Игорь Христофоров - Бой без правил (Танцы со змеями - 2)
- Не может быть! - снова повторил он. - Понимаешь, я видел миллион инсценировок, но чтобы для одной встречи еще и перепланировать квартиру?!
- Но она действительно перепланирована, - не стал поддерживать изумление друга Славка. - По просьбе будущего хозяина, звезды "эстрады". И отделочные работы в квартире еще не закончены. Кухня и одна комната еще не вылизаны.
- А рабочие?
- Каждый день трудятся, но,.. - сразу упредил вопрос Иванова, - в тот день, когда ты посетил ее, они весь день томились в родном тресте в очереди за зарплатой... Ну что: в складчину? - полез он в карман брюк, неудобно задирая полу кожаной куртки.
- Нет, сегодня ставлю я. За такие новости полагается "Абсолют".
- С черной смородиной? - встав, начал оправлять куртку Славка.
- С черной. Чтоб жизнь не такой горькой казалась... Только просьба: скажи жене, что брали за твои деньги. Идет?
- Едет...
_
10
На город надвигалось что-то черное-черное. Но Майгатов, оглянувшись и вобрав в себя взглядом страшную смоляную полосу над зубчатым контуром домов, почему-то ощутил, что эта чернота надвигается лишь на них двоих.
- Что это? - заставил вопросом он и ее обернуться.
- Где? А-а, это ерунда - снегопад будет. Наверное, сильный. А в Севастополе что: снегопадов не бывает?
- Очень редко. Где-нибудь в феврале. А на Новый год почему-то всегда дождь идет.
Они только что вышли из подъезда жилого дома, в одной из квартир которого за бронированной дверью без всяких вывесок скрывался офис фирмы. Третьей по счету в их длинном списке.
Их так долго не пускали вовнутрь, что Майгатов уже подумал, что это именно то, что они ищут. Но когда после щелчков, похожих на клацания винтовочным затвором, дверь тяжело, без особого желания все-таки открылась, и они шагнули в офис якобы за прейскурантом их товаров, то ощущение понемногу испарилось. Во всех комнатах бывшей коммунальной квартиры до того сильно, дурманяще пахло чаем, что не могло быть сомнений в том, чем торгует фирма. Да и лица тех, кого они увидели, совсем не походили на физиономии людей с яхты.
Они с Леной с умным видом постояли в складе, бывшей явно самой большой комнате коммуналки, понюхали образцы, забрали прейскурант и с облегчением покинули офис. Хорошо еще, что здесь был лишь чай. В предыдущих двух фирмах - автомобильные шины и стиральные порошки. Они таких ароматов не излучали.
- А что продает твоя фирма? - спросила после третьей неудачи Лена.
"Наркотики", - хотел сказать, но не решился.
- Разное.
- Понятно, - ответила она. - Больше на сегодня не успеем.
- А завтра как?
В голосе явно была просьба.
- Как говорил Пятачок Винни-Пуху: "До пятницы я совершенно свободен." Только завтра все-таки не получится.
- Почему?
Он опять оглянулся на черную стену. Наверное, так же выглядит волна цунами перед тем, как обрушиться на беззащитный берег.
- Завтра - воскресенье. Хорошо хоть эти фирмы в субботу работали.
- А если просто встретиться, без всяких поисков?
- Опять в начале седьмого? - с усилием зевнула она, прикрыв рот красными от холода пальчиками.
- Нет, в шесть.
Он взял эти хрупкие пальчики в свои нагретые в карманах руки, прижал к груди.
- Не получится. Повторяю: метро открывается в полше...
- Я на такси приеду.
- Их больше нет в Москве.
- Совсем?
- Я читала, что тысячи две есть на весь город. Ночью, наверное, еще меньше.
- Ну-у, это... частника поймаю.
- Не надо. В полшестого еще темно, опасно...
- Когда есть ты...
- ...то что?
- ...то светло и не опасно.
"Опасно-о-о-о", - эхом под долгий, пьянящий поцелуй отдалось в голове, и это протяжное, тоскливое, плывущее вдаль и все никак не исчезающее "о-о-о" стояло в ушах, пока он не оторвал свои шершавые губы от мягких лениных.
- Я люблю тебя, - сказал кто-то другой за него. Сказал голосом, который он никогда не слышал.
- Кактус, - ласково провела она пальчиком по его усам.
- А ты меня... любишь?
Наверное, даже если бы захотел, прежним, обычным голосом это бы не произнес. Нужно было что-то изменить в себе, выпустить на свободу из дальних, потаенных глубин души такого Майгатова, который бы решился произнести, кажется, самые обычные, так много раз другими проговоренные слова.
- Все равно кактус.
- А ты...
- Конечно... Люблю, - так тихо произнесла, что он и не поверил. Да и Лена, сама не поверив сказанному, повторила чуть громче: - Люблю... Еще там, в Йемене...
- И я... Еще в больнице, когда ты...
