Владимир Болучевский - Танцы в лабиринте
Они выпили и, кокнув крашении об стол, стали их чистить.
- Денис Григорьевич, - съев яйцо, Волков вынул из кармана бумажник, достал из него цветную фотографию и протянул Седову. - Кого вы здесь знаете?
- Ну-ка дай-ка, - тот протянул руку. - Так вот же! - ткнул он в снимок твердым пальцем. - Вот. Это мой связник.
- Кто? - Петр поднялся со стула, обошел стол и наклонился над глянцевым фото.
- Вот этот? - указал он на Славу.
- Да нет, этого я вообще не знаю. Вот она. - И Седов указал пальцем на одну из девушек, в которой Петр узнал Жаклин.
- Она? Вот эта вот девушка?
- Ну да. А кто же еще?
- Так вы же говорили "связник"... А! Ну конечно...
- Так она и есть связник. Когда это... авария когда случилась, она домой за деньгами и пошла, с собой-то у нее мало оказалось. И бугай этот, здоровый, с ней вместе. А я уехал. И все.
- Все. Теперь все ясно.
- А вы что же, не в курсе про нее были?
- Не до конца.
- Разве она тогда... не попалась?
- Попалась. Вот как раз тогда и попалась. Еще как. - Волков вернулся на свое место, налил себе водки, выпил и закурил сигарету.
- И что теперь?
- Теперь вот что... - Петр сделал глубокую затяжку, выпустил дым и задумался. - Значит, так, слушайте меня внимательно. Я вам сейчас дам номер телефона, вы его запишите и позвоните по нему завтра, с самого утра. Понятно?
- Так точно, - кивнул кавторанг.
- Позвоните, с тем, кто вам ответит, договоритесь о встрече и, когда встретитесь, не по телефону - слышите? - при личной встрече только, расскажете этому сотруднику все, что рассказали мне. Ясно?
- Так точно. А... как же вы?
- Обстоятельства изменились. Всего я вам, разумеется, сказать не могу...
- Разумеется, - согласно кивнул Седов.
- Но... они поняли, что их резидент у нас под колпаком. Устроили ему эксфильтрацию. Сеть рушится, и... мне бы очень не хотелось, чтобы вы погибли под обломками. Начинается новая игра.
- Моя легенда? - распрямил спину кавторанг.
- Какая, к черту, легенда... Вы просто расскажете сотруднику, который с вами будет встречаться, свою историю. От начала и до конца. Опустив, естественно...
- Про вас?
- Вот. Правильно. Рассказываете все, от начала и до конца, но про то, что были со мной в контакте, - ни слова. Ясно?
- Так точно.
- Так надо. В новой игре задействованы совершенно иные люди, и... вы, дескать, сами как честный офицер решили доложить о попытке вербовки посредством грубого шантажа. Не с моей подачи, а сами, по собственной инициативе. Чувствуете разницу?
- Понял-понял-понял...
- "Ну вот, обо мне, значит, ни слова. Я, возможно еще буду выходить с вами на связь, но... я же говорил - у нас тоже утечки возможны, нельзя даже исключить возможность существования "крота". Так что это для вашего же блага. Вы докладываете сами, чистосердечно, по своей воле. Далее поступаете так, как вам скажут. Не исключаю, что вас могут использовать как двойного агента. Этим вы окажете неоценимую услугу. Все это... что в вашей посылке, сдадите. Это еще один плюс в вашей позиции.
- Все не смогу уже.
- Почему?
- Там деньги были. Тысяча долларов.
- И что?
- Так прошу... отставить, потратил я кое-что уже. И машина сыплется. Хотел ремонт ей дать.
- Так. Про деньги ни слова. Не передавал вам связник никаких денег.
- А она скажет, что давала.
- Не скажет.
- Точно?
- Точно.
- Почему?
- Не забивайте себе голову.
- Есть.
- Значит, так - звоните завтра, договариваетесь о встрече, затем докладываете. Про меня ни слова, про деньги - тем более. А все остальное четко, искренне, от начала и до конца. Ясно?
- Так точно.
- Все, - Волков поднялся из-за стола.
- А телефон?
- Ах да! - Петр вынул из кармана записную книжку и стал ее листать. - А если спросят, откуда у вас этот телефон, что скажете?
- Скажу, что особист наш, Шарудило, по пьянке дал на всякий случай, еще в прошлом году. А потом забыл об этом.
- Это правдоподобно?
- Вполне.
- Ну что ж... правильно мыслите. Записывайте. - Волков продиктовал номер телефона. - Значит, завтра, с самого утра. Все понятно? Вопросы есть?
- Никак нет. Спасибо вам, Петр Сергеич.
- Не за что, - Волков направился к выходу из комнаты.
Седов встал и вышел вместе с ним в переднюю.
- Вот, возьмите, - протянул он Петру в дверях два ярко-красных пасхальных яйца. - С Богом.
- Спасибо, - Волков положил яйца в карман куртки и шагнул за порог.
Дверь за его спиной закрылась, он стал спускаться по лестнице и невольно вздрогнул, когда из-за закрывшейся двери кавторанга на всю парадную гулко разнеслось:
- А ка-агда уста-а-алая-а падло-одка-а!..
