Алексей Макеев - Отель с видом на смерть (сборник)
– Хорошо, не смею вас больше задерживать, – сдерживая улыбку, произнес Максимов. – Спокойной ночи, господа. А мы еще поработаем, если нет возражений. Сан Саныч, распорядитесь, чтобы нас впустили в комнату Юли.
Горенка невзрачная. Голубенькие обои. Шкаф для форменной одежды, комод. Гладильная доска. Шикарный гелиотроп на окне, усеянный лиловыми цветами и издающий густой аромат. Постель хранит вмятину от мертвого тела «чисто столичной закваски». Тумбочка сдвинута – Юля зацепила, прыгая через кровать. Ковровая дорожка также смещена. Тщательный обыск не принес желаемого результата – строфантина не было. На всю аптечку – порожняя упаковка анальгина, коробочка со смектой, флакончик йода да биопарокс – аэрозоль от ангины – практически пустой, в чем немедленно и убедился Вернер, направив пшикалку себе в горло.
– Информация к размышлению, коллеги, – скривился Вернер. – В Англии входит в моду употребление спиртного через ингалятор. Мгновенное опьянение, похмелья практически нет, печень не страдает.
– Ты к чему? – спросила Екатерина.
– Просто, – пожал плечами Вернер. – Голос разума.
Но одну интересную вещь сыщики все же обнаружили. За шторой в трех шагах от кровати действительно кто-то стоял! Вытирать пыль с собственного подоконника у горничной, вероятно, не хватало ни сил, ни рвения, ни мужества. Закуток закрытый, все равно никто не увидит. На торце подоконника пыли меньше, чем на самом подоконнике, но она там есть. Осмотр с лупой убедительно показал – совсем недавно чье-то мягкое место соприкасалось с подоконником!
– Вот так номер, – присвистнул Вернер. – Молодец, девочка. Не соврала. Надо бы с ней подробнее поговорить, оживить, так сказать, ретроспекцию.
– Я бы очень удивилась, оставь ты Юлю в покое, – хищно улыбнулась Екатерина. – Разговаривать будешь с Пузырем и душкой Шалевичем, а с Юлечкой я сама поговорю.
– Не отвлекайтесь, коллеги, – сказал Максимов. – Исходя из предположения, что за шторой стоял убийца – а иного допустить пока не можем, иначе совсем запутаемся, – получается, что у Надежды Борисовны превосходное алиби. Юля сразу побежала к ней. Вряд ли она могла выскочить из-за шторины, просочиться в форточку и пробежаться по карнизу до своей комнаты. Нет там никакого карниза, я посмотрел.
– Это плохо? – посочувствовал Вернер.
– Не знаю, – Максимов пожал плечами. – Не думал еще.
– А тебе не приходило в голову, что если у человека безупречное алиби, он, может статься, ни в чем не виноват? – едко осведомилась Екатерина.
– Вот именно, – засмеялся Вернер. – Каких только казусов не случается в криминалистике.
– И еще один нюанс, – повысил голос Максимов. – Убийца проник в комнату, когда горничная принимала душ. Откуда он мог знать, что в этот момент она будет в душе? Объясните, пинкертоны.
– Он мог и не знать, – пожал плечами Вернер, – прикончил бы обоих.
– Но не прикончил же. Дождался, пока горничная поднимет крик и умчится, после чего ускользнул, имея в запасе секунд двадцать.
– В воздухе растворился, – понятливо кивнула Екатерина. – С одной стороны бежит Коржак, с другой – Надежда Борисовна с Юлечкой…
– Хорошо, не двадцать секунд, – допустил Максимов, – десять. Есть подсобка, есть комната второй горничной…
– Есть отличный повод заподозрить в убийстве горничную, – оскалился Вернер. – Послушай, Константин Андреевич, а тебе не приходило в голову, что продажный мент Косаренко в отношении ангелочка Юли не совсем уж не прав?
– Приходило, и не раз, – согласился Максимов. – Предлагаю интересную тему, коллеги. Допустим, у убийцы обширные планы. Он знает, что Ухватов никого не выпустит с территории и потому может спокойно планировать работу. Кого убьют в дальнейшем?
– А мы откуда знаем? – вразнобой воскликнули коллеги.
– Хотелось бы, не нас, – добавила Екатерина.
– Безусловно. Хорошо, зайдем иначе. Город прибирают к рукам чужаки – злые и беспринципные люди. Китайцы, другая группировка, не суть. Кто из оставшихся усидит на престоле?
– Ухватов точно не усидит, – сообразил Вернер. – Ты прав, Константин Андреевич. Ухватов – первый кандидат на вылет. Оттого и хочет все знать.
– Но если он чувствует опасность для своей жизни, какого черта выделывается? – возмутилась Екатерина. – Прыгай в лимузин, и под охраной – до дому. Какое-то время проживешь.
