась в слух:
— Да? И что?
— Я поговорю с Ромашкиным! Скажу, что слышал их спор с водолазом. О чем они могли спорить по вашей версии?
— Совершенно непонятно! Но водолаз угрожал механику, даже хватал того за грудки. Они топтались вот на этом пятачке, а ведь здесь можно упасть и даже разбиться.
— Наталья! Помолчи немного, дай подумать! — сказал командир, прерывая меня на самом интересном месте — на моих размышлениях, предположениях и выводах, а я всегда считала, что головка у меня варит, как говорит мой папа.
— Андрей Сергеич? — он набрал чей — то номер по телефону. — Да — да, это я, невозвращенец! Нет, нет, я еще в России. Андрей Сергеич! Загляни — ка в личные дела всех водолазов, которые работали на буксире. Да, для меня лично! Да, нужны! И заодно посмотри механика плавкрана, — он помолчал, вслушиваясь в ответ.
Потом коротко засмеялся:
— Ну, да! Ты же знаешь эти вечные разборки с женами! Да, выбираю для длительной командировки. Я перезвоню, — он нажал кнопку отбоя на мобильном телефоне.
Мы сидели молча минут десять. Мне вдруг срочно понадобилось перелистать заново свою записную книжку, чтобы сделать некоторые пометки. Перов трепал за уши прикорнувшего у его кресла Чарли. Собака исподтишка разглядывала гостью, то есть, меня. Одним словом, все были чрезвычайно заняты.
Потом командир нажал кнопку повтора номера:
— Андрей Сергеич! Это снова я! Что там вырисовывается? Так, так, а механик? — он долго слушал, и лицо его все больше вытягивалось, и по мере его удлинения мне становилось все больше не по себе, я уже предчувствовала, что мое вранье мне сейчас выйдет боком. — Спасибо тебе, Андрей! Привет семье! — он уставился на меня совершенно, как мне показалось, бестактно, но я мужественно не задавала вопросов, хоть видит Бог, это было нелегко.
— Так откуда вы знаете Светлану Слепченко? — наконец, спросил он самым невинным тоном.
— Как — кую Светлану? — у меня вдруг пересохло в горле: я одновременно перебирала всех моих знакомых и проклинала себя за ложь.
— Та — ак! Я так и думал, что вы врете, — сказал Перов самым пренебрежительным тоном. — А между тем, она ваша подруга, как я слышал. Водолаз Сергей Костров был женат на Светлане Слепченко! Вы ее знаете или нет?
— Ах, Светлана? — почувствовала я некоторое облегчение после такого легкого расклада. — Вот в чем дело! Светка? Я просто не знала ее девичьей фамилии, — сказала я без прежнего энтузиазма, но меня остановил строгий взгляд Перова.
— Детей у них по данным нашего отдела кадров нет, фамилию она не меняла, — слегка вздохнул Перов, видимо, отчаявшись меня перевоспитать. — Механик Михаил Ромашкин женился недавно, на воспитательнице детского сада, жену зовут Любовь Симонова, детей тоже нет.
— А — а! — разочарованно протянула я, — значит, никакой зацепки в прошлом не существует?
— Есть! — со скрытым торжеством сообщил командир. — Есть зацепка! Ромашкин и жена водолаза в Москве прописаны на одной улице и даже дома находятся в одном районе!
— Но это может быть случайностью! — разочарованно вздохнула я.
— Могло быть! А могло и не быть! Наше дело узнать, были ли они знакомы раньше! — я не ослышалась, он действительно сказала «наше дело или мне показалось?» — Конечно, я не уверен в этом! Но можно попробовать проверить! Ну, как? — спросил командир, блестя глазами, как озорной мальчишка.
— Во! — подняла я большой палец вверх.
Мы засмеялись, как будто выпили на брудершафт.
— Я рад, что сумел вам помочь хоть в чем — то! — сказал Дмитрий. — Учитывая все, что нам удалось узнать вместе, я думаю, что с Ромашкиным следует поговорить! Я это беру на себя и прямо сейчас. Вы идите первой, не надо, чтобы нас вместе видели.