И не вспомнил, когда же он ощутил то, что, возможно, и называется любовью. А, может, и не было той минуты, секунды, того мига, когда вспышкой вошла она в него, а просто медленно накапливалась, накапливалась и кольнула в сердце тогда, когда он уже не мог не заметить этого сладкого укола.
- Знаешь, ведь мы - одной крови, - так же тихо, как еще недавно слово "люблю", произнесла она. То ли тоже, как и Майгатов, не могла в эти минуты говорить своим обычным голосом, то ли нельзя было после самого важного слова в жизни говорить громче. - Первой, резус - отрицательный.
- Иначе и быть не могло, - уверенно сказал он.
- Правда? - дохнула она снизу.
Тонкое, непрочное облачко пара изо рта подсказало, что холодает. И очень резко. Наверное, черная волна, которую он ощущал спиной, гнала перед собой холодный, новый воздух.
- Идем ко мне, - сказала и испугалась собственной смелости. - Чаю попьем, - поспешно исправилась. - Мама как раз на дачу уехала.
- Пойдем.
Из узких переулков центра, как из сложного лабиринта, он бы не выбрался до утра. Но Лена чувствовала себя в них, словно рыба в воде.
Через темные, тоннелями проложенные под домами, арки они попадали во внутренние дворики, входили в подъезды, а выходили с черного хода в другие внутренние дворики, а из них опять через арки попадали на улицу, к которой в обход шли бы полчаса. И опять арки, дворики, подъезды...
- Ты мне про свою новую работу так и не рассказала, - вспомнил он.
- Примета такая, - манерно качнув головой, попыталась она уклониться от ответа.
- И какая же?
- Ну, не хвастаться до того, как получится.
- Это не примета, - махнул он рукой.
Уж на что на флоте на любую ерунду существовала примета, но не такая же! Там не брились перед стрельбой в полигоне, не пускали женщин на борт, "обмывали" награды, в том числе и медальки за выслугу лет, только в железных кружках, и только в "шиле", трижды стучали по деревянному, чтобы сказанное сбылось, но утаивание в число примет не входило.
- Так все же?
- Я и сама толком не знаю. Мне Эдик раз пять звонил. Уговаривал все.
- Эдик - это...
- ...одноклассник.
- Да, вспомнил, - Ленина мама говорила об этом.
Надо же: беседовал с ней о Лене, а запомнил такую ерунду. И вдруг кольнуло: а не из-за этого ли Эдуарда уехала она в Йемен, не он ли - ее старая неразделенная любовь?
- Хороший парень?
Она остановилась. Не поворачивая к нему лица, попросила:
- Юра, не нужно об этом.
- Да чего ты! Я же не о нем, а о работе. Не подведет?
- Нет, - твердо сказала она. - Вот в этом не подведет. Он - человек дела.
- "Новый русский"?
Нет, он уже заочно, не видя в лицо этого Эдуарда, его не любил. Она приняла термин не как ругательство, а, скорее, как похвалу.
- Еще нет, но он стремится им стать. И, наверно, станет. Он целеустремленный.
- Работа такая же, медицинская?
Он никак не мог вспомнить, спрашивал он об этом или нет. А если спрашивал, то, видимо, очень не хотел, чтобы Лена ушла из медицины. Может быть, потому, что тогда она бы изменилась в его представлении. Это была бы уже не та пахнущая лекарствами, в белом халатике, чистая и лучезарная Лена.
- Наверно, нет. Он точно не говорил. Сказал, что будут поездки в Италию, Штаты. Я думаю, это что-то коммерческое. Сейчас самые большие деньги там и в банковской сфере.
"Да конечно! - мысленно не согласился Майгатов. - У мафии самые большие деньги".
- Вот и пришли. У нас - свет. Наверно, мама на дачу не уехала.
Будущий приятный чай превращался чуть ли не в официальное мероприятие.
- Знаешь, Леночка, мне еще нужно к одному знакомому заскочить, соврал он. - И в свое Измайлово до последней электрички успеть.
- А завтра? - как-то печально спросила она.
- В шесть утра! Как договорились. Звоню по стойке "смирно".
- Я буду, очень буду ждать.
Привстав на цыпочки, она поцеловала его под усы и пошла к своему подъезду. С крыльца помахала. Он ответил ей таким же помахиванием и, когда она нырнула за громко, яростно хлопнувшую дверь, еще раз мысленно укорил себя за то, что соврал Лене.
Но он не мог, просто не мог сейчас стоять рядом с ней, потому что ощущал между ними этого ни разу не виданного им Эдуарда. Почему-то он представлялся ему высоким, стриженным под бокс и в красном пиджаке. Может быть, потому, что он не любил всех, кто носит красные пиджаки.
11
Мишка обрадовался его приходу, как может радоваться лишь собака вернувшемуся хозяину. Забегал вокруг, заелозил словечками, по-лакейски помог снять куртку, несмотря на протест Майгатова.