– Вот именно – какое-то время. Им не нужно время. Им нужно всегда. Или пропади оно пропадом. Сложная философия, Катя. Ставки больше, чем жизнь, понимаешь?
– Косаренко тоже не усидит, – продолжал размышлять Вернер. – Быстренько слепят из него «оборотня» – причем вполне заслуженно – и отправят с половиной управления за решетку. А вот бандит и вор… – Сыщик изобразил неопределенный жест. – Не знаю, что с ними произойдет и насколько они заинтересованы в сохранении статус-кво… Бандит Шалевич, возможно, удержит позиции – не думаю, что новые хозяева начнут правление с кровопролитной войны. Но разрешат ли ему сидеть до наступления естественной смерти? Казино, наркота, махинации с топливом – кто упустит эти лакомые кусочки? То же касается и вора. Пузырь курирует местные зоны, а многие кормятся у этого корыта. Цех по производству контрафакта на зоне номер восемь, накрытый в прошлом месяце, – как вам нравится? Зэки организовали? Да ни в жизнь. А значит, бери все руководство зоны за шиворот и уверенно веди в тюрьму… Постой, Константин Андреевич, – спохватился Вернер, – полагаешь, кто-то из участников совещания ведет двойную игру?
– Я этого не исключаю, – задумчиво произнес Максимов, – сволочи знатные. Но не станет он убивать собственными руками. Не тот уровень. Работать надо, коллеги.
– Спать надо, Костик, – мягко поправила Екатерина. – Ты на часы когда в последний раз смотрел?
4
Он проснулся в три часа ночи. Повертелся с боку на бок, потянул за ниточку бра и постиг, что это стены давят. Слишком близко одна от другой. Не дают уснуть. Сполз с кровати, босиком прошлепал на кухоньку. В холодильнике отыскал творожную массу от «Даниссимо» – потребил. Заорать на пике вдохновения и с ревом выбежать на улицу желания как-то не почувствовал. Сделал кофе по-гречески (с холодной водой) – отправил вслед за творогом. Прошлепал в комнату, сел на кровать.
По крыше барабанил дождь – монотонная, заунывная дробь. Маринка в тридцати верстах от этой глухомани тоже, поди, ворочается, от крана к унитазу курсирует, от кровати к кухне. Страшновато одной в трехкомнатной квартире – как бы ни храбрилась. Маша – в бессрочной командировке в столице нашей родины – постигает азы цивилизованного рекламного бизнеса и, вероятно, неплохо себя чувствует. Ни одного звонка за четыре дня.
За стеной коллеги посапывают – этих точно с городом ничто не связывает: детей не держат, цепями брака не обзавелись. Дети – это сложно, убеждена Екатерина. А Вернер любит говорить, что, если жизнь лишить счастья, радости, удачи, останется лишь горький смысл, а это скучно. И вообще, в Сомали когда-то существовал справедливый закон: жениться дозволялось лишь тому, кто убил человека. «А я еще не вырос, – удрученно разводил руками Вернер. – По сусалам бил, челюсти ломал, а убивать не доводилось»…
Накинув куртку, натянув ботинки, Максимов вышел из дома. Дождь пошел на спад – молотило реже и слабее. Постояв на крыльце, хлопнул по лбу, чертыхаясь, вернулся, окатил себя «Москитолом», стоящим на тумбочке (оттого и не кусают), и, забыв глянуть в зеркало, поволокся обратно.
Пока курил, стоя на крыльце, дождь закончился. Свежесть царила какая-то негородская, давно забытая. Громада дома довлела над поляной. Окна не горят, лишь портал и колоннада подрагивают в желтоватом свете. Россыпь фонариков, стриженый бульденеж у подъездной дорожки. От колонны отделился охранник, постоял на ступенях, прикуривая, медленно сошел на аллейку, отправился в обход дома. Долго же ему ходить… Максимов гнал прочь мысли об убийстве. Волнует ли его теневая власть в городе и ее нелегкая судьба? Интриги, разводки, сведение счетов? Нужно о себе подумать. Слова Ухватова нисколько не убеждают – судьба агентства «Профиль» по завершении дознания (а итог дознания неважен) покрыта мраком неизвестности. Неплохо бы продумать вариант отхода.
Он мысленно прикинул размеры усадьбы. Поляна метров полтораста в обхвате (хороши объятия!). Ограда подступает плотно к лесу, – значит, метров на шестьсот это удовольствие тянется. Ворот как минимум двое. Не будут слесарей и прочих монтеров пускать парадным входом.
За флигелем никто не наблюдал (он почуял бы). Максимов выбросил окурок и скользнул с крыльца.
Стараясь избегать освещенных зон, он неспешно обошел главные ворота (две башенки с фривольными наличниками, витые створки, зевающие лбы), оставил справа парковку и погрузился в заросли акации и кленов, успешно маскирующие двухметровую ограду…
