Рауль Мир-Хайдаров - Двойник китайского императора
Как мог поверить в такое нормальный человек! Не верил и Пулат Муминович. Сейчас, когда на-ступил час возмездия за развал, растление партии и народа, выясняется, что ничего не придумано, ни одной детали, все, к сожалению, так и было.
Многое теперь выясняется, становится достоя-нием гласности, но даже доказанное, появившееся в прессе, кажется диким, абсурдным, ирреальным. Как старались перещеголять друг друга Тилляходжаев и Арипов, на что только не пускались!
Например, об аксайском хане не создали худо-жественного произведения, а о Наполеоне успел вый-ти в республике роман и на узбекском и на русском языках. И отдельным изданием, и в двух журналах, да и в Москве в одном уважаемом издательстве очень старались угодить, спешили, да не успели на какой-то месяц -- арестовали Анвара Абидовича, и тираж пошел под нож. Очерки в газетах, журналах, пожалуй, в счет не шли -- разве только в крупных изданиях в Москве за эти материалы платили щедро. Одной бойкой журналистке за дифирамбы аксайский хан подарил бриллиантовое кольцо. Хотя и щедрым казался Акмаль-ака борзописцам, бухгалтерию на всякий случай он вел четко: где куплено, что куп-лено, когда и кому подарено, за какие услуги, и счет из магазина подклеивался. Сохранился товар-ный чек и на бриллиантовое кольцо для персональ-ной журналистки.
Но зато фильм о себе Арипов снял раньше, чем заркентский секретарь обкома. Постарались узбекские кинематографисты на славу: чего стоит одна крутая сцена, когда в пургу прямо в пропасть гонят отару, а аксайский хан, якобы спасая народное добро ценой своей жизни, стоит на краю обрыва и успевает ух-ватить одну обезумевшую овцу. Впечатляет сцена! Правда, документалисты не показывают отару, спе-циально загнанную в пропасть для выразительности кадра. Снимали четыре дубля -- Акмаль-ака никак не мог эффектно ухватить бедное животное. Но в конце концов, когда от отары остались рожки да ножки, нужный кадр получился -- сам Феллини по-завидовал бы!
Долго не мог успокоиться Наполеон, узнав, что и на экране запечатлел себя Арипов, и срочно стал искать подходы к кинодеятелям в Ташкенте. Но не тут-то было: вежливо, но отказали. Наверное, Ак-маль-ака позаботился, чтобы не рекламировали кон-курентов. Но не зря Анвар Абидович три года учился в Москве -- помогли друзья: прикупленные на деньги Верховного, вывели на студию Министерства обороны.
"Это тебе не местная ариповская самодеятель-ность", -- похвалялся Тилляходжаев приятелям. И фильм заказал о себе более интеллектуальный: не стал загонять баранов в пропасть, хотя кто-то подал идею, в пику Арипову, гнать в ущелье табун лошадей. Но кони не овцы, могли и затоптать, потому и при-шлось отказаться, хотя Наполеон и очень сожалел. Сценарий написала Шарофат, и весь фильм озвучен ее стихами -- хорошо дал заработать своей любовнице Анвар Абидович, опять же за счет государства.
Если узбекские кинематографисты, не уложив-шись в смету, получили щедрое финансирование аксайского хана, то секретарь обкома себе этого позволить не мог. Он просто-напросто снял 287 тысяч, отпущенных области на культуру для сель-ских жителей, и финансировал фильм о себе, назвав его скромно "Звезда Заркента". Хлопкоробы, у ко-торых украли почти триста тысяч, не успели увидеть киношедевра Шарофат -- единственными его зрите-лями оказались следователи по особо важным делам из Прокуратуры СССР, занявшиеся художествами секретаря обкома.
Пулат Муминович хорошо знал, да и кто этого не знал, что и Тилляходжаев, и Арипов -- люди, при-ближенные к Верховному: они часто встречались, и, как утверждала молва, он чуть ли не ежедневно го-ворил с ними по телефону. Отчего же оказался так слеп и глух "отец нации" -- ведь он еще считался и "инженером человеческих душ", слыл известнейшим романистом, его книги роскошно издавались мил-лионными тиражами. Да потому, вероятно, что сам мало чем отличался от соревнующихся вассалов, но у него, надо отдать должное, и уровень был выше, и масштабы иные, государственные.
Поднаторев на приписках хлопка, он не гнушался втирать очки на чем угодно. Нужно было к какой-то дате рапортовать о пуске обогатительной фабрики в Ангрене, где запланирована и линия по добыче золота, -- он и рапортовал. Правда, карьеры для ком-бината только закладывались -- не беда: привезли тайком из Марнжанбулака два состава руды и от-лили к юбилею килограммов десять золота.
Красивая пирамида высилась на столе президи-ума в день открытия -многие глаз не могли ото-рвать, бдили и люди из госхрана.
После пышных речей вручили им опечатанный "дипломат", загруженный кирпичами, а золото пода-рили "отцу нации" на память. Из того золота Вер-ховный заказал искуснейшему ювелиру по особым чертежам две театральные сумочки. Специалисты оце-нили работу кудесника по сто тысяч каждую. Одну сумочку секретарь ЦК подарил жене вождя, а другую собственной супруге -дарить так дарить! Эксперты утверждают, что ни у Екатерины II, ни у королевы Англии подобного ридикюля не было, -- знай наших!