Оглядываясь по сторонам, я вышла из каюты и двинулась к себе. Меня просто раздирало от любопытства, к тому же я терпеть не могу ждать. Сначала я привела в порядок свои записи, потом попробовала читать. Затем вынула маникюрные ножницы и стала подстригать свои довольно запущенные ногти. Нет, я, конечно, отношусь с уважением к дамам, чьи ногти ежедневно сияют свежим лаком и даже раскрашены творческими полотнами маникюрно — педикюрных художников. Но у меня это искусство в каком — то вечном загоне. Я пробовала следить за ногтями и красить их лаком, но вышло еще хуже, чем сейчас. Ногти мои в результате всех этих страданий иногда походили на квартиру после евроремонта, а иногда — на российскую школу в самом конце учебного года.
Прошел томительный час безделья, а ногти работой не считаются. Вскоре командир постучал в дверь моей каюты. Он вошел стремительным шагом и по — хозяйски плюхнулся на единственное кресло. Мне пришлось остаться на кровати, где я и сидела до этого, свернув ноги калачиком.
Вот его рассказ в моей вольной интерпретации.
Сначала Перов завел чисто служебный разговор — я могу поверить на слово, что им, в преддверии больших работ на шлюзах, есть о чем поговорить! Я, конечно, поверила и продолжала слушать его монолог, манипулируя маникюрными ножницами в самых волнующих местах рассказа. Потом Перов между делом спросил, где живет Михаил. Тот ответил, что возле сада имени Баумана. «О, — сказал Дмитрий, — прекрасное место, у меня там знакомая жила когда — то, сейчас, наверное, вышла замуж и переехала!» Может, Михаил ее знал? «Может, и знал, — ответил Ромашкин, — а как ее фамилия?» «Ее зовут Светланой Слепченко», — ответил Перов.
И тут Ромашкин выдал себя с головой. Он побледнел, потом покраснел, а потом, замешкавшись, сказал, что не знает ее. И даже хотел уйти. Но потом он ужасно смутился и, как будто что — то вспомнив, сообщил, что знал такую девушку, но давно не имеет представления, где она и что с ней. Одним словом, Перов считает его поведение, как говорится, неадекватным. С этой Светланой, несомненно, связана какая — то история. Девушка, безусловно, соединяет этих двух людей. Но он лично, Дмитрий Перов, сильно сомневается, что Ромашкин способен на убийство.
— Почему? Может, его обстоятельства вынудили? Может, этот водолаз угрожал ему? — это спросила я.
Потому, — ответил Перов, — что он разбирается в людях! К примеру, он сразу понял, что я за человек.
— Ну, и что я за человек? — запальчиво воскликнула я, вскакивая на колени на кровати и принимая оборонительную позу — я собственным носом чуяла приближение новой ссоры, а мой нос иногда меня не подводит.
— Хороший человек, — ответил он, не обращая внимания на столь бурное проявление моих чувств. — Чуткий и самоотверженный.
Я, конечно, растерялась от такой явной лести и, конечно, подумала, что ему что — то надо от меня. Но Дмитрий повел себя тоже неадекватно. Он сказал, что я ему сразу понравилась, но он жутко меня ревновал к Саше Комарову, который принялся за мной ухаживать, а я, я, такая легкомысленная особа, принялась активно принимать его ухаживания.
— И ничего не активно! — закричала я очень и очень возмущенно, решительно засунув ножнички в карманчик свитера.
Пусть не активно, — согласился Перов, — но принимала. В конце концов, он не держит на меня обиды. Он хотел бы, чтобы мы стали друзьями, а может быть, даже чем — то большим.
Я очень удивилась его пламенной речи и хотела спросить, не признание ли это в любви? Но, к счастью, у меня хватило ума промолчать и даже не спорить на этот раз.
Далее он, как и полагается по жанру, рассказал о себе. Оказалось, что у него больная мать, которая много лет лежит парализованной. Он, как преданный сын, уволился с флота и вернулся домой. Но пока он пытался заново устроить свою жизнь, сообразуясь с семейным несчастьем, его жена не стала ждать, чем закончатся все эти перемены, и просто ушла. Она тоже была корреспондентом.
— Почему была? — машинально спросила я. — Она и есть!
Я знала Нину Перову, как преуспевающего журналиста, но никак не связывала ее с Дмитрием.
— Для меня — была! — ответил Дмитрий. За матерью он ухаживает вместе с сестрой, которую я видела, когда она приводила собаку.