38
Волков вышел из лифта, подошел к квартире Германа и позвонил в звонок. Раздалось звонкое тявканье, затем дверь открылась.
- Привет, - сказал Герман, - заходи. Петр вошел и протянул ему ключи от машины. Потом распахнул куртку и вынул из-за
- пояса обрез.
- Тачка под окном. Ас этим... не надо бы тебе с ним по улицам шастать.
- А я и не шастаю, - Герман запер дверь, взял обрез и положил его на вешалку. - По улицам.
- Через открытую дверь Волков увидел сидящих на кухне у стола Элис, Адашева-Гурского и Жаклин.
- Ну как там у вас? - взглянул Петр на Германа. Как она?
- Да как... а никак. Только на Лизу и откликается пока. Кто ей это в башку вбил?
- Леон. Эффект запечатления. Она же как цыпленок новорожденный там, около метро, была. Тот, когда из яйца вылупится, кого первого увидит, с тем себя и отождествляет. Увидит утку, считает, что он утенок. Увидит собачку, считает, что тоже собачка, бегает за ней как щеночек. Леон, очевидно, первый с ней заговорил после того, как у нее мозги включились. Вот она теперь и Лиза.
- Если .так и дальше будет, ей же там в Америке даже гринкарту не выдадут.
- Ну вот еще. Отождествят уж как-нибудь, идентифицируют. Ее нужно в привычную среду засунуть, и чтоб на ее родном языке все вокруг говорили. Глядишь, и вспомнит себя.
- Да ладно, шучу я. Пойдем? За Светлое Христово Воскресенье? Они вошли на кухню.
- Держи, - Петр подал Гурскому его бумажник и ключи от квартиры.
- Слава Богу... Наконец-то хоть домой можно попасть, - Александр убрал их в карман. - А то мотаюсь по чужим углам. Аж с четверга. Просто как лишенец какой-то.
Герман открыл холодильник и достал из него бутылку водки.
- Присаживайся, - кивнул он Волкову на стул.
- Да я, в общем-то, на минутку.
- Но рюмашку-то всяко хлопнешь?
- Ну давай, - Петр присел к столу.
- Видишь, как у нас все ловко совпало, - Герман отвинтил пробку, - и праздничек сегодня, и Жаклин нашлась. Все живы и... почти здоровы. Все в порядке. Грех не выпить. Разве нет?
- Мне глоточек, Гера, - сказал Гурский, - чисто символически.
- Как скажешь, - Герман плеснул ему на донышко и взглянул на Жаклин: Джеки, вам я тоже чисто символически, да? Мало ли что... а мне отвечать потом.
Она задумчиво тронула рукой свою рюмку, вздохнула и подняла на Германа скорбный взгляд громадных синих глаз:
- Не надо маму парить...
Элис подавилась бутербродом и закашлялась. Гурский переглянулся с Германом и похлопал ее ладонью по спине.
- Спасибо,- сдавленно выдохнула Элис Раен.
- М-да... - крякнул Волков. - Однако. "Вот оно, - Петр бросил взгляд на печальные черты сидевшей с потерянным видом девушки. - Вот оно, Петя, лицо врага. Господи ты Боже мой..."
- Все чокнулись и выпили.
- Ребяточки...- поднялся Гурский,- а пойду-ка я домой.
- Пошли, - присоединился к нему Волков. - Я тебя закину.
- Ну, как знаете, - Герман вышел из-за стола.
- Счастливо, - кивнул Адашев-Гурский Элис и Жаклин. - Не грустите тут, все обойдется.
- Да, конечно, - Элис взглянула на него и чуть пожала одним плечом.
- Пока, - кивнула Жаклин.
Гурский снял в прихожей с вешалки свою куртку, надел ее, и они с Волковым вышли из квартиры.
- Да, Гера! - обернулся на площадке лестничной клетки Александр. - Я чего приходил-то... Мы на рыбалку к Ваське в Лимовку едем или нет?
- Ой, Сань, даже и не знаю пока, - задумался тот. - Давай созвонимся, а?
- Ну давай. Всего доброго.
- Счастливо. Герман закрыл дверь.
39
- А что с тем хмырем, ну... который с Кирочной? - Гурский забрался в джип и достал сигареты. - Ты же так ничего толком и не рассказал. Почти.
- А что с ним... - Волков выруливал со двора. - Ничего. Отпустил я его. Что мне с ним делать? И потом, он, если уж так разобраться... ну что он такого сделал? А натерпелся...
- А не хрен с говном дружить.
- Да видишь ли... Он, собственно, ни с кем особо и не дружил. Ну принял у себя в доме Парфена некоего, приятеля, с которым сидел. Они с ним там, на зоне, что называется, "ели вместе". Ну так... а как не принять-то? Что ж он, пидарас какой? Все правильно. Жить у себя оставил. Это он вам грузил, что снимает, мол, у него кто-то комнату, а кто-что, дескать, он и знать не знает. А что ему, с другой стороны, вам еще говорить?
- Ну да.
- Вот. Парфена у себя оставил, а дальнейшее от него уже и не зависело.