Слышал Пулат Муминович вести и пострашнее о художествах Наполеона и Арипова и опять же не принимал на веру: уж слишком смахивало на байки о диком Западе, да и прослеживался почерк итальянской мафии, хотя присутствовал и местный колорит.
Рассказывают, что некий Абрам Ильич, препо-даватель одного из вузов республики, частенько по-падал в вытрезвитель, -- имел он слабость к спирт-ным напиткам. Человек тихий, интеллигентный, он исправно платил за милицейский сервис, не дебо-ширил. Иногда обходилось и без штрафа -- звонили из высоких инстанций, и загулявшего доцента на той же машине, с почетом, доставляли домой. Но с годами у доцента стал портиться нрав.
-- Знаете, кто я такой?! Узнаете -- ахнете! -- стал говорить он своим старым знакомым, работникам медвытрезвителя, знавшим преподавателя как род-ного: и какое белье он носит, и какие носки пред-почитает, и чем похмеляется по утрам.
Однажды пожилой майор, начальник этого спец-учреждения, устав уговаривать расшумевшегося Аб-рама Ильича, сказал: ну ладно, расскажи нам, кто ты.
Абрам Ильич, поддерживая одной рукой спада-ющие штаны, ремень на всякий случай там отби-рают, ткнув в потолок указательным пальцем с мас-сивным перстнем, гордо произнес:
-- Я двадцать четыре раза доктор наук и сорок восемь раз кандидат!
Двадцатичетырехкратному доктору наук майор самолично налил рюмочку из личных запасов и уложил спать.
В следующий раз Абрам Ильич вновь стал до-казывать, кто он, и снова майор согласился выслу-шать распетушившегося клиента -- выговорившись, доцент шел мирно спать.
Так случалось несколько раз подряд, но каждый раз Абрам Ильич набавлял себе число докторских степеней, и майор однажды, не выдержав хвастов-ства, пренебрежительно махнул рукой и сказал:
-- Меньше надо пить, Абрам Ильич: прошлый раз вы говорили, что двадцать шесть раз доктор наук, а сегодня уже двадцать восемь!
Как взорвался тут обычно спокойный доцент!
-- Да, -- сказал он, -- за эти три месяца по моим докторским диссертациям защитилось двое, оттого и двадцать восемь! -- И, словно протрезвев от гнева, назвал темы диссертаций и кто по ним защитился.
Диссертации у Абрама Ильича оказались самые разные, но в основном по обществоведению -- пре-валировала тема дружбы народов, варьировалась она в семидесяти вариантах. Имелись и труды по ли-тературоведению: положительный герой современной прозы, поэзии, драматургии, или тема труда в прозе, поэзии, драматургии, или национальный характер в прозе, поэзии, драматургии.
Отдельную полку занимали докторские и кан-дидатские диссертации по произведениям Верхов-ного, но эти труды Абрам Ильич давал не всякому -стоили они дороже всего.
В огромной, довоенной постройки, квартире до-цента две комнаты до потолка были уставлены дис-сертациями на все случаи жизни, все -- строго по темам, одних каталогов насчитывалось двадцать че-тыре. Надежный, не знающий перебоя и простоев научный конвейер. Если требуемая диссертация от-сутствовала у Абрама Ильича, он тут же связывался с коллегами по научному бизнесу в Москве, Ле-нинграде, Киеве, Тбилиси, Новосибирске, и научный труд через неделю приходил авиабандеролью. Фирма работала четко, оперативно.
Такие разговоры возникали несколько раз, и ос-торожный майор вынужден был предупредить тех людей, о чьих научных трудах ведутся любопытные дискуссии в вытрезвителе. Абраму Ильичу жестко посоветовали держать язык за зубами, и доцент не только замолчал, но с год не попадал в гости к майору. Но потом опять случился какой-то срыв, и все повторилось снова, и на этот раз Абрам Ильич распинался друзьям-собутыльникам по па-лате о докторской, написанной за секретаря обкома; хвастнул, что от него же поступил заказ на док-торскую для жены начальника ОБХСС области ко дню ее рождения.
Через день после того, как тридцатикратный док-тор наук упомянул о диссертации Наполеона, его сбил тяжело груженный самосвал. Машину со щеб-нем оставили на месте преступления. Пулат Муминович знал подробности трагедии, потому что грузовик оказался угнанным из гаража автобазы его района. То, что машину угнали специально для убийства, у следователей сомнения не вызывало, настораживало другое: почему не нашли транспорт поближе или в самом Заркенте. Очень деятельное личное участие в расследовании преступления при-нимал полковник Халтаев, но угонщика-убийцу так и не нашли. В конце концов, как и рассчитывали, списали смерть на дорожно-транспортное происше-ствие и на то, что Абрам Ильич, как обычно, был пьян, хотя вдова уверяла, что он уже три дня не брал в рот спиртного, страдая болями в желудке. Боли болями, но экспертиза установила наличие алкоголя в крови и желудке погибшего, могли и влить бутылку водки -- типичный прием, когда со-вершают преднамеренный наезд...
